Рейз (ЛП)

— Любовь моя, — сказал он, медленно растягивая слова, произнося каждый слог, пока его глаза широко не раскрылись. — На русском это означает «моя любовь», ты назвала меня своей любовью.

— Да, lyubov moya, — ответила я и выскользнула из его объятий. Я заметила, как он был шокирован, сделал вдох, но просто позволила сидеть ему дальше, чтобы он мог подумать о моей давней привязанности к нему.

Быстро вытерев глаза, я пробежалась пальцем по его новой татуировке.

— Почему эта длиннее, чем остальные? И гораздо ярче, чем другие? Ты сильно поранил кожу.

— Потому что смерть 362 была почетней, чем у остальных. Он умер с достоинством. Он умер так, как должен настоящий боец. — Рейз провел пальцами по своему шраму и добавил: — Он умер прежде, чем смог отомстить. Его обманом лишили возможности отомстить тем, кто обидел его. Но он никогда не сдавался, до самого конца. В знак признания, он должен выделяться на моей коже, потому что, как боец и друг, он был особенным в моей жизни.

Мое сердце билось так громко, что мне едва удавалось расслышать его. Я поняла, как бы я не пыталась вообразить или вспомнить свой худший ночной кошмар, мне не понять через что он прошел в ГУЛАГе. Он был ребенком. Ребенком, которого вынудили стать убийцей, и среди всего этого ада, он нашел того, кто стал заботиться о нем. Того, кого ему пришлось убить.

Я сочувствовала ему и не могла помочь, но была благодарна, что был мертв 362, а не мой Рейз.

— Мне показалось… мне показалось, что он собирался убить тебя, — произнесла я, и тут же в моем горле образовался ком от мысли, что я могла бы опять потерять свою половинку. Ни одно сердце не могло бы выдержать это.

— Он почти победил, — признался Рейз. Я ахнула, а он наклонился вперед, проводя пальцами по моей шее. — Но потом я увидел, что Дуров заставил тебя смотреть, как я умираю, и это помогло мне. Дало силы, чтобы я стал сопротивляться и смог победить своего друга.

Взгляд Рейза упал на мои губы, после чего он пробормотал:

— Я должен защищать тебя Киса-Анна. Я верю, что могу защитить тебя. — Его лицо исказилось, словно он с трудом пытался что-то вспомнить, и добавил: — Я должен защитить тебя от Дурова… снова.

Мое сердцебиение заглушало жужжание кондиционера, работающего в главном помещении тренажерного зала.

— Снова? — спросила я, замечая его растерянный взгляд.

— Да. Я думаю… я думаю, что и раньше защищал тебя от него. — Рейз взял меня за руку и подтянул ближе к себе. — Не так ли? Я ведь и раньше тебя защищал от него?

Я кивнула, не способная произнести ответ вслух.

Рейз сглотнул, его кадык дернулся, и он прохрипел:

— Я.. я знал тебя раньше?

Подавив рыдания, которые грозили вырваться из моего горла, я воскликнула:

— Да. Да, знал. Ты очень хорошо меня знал.

Рейз заволновался и его взгляд опустился вниз, упираясь в голый торс. Он отчаянно пытался вспомнить, но по его дыханию и разочарованному вздоху, я поняла, что у него ничего не получалось. Что-то блокировало его воспоминания, подавляло, не давая узнать, каким он был раньше.

Высвободившись из объятий Рейза, я полезла в свою сумочку и достала серебряную рамку со снимком, на котором двое подростков улыбались в камеру, и передала ее Рейзу, который стал с любопытством рассматривать фотографию.

Он был похож на человека, который впервые нашел сокровище, неуверенный в том, за что судьба послала ему такой подарок.

Я с интересом наблюдала за ним, пока его карие глаза рассматривали детей. Он вытянул фотографию и поднес ближе, чтобы хорошенько рассмотреть моментальный снимок, и все это время мое сердце билось, как крылышки колибри.

Его указательный палец пробежался по изображению девушки, он поднял голову, и с напряжением внимательно посмотрел на меня:

— Я видел эту девушку в своих снах.

— Да, — прошептала я, а он снова опустил глаза и наклонил голову.

— И этого юношу тоже.

— Да.

Это было все, что я могла ответить, моля Бога, чтобы он вернул Рейзу память. То, что он помнил, кто были теми детьми, говорило о том, что он все еще хотел меня… и где-то глубоко, на глубоком уровне, понимал, что он любил меня так же, как я всегда любила его.

