Танцуй, пока можешь

– А я и не драматизирую. Я констатирую факт.

– Ну, здесь в каком-то смысле ты прав.

Во мне все клокотало, но отец решительным жестом пресек любые мои попытки что-то сказать или предпринять.

– Дело уже закрыто. Но я хочу, чтобы ты знал еще одну вещь, прежде чем это попадет в газеты. По окончании этой сессии парламента я собираюсь подать в отставку.

– Ты? В отставку? – эхом отозвался я. – Но ведь тебе всего шестьдесят четыре! – В это время в моей голове уже вовсю звенели сигналы тревоги.

– А твоей маме лишь немногим больше пятидесяти. – Я был тронут таким несвойственным отцу тактом – даже при собственном сыне он избегал называть настоящий возраст своей жены. – Она же еще совсем молода, Александр. И я хочу уделить ей хотя бы немного времени, пока не станет слишком поздно. По-моему, в этом нет ничего постыдного, или ты так не считаешь? Когда-нибудь ты убедишься, насколько благотворно это влияет на старое сердце.

– Сердце? Что, врачи снова предупредили тебя об опасности?

– Да нет, ничего особенного. Еще есть порох в пороховницах. Но, с другой стороны, ты прав. – Я, пожалуй, впервые видел перед собой не лорда Бог Его Знает Что, а просто пожилого, усталого человека. – Доктора действительно настаивают на том, чтобы я отошел от дел. А твоя мать начала настаивать на этом задолго до них. Теперь же я все-таки решил сдаться. Она победила. Чего, собственно, и следовало ожидать.

Говоря о матери, отец улыбался. И я вдруг понял, что он до сих пор влюблен в нее. Даже после стольких прожитых вместе лет.

Я с трудом сглотнул ком, застрявший в горле. Ведь и я сам, несмотря на все разногласия, продолжал любить отца.

– Ну же, старина, соберись! – Отец рассмеялся и пожал мою руку. – Надеюсь, ты не собираешься проливать слезы в суп? Кроме того, некоторое время я еще никуда не собираюсь уходить. А тебе лучше морально подготовиться к нападкам прессы и общественности, которые, судя по всему, просто неизбежны.

Да уж, если бы кому-нибудь вдруг захотелось утешения, то ему явно не следовало обращаться к моему отцу!

Теперь моим именем снова пестрели все газеты. Но на этот раз я мог тешить себя лишь тем, что их прочитает Элизабет и решит снова связаться со мной. Однако день проходил за днем, а никаких известий от нее не было.

Время от времени я доставал из кармана старую телеграмму и смотрел на нее, тщетно надеясь обнаружить телефонный номер, которого там, конечно, не было. С Генри мы теперь каждый вечер встречались в «Эль Вино» якобы для того, чтобы обсудить дела в суде, но на самом деле, чтобы лишний раз поплакаться друг другу о наших несчастливых браках. Этот пароксизм самосожаления был настолько силен, что я даже начал завидовать Генри: у него по крайней мере есть Каролина.

– Ты не прав, – возражал мне Генри. – Я хочу, чтобы она была рядом со мной все время. Знаешь, впервые в жизни я вдруг понял, что чье-то счастье может быть важнее для меня, чем мое собственное. Разве это не странно?

– А может быть, это просто любовь?

– Слушай, давай не будем распускать розовые сопли, – оборвал меня Генри и встал, чтобы принести нам еще выпить.

– А как ты думаешь, – спросил я его, когда он вернулся, – Элизабет счастлива?

– Наверняка нет. Будь она счастлива, не послала бы тебе эту телеграмму.

Я понимал, что он прав, но мой мозг просто отказывался воспринять мысль, что она находится где-то совсем одна. И несчастна. Это было невыносимо.

– Я найду ее, Генри. Даже если мне это будет стоить собственной жизни. Я найду ее!

Глава 18

Джессика готовилась к огромному приему, который мы собирались закатить по поводу отъезда Роберта Литтлтона. Наконец-то он получил столь долгожданное назначение в Багдад и собирался уехать в начале следующей недели. Идея устроить по этому поводу прием принадлежала, собственно, Джессике и, как я полагаю, была скорее связана с желанием использовать еще один шанс переспать с «настоящим мужчиной», чем со стремлением сказать ему «до свидания».

