Сколько стоит любовь?

Она отодвинулась, чтобы увидеть его лицо. Он чувствовал гипнотизирующий призыв ее глаз и не знал, что ему делать – сопротивляться или подчиниться.

– Спасибо? – повторила она. – Но тогда ты говорил другое.

– Я знаю. У меня были опасения, серьезные опасения, что они увязнут в делах как раз тогда, когда им надо подумать об отдыхе, освободиться от ответственности. И я до сих пор боюсь. Но… – Он ничего не мог с собой поделать. Было просто необходимо тут же поцеловать ее. – Но они хотят именно этого – жить полной жизнью, работать. И ты дала им такую возможность.

Ее глаза округлились от удивления.

– Значит, ты считаешь, что я поступила правильно?

– Я сам не знаю, – признался он. – Если честно, то у меня и сейчас сосет под ложечкой, когда я думаю, в какую авантюру они ввязались, какую жертву ты приносишь.

– Жертву?

– Продаешь вещи, как ты только что сделала.

Внезапно у нее задрожали губы, но она сразу же овладела собой и улыбнулась Грейнджу.

– Люблю изображать из себя Санта-Клауса. Грейндж, тебя все еще беспокоит то, что они делают?

– Да. Независимо от твоего мнения это рискованное предприятие. – Он не хотел больше об этом говорить. Он хотел понять, почему она вдруг переменилась в лице. – Что ты продала сегодня?

После продолжительного молчания Сирена пожала плечами, потом снова прижалась к нему.

– Вещь, – прошептала она. – Я просто продала вещь. Ты не представляешь, как я рада, что оказалась здесь.

– Ты не представляешь, как я рад, что ты оказалась здесь.

– Как ты хорошо это сказал.

Да, может быть.

– Где ты будешь жить, когда вернешься? У дяди с тетей?

– Не уверена. Возможно, к концу недели будет готов мой дом. Тогда я начну переезжать.

– Твой дом. – Он помолчал, пока не услышал того, что хотел услышать, – глубокого вздоха. – Ты чувствуешь, что он твой?

– Мой. – Она еще раз вздохнула. – Тебя это удивляет?

На этот вопрос трудно было дать простой ответ.

– Меня просто поражает, что каждый раз, как ты открываешь рот, я узнаю что-нибудь новенькое.

– Большой рот и громкий голос?

Он подмигнул.

– Рот, который так хорошо целовать. – Он подумал, что, кажется, выкрутился.

Очевидно, ему это действительно удалось, потому что она изящным, волнующим движением приблизила к его губам тот самый рот. От ее поцелуя кружилась голова, но он не возражал.

Боже мой, подумал он – и эта мысль исчезла так же быстро, как появилась, – он влюбился в очень-очень богатую женщину, и на ней нет ничего, кроме его мятой рубашки.

13

– Только что звонил Грейндж. Сказал, что приедет в конце недели. Вообще-то, – Герти нахмурилась, – он сказал, что взял отпуск на неделю.

– На следующую неделю? – Сирена бросила на диван охапку костюмов и выпрямилась. – Но у него пропало так много времени, пока болел Гэллам. Не знаю, как он сможет…

– Я тоже. Он сказал, что, если хочешь, можешь позвонить ему домой, только поздно вечером. Он задержится в банке.

– А-а. – Сирена отшвырнула носком ноги свои туфли и с чувством, близким к ужасу, принялась разбирать костюмы. Она притащила домой из школьной костюмерной то, что, казалось, еще можно привести в порядок, и теперь перед ней стояла тяжелая задача. Куда с большим удовольствием она думала о звонке Грейнджу. Она звонила ему каждый вечер с того дня, как вернулась в Сноу-Сити. Поскольку ей не хотелось отрывать его от работы, она решила пока продемонстрировать Герти свою добычу. Герти держала в руках нечто, сохранившее отдаленное сходство с костюмом первопроходца. Под мышкой зияла огромная дыра.

– Ты и вправду собираешься все это перечинить? Сирена, ты ведешь себя совсем не как богатая женщина.

– Я знаю, – вздохнула Сирена. – А как себя ведут богатые женщины?

