Моя чужая жена

– Добрый день! — чуть громче повторила она.

Он еще немного помедлил и протянул высоким бесцветным голосом:

– А-а-а… Александра Юрьевна?

«Черт его знает, может, и правда не узнал сразу, — подумала Аля. — А может, у него тактика такая — уставится своими тусклыми глазенками и молчит, чтобы пикнуть боялись».

– Да, Виталий Анатольевич. — Она шагнула к столу. — У меня к вам дело.

– Разумеется, дело. — Тонкие губы растянулись в ехидной улыбке. — Просто так, для удовольствия, вы ведь ко мне не заходите.

Аля смутилась, опустила глаза и, откашлявшись, продолжила:

– Виталий Анатольевич, мне нужно вернуться в Советский Союз. Возможно, надолго, на несколько месяцев. В редакции я уже договорилась, они согласны предоставить мне отпуск за свой счет. Осталось только оформить документы на выезд…

Мужчина молчал, как будто внимательно изучая разложенные на столе бумаги. Аля тихо окликнула:

– Виталий Анатольевич?

Тот вздернул острый подбородок, и Аля поразилась, каким цепким, раздевающим, оказывается, может быть этот вечно сонный взгляд.

– Зачем вам в СССР? — задушевно поинтересовался он.

– Мой… родственник тяжело болен, — потупив глаза, объяснила Аля.

– Родственник? Это какой же родственник? Что-то я не припомню в вашей анкете информации о близких родственниках… — выразительно пожал плечами ее собеседник.

– Мой… свекор. Дмитрий Владимирович Редников, — с трудом выговорила Аля.

Виталий Анатольевич привычным жестом стряхнул с плеча пылинки:

– Вы ведь утверждали, что фактически состоите в разводе, Александра Юрьевна. Мужа вашего мы уже три года тут не видели, у дочери в свидетельстве о рождении вообще прочерк значится…

Аля чувствовала, как в груди у нее закипает гнев. Весь вчерашний день ей пришлось обивать пороги редакции, договариваясь о бессрочном отпуске, потом звонила в аэропорт, бронировала билеты на ближайший рейс для себя и для дочки. И все это время держала себя железной хваткой, не разрешала страху за Митю проникнуть внутрь, парализовать тело. И вот теперь, когда цель совсем близка, возникает на пути этот пыльный сморчок и не хочет подписать необходимые бумаги. Еще и издевается, тянет время. Да кто он такой, в конце концов. Всего лишь руководитель группы, в составе которой ее когда-то отправили во Францию.

Аля, вскочив со стула, произнесла срывающимся голосом:

– Я не совсем понимаю, какое это имеет значение. Я говорю вам, что заболел мой близкий человек, вы же… — Нервы ее были на пределе, слезы уже дрожали где-то в горле.

– Вот именно, вы не понимаете, — перебил ее Виталий Анатольевич. — Вы не понимаете, кажется, какой страны вы подданная. Летаете туда-сюда, как у себя дома. Раньше у вас важные покровители находились, помогали вам с бумагами, а теперь — все… Так что уж извольте подчиняться установленным законам.

На виске, у глаза, забилась голубая жилка, Аля закусила губу, рванула со стола стопку документов.

– В таком случае я обращусь напрямую к вашему начальству, — рявкнула она. — Может быть, им удастся объяснить, что мне необходимо, просто необходимо…

– Сядь, — гаркнул вдруг руководитель группы. — Какое еще начальство? — едко рассмеялся он, нависая над ней. Его серое бесцветное лицо было совсем близко, Аля могла разглядеть каждую пору на чуть приплюснутом носу. — Дура, — презрительно констатировал он. — Совсем не от мира сего.

Он сунул Але под нос красное удостоверение. Аля разглядела выбитый золотом на обложке герб СССР и три буквы — «КГБ». Ноги неожиданно стали ватными, в ушах зазвенело.

«Пропало, все пропало, — с ужасом думала Аля. — По моей вине… Я не смогу увидеть Митю, не смогу…»

– Ты что же думала, нам про тебя ничего не известно? — продолжал он, расхаживая по кабинету. — Про твою писанину в журналах, про этого педераста Фьера?

Аля съежилась, ее плечи горестно опустились, она спрятала лицо в ладонях.