— Эта девушка, — произнес Рейз и опустил рамку, а потом пододвинулся ко мне, двигая своими накачанными плечами. Как только Рейз приблизился ко мне, то посмотрел в мои глаза и наклонил голову в сторону. Его губы блуждали и почти касались моих, теплое, манящее дыхание заставило меня закрыть глаза.

— Нет! — приказал он, и мои глаза тут же распахнулись. Рейз поднял рамку и поднес к моему лицу. Понимающее выражение лица сделало его черты более резкими, подчеркивая привлекательность. — Ты, ты и есть эта девушка на фотографии.

По моим щекам потекли слезы, я кивнула, не в силах ответить, а он откинулся назад и посмотрел на меня, словно впервые видел.

— Ты — девушка из моих снов…

— Да, Рейз, да, — ответила я, не скрывая волнения.

Из него вырвался протяжный выдох, словно он пробежал марафон, а потом он снова облокотился на стену, прижимая к груди рамку, и посмотрел на меня.

В ответ я посмотрела на него, желая, чтобы он вспомнил больше, но когда одинокая слеза скатилась по его небритой щеке, то это оказалось чересчур.

Я бросилась в его объятия.

— Lyubov moya! Пожалуйста, не надо, — шептала я, обнимая его за шею и оседая на бедра, при этом чувствовала, как сильно бьется его сердце напротив моего. — Все хорошо. Мы сделаем так, что ты вспомнишь, кто ты такой. Со временем ты все вспомнишь. Я обещаю.

Его тело затряслось, и он уткнулся носом в изгиб моей шеи, потом крепко обнял и прижал меня к себе, что мне стало трудно дышать.

Мы сидели в тишине, успокаивая друг друга, и тут он спросил:

— Это я… я этот юноша на фотографии? Кто обнимает тебя?

Я замерла и медленно подняла голову так, чтобы посмотреть ему в лицо. Глаза Рейза потемнели, в них читался вопрос, и когда наши взгляды встретились, я ответила:

— Да. Уверена, ты и есть этот юноша на фото. Сначала я не знала, но теперь уверена. Это ты…

Первый миг от Рейза не последовало никакой реакции, а потом его рука обхватила мою щеку, а голова склонилась набок. Так мы замерли на несколько долгих минут, пока сквозь его губы на выдохе не прорвалось:

— Моя Киса-Анна… мое солнышко… Бог вложил кусочек твоих голубых глаз в мои, чтобы мы всегда знали: мы предназначены друг другу…

Радость и волнение накрыли меня, прорываясь как вода, сквозь плотину, сквозь рыдания я причитала: «Лука, мой Лука», а потом прижалась своими губами к его мужским, хранящим вкус мальчика, который был создан и предназначен любить меня. Любящий и потерянный мной мужчина, которого я сейчас обнимала.

Рейз замер, я оторвалась, чтобы посмотреть в его сияющие глаза, и заметила растерянный взгляд.

— Лука? — спросил он, его глаза расширились от удивления, и он сделал резкий вдох. — Лука, меня звали Лука… мое имя Лука?

— Да, — улыбнулась я и стала покрывать поцелуями его лицо.

Его рука схватила прядь моих коричневых волос.

— Киса-Анна, моя Киса-Анна, — продолжал он произносить снова и снова, и я была уверена, что никогда не устану слышать свое имя, которое слетает с его полных губ.

— Да! Да, Лука. Я твоя! Я предназначена для тебя.

Мы продолжали сжимать друг друга в объятиях, словно не было этой долго разлуки, и когда я, наконец, перестала обнимать его, то подарил длинный сладкий поцелуй и сказала:

— Ты не мог пойти со мной кое-куда? Я хочу отвести тебя в особое… особое место.

Рейз наклонил голову в сторону и без колебания ответил:

— Куда угодно. Я… доверяю тебе.

Он доверял мне.

Поднявшись, я взяла Рейза за руку и повела его в ванную, чтобы намочить тряпку и очистить кожу вокруг его новой тату, а сверху наложить свежую повязку из марли.

Рейз проскользнул в спортивный свитер и надел штаны. Я не смогла сдержать улыбку, когда поняла, что это был та же серая толстовка с капюшоном, которая была на нем в нашу первую встречу.