Импровизация на тему любви

— На себя? Мне кажется, по отношению к себе ты поступила честно.

— Понимаешь, моя мать считает меня неудачницей, поскольку в моем возрасте у меня еще нет семьи, детей. Моя мать так устроена, и я ничего не могу с этим поделать. Но ее отношение ко мне заставило задуматься над тем, что за свою жизнь я не сумела сделать ничего такого, что могло бы показать ей: не иметь семьи еще не значит потерпеть неудачу… Я видела, как мать смотрит на меня, как ей было стыдно за меня перед ее приятельницами… Она до сих пор стыдится меня. А мне было стыдно за нее. Я не должна была позволять своим близким относиться ко мне так, как они относились, но злиться при этом я должна была только на саму себя. Я позволила им навязывать мне их мнение, я тебе уже говорила об этом. И я переживала разрыв с Паоло как свой полный провал, потому что не смогла поступить так, как поступила бы моя мать. Мне тоже было бы приятно провести оставшуюся жизнь рядом с близким человеком, но я не могу это сделать с тем, кош я не люблю, с кем соглашаюсь жить лишь за неимением лучшего. Это как серебряная медаль. Я знаю массу людей, которые согласны на серебряную медаль, на второе место в розыгрыше — только бы не одиночество. Знаешь, Джакомо, брак до сих пор является устойчивым признаком социального статуса — вот почему люди придают ему такое большое значение: когда женщина говорит «я замужем», это звучит как «я добилась своего в жизни», а когда женщина отвечает, что она «живет одна», то люди думают, что ей еще надо устроить свою жизнь. Я смотрю на своих подруг одни выходят замуж, потому что не хотят быть честными по отношению к себе, другим не хватает стойкости, и они просто ломаются, третьи привыкли довольствоваться малым… А потом они же смотрят на тебя как на ущербную. Не все, но многие. К черту биологические часы, к черту положение в обществе! — последнюю фразу Микела, смеясь, отчеканила как лозунг.

А ведь она права, пусть и не все женщины так поступают, но я встречал многих, которым просто надо было выйти замуж, и кто был под рукой — того они и брали.

Помолчав минуту, я обратился к ней:

— Микела, я должен спросить у тебя одну вещь. Ты согласна выйти за меня замуж?

Она приподняла голову от моей груди и удивленно посмотрела на меня:

— В каком смысле?

— В том смысле, что в оставшиеся нам дни, вместо того чтобы считаться женихом и невестой, мы поженимся. А потом расстанемся в тот день, который уже назначили. Мы сами решим, где и как мы устроим свадьбу, сами придумаем свадебный обряд. Это как продолжение игры. Что скажешь? Если ты выйдешь за меня, я научу тебя свистеть.

— Скажу, что согласна. Я буду рада выйти за тебя замуж на четыре дня, разумеется.

— Может быть, ты хочешь, чтобы мы устроили свадьбу прямо сейчас, в Центральном парке?

— А почему бы и нет… Постой, если хочешь, идем, я покажу тебе одно место. Это даже не парк, а так, крошечный скверик. Я часто туда хожу. Мне было бы приятно устроить там свадьбу, если ты не будешь возражать.

— Да не надо мне его показывать, я доверяю твоему выбору.

— Вот увидишь, тебе понравится… Только давай поженимся завтра, не сегодня.

— Почему?

— Потому что я хочу прийти домой, выбрать платье, лечь спать с мыслью о том, что завтра я выхожу замуж.

— Правильно. Нам нужны свидетели? Кого бы ты хотела выбрать свидетелем?

— Не знаю, надо подумать Мне бы хотелось, чтобы свидетелем был… Данте.

— Кто, кто? Мой лицейский товарищ, этот зануда?

— Да нет, Данте Алигьери…

— А, вот кто… А я подумал… ладно, неважно.

— Или Пабло Неруда, или Вирджиния Вульф, или Моцарт… или самый мужественный в мире мужчина, Став Маккуин [7]. Мне надо подумать. А ты кого?

— Не знаю, сейчас никого не могу назвать.

— А в котором часу мы устроим свадьбу?

В десять? А потом пойдем завтракать.

— О’кей.

Я сразу же позвонил Сильвии, чтобы оставить ей сообщение на автоответчике, но, как ни странно, ее телефон был включен, и после нескольких звонков я услышал что-то похожее на «алло».

— Ты почему не спишь, ведь уже поздно?

— Я забыла выключить телефон.

— Извини. Я просто так, я тебе завтра позвоню. Я хотел только сказать, что завтра женюсь. Пока.