– Убей Бог, не знаю. Я знаю только, что они не чинят старые костюмы и не ездят на машинах, которые можно услышать за целый квартал. Между прочим, звонила еще эта дама из ремонтной конторы. Просила тебя назначить день, когда ты сможешь принять работу.

– Слава Богу! Я думала, этого уже никогда не произойдет. – Сирена выпустила из рук рваное одеяние. Когда она в последний раз виделась с Грейнджем, чуть не месяц назад, она была настроена очень оптимистично. Теперь-то она понимала, что зря. Ничего не получалось так быстро и гладко, как хотелось бы. Но с этой отсрочкой смириться было не так уж трудно, а вот так долго не видеться с Грейнджем оказалось гораздо труднее. Но ему приходилось работать по субботам, а она была слишком занята постановкой – когда не помогала Гэлламу и Герти.

Он приезжает в этот уик-энд и остается до конца недели – ни о чем другом она теперь думать не хотела.

Сирена отнесла костюмы наверх, свалила их грудой на стул и стала искать под кроватью домашние туфли. Несколько недель назад вдруг настала совсем весенняя погода, но ее быстро унес прочь новый буран. Но это ее не огорчало. Ей казалось, что брести в школу чуть ли не по колено в снегу – просто замечательно.

Сноу-Сити был замечательным городом. Для нее.

А для Грейнджа?

Хотя ей уже давно следовало спуститься и помочь Герти с обедом, она легла на кровать и уставилась в потолок. Не раз во время этих, таких важных для нее, телефонных разговоров Грейндж заговаривал о разделявшем их расстоянии. Да, он понимал, что у каждого из них была работа и связанные с ней обязанности и ограничения. Но в основном он расспрашивал, как идет осуществление проектов, и Сирена старалась посвящать его во все подробности.

Еще ей приходилось отвечать на вопросы об отцовской коллекции. Кроме музыкальной шкатулки, которую она послала матери, все остальные вещи все еще находились у нее, но теперь уже не в багажнике, а в спальне. Нет, пока она не думала о том, чтобы продать их и вложить во что-нибудь деньги, купить новую машину, поехать в путешествие, обновить гардероб. Уменьшить дефицит федеральных средств.

Он, кажется, понимал, что купить дом и помочь его родственникам – это все, на что она пока способна.

И то, что он все понимал, говорил, что скучает по ней, хотел знать, что она чувствует, когда смотрит на заснеженный город, облегчало ей жизнь, помогало любить его.

Любить его.

И он должен был скоро приехать.

Грейндж не мог проехать мимо дядиной станции. Перед ней стоял грузовик с низкой платформой со склада лесоматериалов, еще один, принадлежавший местному электрику, и третий, нагруженный водопроводными трубами. Но по-настоящему заставил его свернуть с дороги вид старенькой «тойоты» Сирены. Он остановился и вылез из машины, неодобрительно покачивая головой. Он понимал ее нежелание расставаться с вещами отца, но это было просто нелепо. В такой машине опасно ездить.

А потом он увидел ее.

Она опять была одета как цыганка: юбка до колен – красная с розовым плюс еще несколько оттенков, не поддающихся определению, и мешковатый свитер цвета лаванды, перетянутый в талии широкой золотой цепью, которую он уже видел. Ног не было видно, но он надеялся, что она надела высокие ботинки.

Он подумал, знает ли она, какой удивительно женственной кажется в окружении мужчин, одетых в рабочие комбинезоны и фланелевые рубашки.

Хотя всеобщее внимание было устремлено на человека, взбиравшегося на леса с мотком изоляции, Сирена сразу же повернула голову, как только Грейндж ступил на территорию станции. Ее лицо озарилось радостью. Потом, все еще улыбаясь, она направилась к нему, шелестя юбкой. Его взгляд задержался на мягко вырисовывавшейся под свободным свитером груди.

Он обнял ее, удивляясь, какой миниатюрной она казалась, несмотря на объемную одежду. Держа ее в объятиях, он чувствовал себя как человек, который увидел солнце после нескольких месяцев заточения.

– Грейндж, ты меня раздавишь.

– Неужели?

– Конечно. Я еще не научилась не дышать. – Она слегка отстранилась, но продолжала обнимать его. Потом она склонила голову набок, в серых глазах появилось озабоченное выражение.