– Виталий Анатольевич, я вас очень прошу… — ослабевшим голосом взмолилась она. — Вы не представляете себе, как это для меня важно…

– Почему же, отлично представляю, — хохотнул тот. — Только с Редниковым-то ведь теперь не покувыркаешься в Ливадии. Ты думаешь, если мы до сих пор гражданства тебя не лишили и не вытурили в двадцать четыре часа, так можно совсем совесть потерять?

– Почему же вы только сейчас вспомнили обо мне? — сдавленно спросила Аля.

Виталий Анатольевич подошел ближе, ухватил ее за подбородок и заставил поднять голову. Влажные пальцы прикоснулись к коже, и Аля встретилась с хищным взглядом припухших глаз.

– Да вот все надеялись, что догадаешься решить свои проблемы полюбовно, — со значением произнес он и провел скользкой ладонью по ее лицу, от щеки к виску.

К горлу подступила дурнота, липкая паника сковала тело. Аля, словно загипнотизированная его взглядом, поднялась со стула, попятившись, ударилась плечом об угол шкафа. Виталий Анатольевич придвинулся к ней, просунул руку под пиджак. Совсем близко оказалось его лицо — редкие бесцветные волоски на висках, подрагивающие от нетерпения вывернутые ноздри, красноватые пальцы с плоскими, словно раздавленными ногтями. Але хотелось размахнуться и хлестнуть его по отвратительным мышиным глазкам, по этим стиснутым губам, без конца молотить по этой лоснящейся потной роже, но она лишь судорожно сглотнула.

«Полюбовно… — стучало в голове. — Полюбовно… Значит, может быть, еще есть шанс? Может быть, если я сделаю то, что он хочет, мне дадут возможность выехать… И тогда я увижу Митю. Пусть даже в последний раз…»

– Ну вот, кажется, в нас начинает наконец просыпаться гражданская сознательность, — ощерился Виталий Анатольевич.

Он расстегнул пуговицы ее блузки, обнажил грудь и грубо стиснул корявыми пальцами. Все Алино существо противилось ему, дрожь отвращения пробегала по спине, руки сжимались в кулаки, приступы боли терзали тело.

Виталий Анатольевич неожиданно разжал руки и резко толкнул ее вперед. Аля отлетела к центру комнаты, упала грудью на письменный стол. Ее мучитель уже был сзади и неловко, торопливо дергал вверх узкую юбку. Справившись с одеждой, он с садистским удовольствием схватил Алю за волосы и намотал их на руку, заставляя откинуть голову.

– Вот молодец, — просипел он ей в ухо. — Скоро совсем умной станешь.

И Аля сдалась, усилием воли подавив вскипающую в ней волну омерзения, уткнулась лбом в ладони, стараясь скрыть пылающее лицо. Все было теперь безразлично, лишь бы только получить нужные бумаги. Лишь бы только добраться до Москвы.

Когда Виталий Анатольевич наконец отпустил ее и отошел, неторопливо застегивая брюки, Аля несколько минут не могла собраться с силами, чтобы выпрямиться и снова взглянуть ему в лицо. В груди теснилась тошнотворная помесь отвращения, стыда и страха.

Аля одернула юбку, привела в порядок блузку, опустилась на колени, поднимая с пола пиджак. Виталий Анатольевич уже вернулся на свое рабочее место, за стол, снова отряхнул плечи пиджака и теперь с гадливой усмешкой наблюдал за своей жертвой.

– Ну где там твои бумажки? Давай, что ли, подпишу. Заработала! — осклабился он.

Аля, стараясь не встречаться с ним взглядом, протянула ему папку с документами. Тот просмотрел бумаги, размашисто подписался в нескольких местах и, уже протягивая папку Але, произнес:

– Только девчонку тут придется оставить.

– Как? — ахнула Аля. — Как же я ее оставлю?

– А вот так, — развел он руками. — Чтобы поумнее была впредь. Да и нам спокойнее, будем уверены, что ничего не выкинешь до возвращения.

– Но я не могу… — растерянно сказала Аля. — Я никогда… Она же совсем маленькая…

– Нянька есть у тебя, — досадливо поморщился Виталий Анатольевич. — Вот с нянькой пусть и остается. Ничего, целей будет. А ты навестишь своего, вернешься, и мы поговорим еще. Не забудь, у меня на тебя мно-о-ого материала, — заверил он, похлопав ладонью по ящику письменного стола.

И, уже не глядя на все еще обращенное к нему исказившееся лицо Али, махнул рукой: