Сколько стоит любовь?

– Ты слишком много работаешь.

– Почему ты так говоришь?

– Потому что это бросается в глаза. Еще немного, и тебе придется носить очки.

– Может, мне не так уж долго осталось всем этим заниматься.

Она замерла и ждала объяснений. С ее лица исчезло всякое выражение.

– Я хотел бы, чтобы мы поговорили об этом, когда у нас будет больше времени.

– Ты хочешь бросить работу?

В любую минуту. Он почувствовал, как весь сжался от этой неожиданно мелькнувшей в голове мысли. Но отрицать очевидное он не мог. Сан-Франциско без Сирены, без людей, которые были ему дороги, стал местом, где он просто отбывал часы. Он вымученно улыбнулся и взглядом показал на леса.

– Может, стану работать вот как он. Лишнего веса у меня нет.

– Как ты только что сказал, мы поговорим об этом, когда у нас будет больше времени.

Пока они шли к остальным, у Грейнджа не выходил из головы этот короткий разговор. Сирена замечательная женщина, у нее прекрасная интуиция. Она была права. Он хотел поговорить об этом.

Дядя Гэллам, слава Богу, не любил вспоминать прошлое. Он представил Грейнджа рабочим и стал ему все показывать. Грейндж чувствовал некоторое беспокойство, потому что слишком много работ велось одновременно. Он не мог понять, как рабочие координируют действия, не мешают ли они друг другу. Когда он задал этот вопрос, они объяснили, что им приходится работать в страшной спешке, потому что Гэллам не единственный, кто затеял перестройку. Электрику надо было протянуть еще четыре линии после работы у Гэллама.

– И все это надо успеть до того, как начнут ставить подъемники. Целое лето не будет свободной минутки.

Грейндж порадовался, что электрик хорошо заработает. Но здесь все казалось недостаточно организованным, о чем он и сообщил дяде Гэлламу.

У него снова возникло ощущение, что Сирена читает его мысли. После того как они провели на станции около часа, она сказала, что наконец вступила во владение домом, и предложила его посмотреть. Он настоял на том, чтобы они поехали в его машине.

– Я полагаю, у тети там такое же безумие.

– Еще хуже. Или это только так кажется, потому что там меньше места, – ответила Сирена и объяснила, что «Дары Герти» закрыты уже целую неделю, потому что в магазине все вверх дном. Помещение обувной мастерской уже освободили, и теперь тетя Герти никак не может решить, в какой цвет покрасить стены.

– Она просто прелесть, – говорила Сирена, прижавшись к плечу Грейнджа. – Каждый раз, как мы встречаемся, она показывает мне новый образец краски. Она всегда была такой нерешительной?

– Тетя Герти? Нерешительной? – Грейнджу не хотелось говорить ни о тете, ни о краске. – По-моему, нет.

– Значит, она изменилась. Она обо всем спрашивает моего мнения.

– Может быть, это потому, что ты платишь за краску?

В замкнутом пространстве машины прозвучал тяжелый вздох.

– Я об этом уже думала. Дядя Гэллам – он не обсуждает со мной, что сколько стоит, но я же слышу, как он вечно спорит с рабочими и говорит, что ему надо экономить. Пожалуйста, поговори с ними. Пусть они не жмутся.

– А ты не хочешь сказать им это сама?

– Не знаю. Никогда в жизни не думала, что когда-нибудь буду расстраиваться из-за того, что у меня много денег. Я же не могу просто взять и засыпать их деньгами как какая-нибудь волшебница из сказки.

Он посмеялся, а потом глубоко задумался. Он думал о том, как сделать то, что самой ей явно не под силу, но что было необходимо. Необходимо для того, чтобы она могла действительно не считать денег.

Но не успел продумать все до конца, потому что она положила руку ему на колено.

– Ну и что ты скажешь?

– Не хватает мебели. Матрац на полу – это маловато.

– Я знаю. Я пока обзавелась только самым необходимым, чтобы можно было здесь ночевать. – Если ему не нравится ее дом, если он думает, что она совершила самую большую ошибку в жизни, то какая разница? Ее дом, ей и решать. Но она хотела, чтобы Грейндж останавливался здесь, когда будет приезжать в Сноу-Сити.

А если он и правда собирается оставить работу, то он мог бы переехать к ней.

Может, сказать ему, что они могли бы жить на ее деньги, пока он не найдет какой-нибудь работы в Сноу-Сити. А может, продать…

Нет.

Да.

– Сирена, – позвал ее Грейндж. – Что ты собираешься с этим делать?

– С чем? – Он отошел от нее и теперь стоял у черного от сажи камина, а она даже не заметила, как он там оказался.

– Что ты собираешься делать с мебелью? – внятно проговорил Грейндж.

– А-а. – Ну, с этим было не так уж сложно справиться. – Теперь, когда всем известно, что Герти расширяется, ей все время отдают вещи. Я уже кое-что присмотрела – диван и мебель для столовой. И я еще не бывала на распродажах. Герти говорит, что знает самые лучшие места.

– Ты не должна этого делать.

– Чего я не должна делать?

– Покупать подержанные вещи.

Нет! Сегодня она не собиралась тратить время на споры.

– Это старый дом, так, может, и мебель в нем должна быть старой, – примирительно проговорила она.

– Глупости!

Сирене на мгновение захотелось стукнуть его кулаком по носу. Но на нем была старая футболка, и он не мог бы меньше походить на банкира, даже если бы очень постарался.

Как все это сложно!

– Послушай, сегодня вечер пятницы. Я заслужила право говорить глупости. Попробуй-ка провести полдня с пятнадцатью подростками, которые знают, что не услышат школьного звонка до понедельника, и посмотрим, что с тобой будет.

Он улыбнулся. Сирена воспользовалась этим и подвинулась к нему поближе. Потом она провела пальцем по цифрам на его футболке.

– Ты мне никогда не говорил. Что это за номер?

– Вот что значит женщина. С тобой еще работать и работать. Надо научить тебя ценить, уважать и обожать футбол.

Он начинает ее поддразнивать – это хороший знак. Она подняла руку и написала пальцем число 10 на его шее выше ворота футболки.

– Какая самоуверенность. А может, мне не нравится футбол?

– Понравится. – Ей казалось, что он нависает над ней, обволакивает ее, и это давало ощущение уверенности и защищенности.

– Понравится?

– Да. – Он пробежал пальцами по ее волосам, нежно сжал виски.

– Ты всегда так уверен в себе.

– Это неправда, Сирена. Когда дело касается тебя, я не уверен ни в чем.

Его тон, слова, даже поза – все заставляло задуматься. Он пытался объяснить ей что-то серьезное. Но что? Хорошо было бы ответить так же многозначительно…

Легче было подставить ему губы для поцелуя, легче было обнять его за талию и прижаться щекой к выгоревшей ткани. Она почувствовала его язык и приоткрыла рот, вобрала его в себя, закрыла глаза.

Это было несравнимо ни с чем.

– Ты сводишь меня с ума. С тех пор как мы познакомились, я стал ненормальным.

Грейндж неподвижно лежал под потертым спальным мешком, который она положила поверх тонкого матраца. Этот спальный мешок и матрац – вот и вся мебель, которая была в комнате.

Его волосы сбивались, сам он был весь в испарине, и она могла бы ощутить губами и языком вкус соли и запах его кожи.

Но для этого надо было пошевелиться, а ее пресыщенное любовью тело протестовало при одной мысли о движении.

– Ты помнишь, что я сказал сразу после того как приехал? – прошептал Грейндж.

Сирена кивнула.

– Ты сказал, что, может быть, больше не будешь работать в банке.

– Мне показалось, ты не слышала.

– Слышала. Ты сказал это просто так?

– Нет. – Он смотрел прямо вверх. – Ты бывала у меня дома. Готовила еду. Занималась со мной любовью. Когда ты уехала, там осталась частица тебя. Но ты купила себе дом здесь, и я понял, что мне никогда не удастся уговорить тебя переехать ко мне.

Грейндж хочет расстаться с карьерой из-за нее, из-за этого дома, в котором они только что занимались любовью? Ей хотелось замотать головой, сказать ему, что это нечестно – возлагать на нее такую ответственность. Но она действительно хотела, чтобы он носил футболки, а не костюмы-тройки, чтобы он жил здесь, где такой чистый воздух и где он мог бы смотреть ее пьесы.