В течение всего утра она периодически врывалась в мой кабинет и озадачивала меня очередной проблемой, которую я, по ее мнению, должен был немедленно разрешить. А так как я продолжал настойчиво отказываться от всякого участия в приготовлениях, то она каждый раз вылетала из комнаты еще более разъяренная, чем прежде, бормоча себе под нос какие-то ругательства. Причем такая тактичность была вызвана отнюдь не заботой о моем душевном спокойствии, а боязнью того, что нас услышит нанятая прислуга. После обеда, который у меня состоял из единственного бутерброда, съеденного в одиночестве в моем кабинете, приехали Лиззи и торговец цветами. Это было последней каплей. Удивляясь, как мне не пришло это в голову раньше, я схватил пальто и отправился сыграть партию в гольф с Генри.

Когда же мы вернулись на Белгрэйв-сквер, то не обнаружили никаких признаков присутствия ни Лиззи, ни Джессики. Миссис Диксон сухо сообщила, что они «отправились по магазинам». Тогда мы с Генри решили немного расслабиться с помощью шампанского. К пяти часам наши дорогие жены все еще не вернулись, и Генри отправился домой, чтобы часок вздремнуть.

Когда Джессика и Лиззи вернулись, я был в своем кабинете, но не подал вида, что заметил их приход. Я как раз просматривал отчет частного детектива, который накануне принесли в мой офис. Правда, в нем не было абсолютно ничего интересного. Единственное, что удалось узнать, – телеграмма отправлена из какого-то почтового отделения в Челси. От того, что Элизабет была так близко от меня, мое настроение отнюдь не улучшилось. Я еще раз перечитал телеграмму. Потом, сердито скомкав, швырнул ее в мусорную корзину. Черт бы ее побрал! Как она могла так поступать со мной?!

Позади раздалось какое-то мерзкое хихиканье, и я резко обернулся. На пороге стояла Джессика с двумя бокалами, а Лиззи наполняла их шампанским.

– Бедный Александр, – притворно вздохнула Джессика. – Как ты думаешь, он снова мечтает о своей давней любви?

Лиззи издала какой-то неопределенный звук, который, по-видимому, должен был означать смешок.

– Хочешь немного шампанского, милый? – спросила она, но я не удостоил ее ответом, глядя на Джессику.

– Ты знаешь, Джесс, мне кажется, что Александр почему-то не хочет шампанского.

– Наверное, ты права. – С этими словами сестры чокнулись своими бокалами. – Давай выпьем за моего драгоценного мужа. Как ты думаешь, может быть, поведать ему наш маленький секрет?

– Даже не знаю. А ты как думаешь?

Джессика насмешливо взглянула на меня:

– Думаю, что не стоит. А то он опять разозлится. – И, хихикая, они направились к двери.

– И какой же это секрет? – попытался все-таки допытаться я.

– А никакого секрета и нет, – бросила Джессика через плечо. – Лиззи, давай-ка лучше сходим на кухню и посмотрим, как там управляется миссис Диксон.

– Слушай, ты, стерва, что ты от меня скрываешь? Это письмо? Куда ты его запрятала?

– Ты слышишь, дорогая, он думает, что получил какое-то письмо, – насмешливо протянула Джессика. – Нет, дорогой, ты ошибаешься: Никакого письма не было.

– В таком случае, что же было?

– Джесс, по-моему, все-таки стоит сказать ему, – вмешалась Лиззи. – Да, дорогая. Пожалуй, скажи.

– Александр, ты, надеюсь, помнишь, как меня зовут? – Лиззи улыбнулась и кокетливо склонила голову набок. – Джесс, по-моему, он уже начинает догадываться. Правильно, дорогой, меня зовут Лиззи. А Лиззи – это производное от какого имени? Ну что, угадал? Правильно, Элизабет! Так что «поздравляю, Элизабет»… – И, весело рассмеявшись, они наконец вымелись из моего кабинета.

После их ухода я долгое время сидел неподвижно. Казалось, если я пошевелюсь, то обязательно наделаю каких-нибудь глупостей. Наконец я все-таки решился позвонить Генри и вкратце рассказал ему о том, что произошло. Генри рассвирепел. Он даже собрался бить Лиззи до тех пор, пока не выколотит из нее всю дурь. Но к тому времени я уже немного успокоился. Точнее, ярость уступила место отчаянию и полной апатии. Поэтому я попросил Генри ничего не предпринимать и вообще забыть об этом инциденте, как будто его никогда не было.