— Пока.

До меня дошло, что Сильвия ничего не поняла. Она еще не проснулась. Через минуту она действительно мне перезвонила.

— Брось, я тебе завтра все расскажу.

— Ты меня уже разбудил своим звонком, а особенно тем, что сказал. Ты пошутил?

— Нет.

Я объяснил ей, в чем дело. Мы долго разговаривали, удили почти все. Закончив разговор, я напомнил себе, что должен привезти ей бонбоньерку с конфетами. На углу Спринг- и Мерсер-стрит торговец-индус зычно продавал с лотка бусы, браслеты, подвески и кольца. Я пошел к нему и купил два обручальных кольца с финифтью. Они лежали в груде других колец в той коробке и стоили пять долларов. Я взял еще серебряный браслет для бабушки. Увидев его, я почему-то сразу подумал о ней, хотя она и не носит браслеты. Бабушка носит только обручальное кольцо и пару сережек, которые подарил ей мой дед еще на помолвку. Я был уверен, что браслет бабушке понравится, он был очень простой, без всяких наворотов. Когда я был маленький, бабушка в течение месяца, чтобы не огорчать меня, носила бусы, которые я сделал для нее из эго пластилина, так что она наверняка оценит простоту моего подарка. Как я был счастлив, когда видел, что она носит эти бусы, да еще говорит мне, что ей безумно нравятся, что я отличный ювелир! Бабушке всегда было трудно делать подарки, она ничего хотела по-настоящему она радовалась только открыткам, которые я отправлял ей во время путешествий. Это была ее единственная просьба ко мне: пиши. Посылал бабушке открытки со всех концов света. И сейчас я написал ей открытку из Нью-Йорка.

Купив кольца, я вернулся в гостиницу. Ничего стоящего для Сильвии я пока еще не нашел, а конфеты покупать было рано.

Я собирался ложиться спать, когда мне позвонили в номер по телефону.

— Алло? — сказал я в трубку.

— Эго Данте. Как дела?

— Данте… Ты почему не спишь? У вас же сейчас сумасшедшая рань.

— Так, сидел, думал… Встречался тут с одним другом, выпили с ним немного, потом вернулся домой и никак не мог заснуть. А тут еще соседский пес на балконе лает по ночам. Я вчера даже стрелял в него камнями из рогатки, а утром хозяин их нашел и закатил мне скандал.

— Мне жаль, надеюсь, что скоро сумеешь заснуть. Ну, пока.

— Подожди, я должен тебе задать один вопрос, только ты не обижайся.

— А почему я должен обижаться? О чем ты хочешь меня спросить?

— Понимаешь, я тут думал… только ты не обижайся… Мы с тобой ровесники, но ты не был женат, у тебя нет невесты, твой самый близкий друг — женщина… Вот у меня и возникло подозрение, может, ты гей?

Я хотел огрызнуться: «Извини, Данте, у вас сейчас пять утра, ты не спишь да еще лезешь копаться в моем белье!» — но вместо этого просто сказал:

— Нет, я не гей. Завтра я женюсь.

— Как женишься?

— Шучу, я не женюсь, но я не гей. Можешь спать спокойно.

— Хорошо, ну, ты меня извини, надеюсь, я тебя не обидел. Когда вернешься? Не забудь, мы с тобой должны выпить пива, о’кей?

— О’кей. Давай отдыхай и., попробуй льдом.

— Что значит — попробуй льдом?

— Ну, не камнями в собаку стреляй, а кубиками льда — тогда хозяин утром ничего не заметит.

— Здорово, я об этом не подумал. Тогда пока, пойду посмотрю, что у меня есть в морозилке…

— Пока.

Зачем я посоветовал ему взять лед? Я сразу же пожалел об этом.

20.БРАКОСОЧЕТАНИЕ  (… осталось четыре дня)

Мы поженились ранним солнечным утром в конце апреля. Все браки надо заключать так, как прошло наше с Микелой бракосочетание, на котором присутствовали только мы — новобрачные. Парк, который выбрала Микела, назывался Jefferson Market Garden, он находился рядом с Гринвич-авеню. Скорее это был небольшой зеленый сквер, весь усаженный цветами. В центре сквера — небольшой фонтан с рыбками. Перед входом за деревянным столиком сидели две пожилые дамы, они приветствовали посетителей и вручали им буклет, в котором перечислялись мероприятия, проводившиеся в парке. День цветов, День ребенка, День литературных знакомств, выступления камерных оркестров… Парк существовал на пожертвования, работали в нем волонтеры. Прелестный уголок!