Пленница былой любви

– Но ведь он же говорил в вашем присутствии, что убьет меня!

– Мы ничего не знаем, – упрямо повторяла директриса.

Я обратилась к ханум Матави:

– А вы? Вы слышали, что он говорил?

– Да, слышала.

– Вы поедете со мной в полицию?

Матави быстро взглянула на ханум Шахин, которая подняла голову и щелкнула языком: нет.

– Во время уроков не могу, – ответила ханум Матави, – но после школы я поеду с вами в полицию и подтвержу, что он грозил вас убить.

Разочарованная в людях, от которых я ждала поддержки, ошеломленная страхом, возненавидевшая мусульманский закон, отнимающий у меня мою собственную дочь, я вернулась в машину.

– Они не отдадут мне Махтаб, – плакала я. – Я не хочу идти в полицию.

– Что вы собираетесь делать? – спросила Хелен.

– Не знаю.

Слова «полиция» и «мусульманский закон» не выходили у меня из головы. Если мусульманское право имеет такую власть над ханум Шахин, могла ли я надеяться на понимание со стороны полиции?

Там будут мужчины. Я уже не сомневалась, что появление в полиции означало для меня утрату Махтаб навсегда. Я не могла пойти на это, даже если мне угрожала смерть. Можно ли было рассчитывать, что Муди успокоится, что он не осуществит свои угрозы и что я доживу до завтрашнего дня? Был ли у меня какой-нибудь выбор?

Хелен и господин Винкоп пытались успокоить меня, помочь мне обдумать ситуацию. Они поняли, что я боюсь идти в полицию. Это было ясно. Они беспокоились также о моей безопасности и о судьбе невинной пятилетней девочки, втянутой в это безумие.

Я рассказала им о госпоже Алави и ее брате, который переправит нас с Махтаб в Пакистан.

– Вы сошли с ума, – спокойно произнесла Хелен. – Прошу вас, пойдемте в полицию. Нужно покинуть страну с их помощью, а Махтаб пусть остается здесь.

– Никогда! – решительно возразила я, еще раз пораженная бесчувственностью Хелен. Она вовсе не хотела причинить мне боль, но я помнила, что она иранка, несмотря на армянское происхождение. Эта женщина не в состоянии была понять моих чувств, чувств матери.

– Вы не пойдете в полицию? – спросил господин Винкоп.

– Нет. Если я сделаю это, то никогда больше не увижу Махтаб.

Сотрудник посольства глубоко вздохнул.

– Ну хорошо, – сказал он. – Мы сейчас не можем больше ничего сделать для вас. Может быть, нам поговорить с вашими приятелями?

Я позвала Элен и Хормоза.

– Вы можете ей помочь? – спросил господин Винкоп.

– Да, – ответил Хормоз, – мы не оставим ее одну. Будем с ней, пока не приедет Муди. Заберем Бетти и Махтаб к себе домой и обеспечим им безопасность.

Все уже понемногу успокаивались. Элен и Хормоз действительно хотели помочь. Хелен и господин Винкоп дали мне свои домашние телефоны, чтобы я тотчас же позвонила, если возникнут какие-нибудь проблемы. Затем они уехали.

Вместе с Элен и Хормозом я возле школы в их машине ждала возвращения Муди. Вдруг Хормоз сказал:

– Хотя это наша мусульманская обязанность, мы решили ничего не говорить сейчас Муди. Но ты должна пообещать, что все уладишь и не будешь снова обращаться в полицию.

– Спасибо, – прошептала я, – обещаю остаться в Иране, если смогу быть с Махтаб.

Я поклялась, что не попытаюсь больше бежать. Я поклялась бы даже на Коране.

Около двенадцати возле школы остановилось такси, из которого вышел Муди. Он сразу же заметил нас в машине Хормоза.

– Зачем ты их втянула в эту историю? – заорал он на меня.

– Она ничего не делала, – вмешался Хормоз, – и не хотела, чтобы мы приезжали, но мы сами настояли.

– Это неправда! Она ходила за вами! Она вмешивает вас в наши дела!

Хормоз вел себя с Муди не так, как Маммаль и Реза, которые не осмеливались противоречить «дорогому дяде». Молодой и сильный, он знал, что в любом случае справится с Муди, и не боялся его. Муди тоже чувствовал это.

Хормоз принял разумное решение.

– Давайте заберем Махтаб, поедем к нам и обсудим все это, – предложил он.

Вторую половину дня мы провели у них дома. Махтаб свернулась калачиком у меня на коленях, прильнула ко мне и с ужасом слушала тирады Муди. Он рассказывал Элен и Хормозу, какая я плохая жена, что ему давно нужно было разойтись со мной.

– Я прихожу в ужас, когда смотрю на него, – буркнула я в ответ. – Он хочет остаться в Иране, потому что он плохой врач.

Я вовсе не думала так. Муди был компетентным и даже известным врачом, но мне хотелось хоть как-то ему отомстить.

– Он такой ничтожный врач, что его вышвырнули из клиники в Альпене, – сказала я. – У него был один судебный процесс за другим, одна ошибка за другой.

Мы обменивались ядовитыми оскорблениями до тех пор, пока Хормоз и Муди не ушли под предлогом купить сигареты для Элен.

Элен воспользовалась ситуацией, чтобы дать мне совет.

– Не раздражай его, – сказала она. – Не говори о нем ничего плохого. Пусть он говорит о тебе, что только ему захочется, а сама молчи.

– Но ведь он рассказывает обо мне совершенно неправдоподобные вещи.

– Иранские мужчины звереют, если о них говорят плохо, – предупредила Элен.

Когда мужчины вернулись, Муди снова взялся за свое. Я презирала себя, но на этот раз слушала молча. Я покорно сидела, позволяя Муди разрядить бешеную ярость.

Подействовало. Постепенно Муди успокаивался, а какое-то время спустя Хормоз попытался дипломатически смягчить наши отношения. Он хотел, чтобы мы помирились. Он знал, что смешанные браки могут быть и благополучными. Во всяком случае, он был счастлив. Элен тоже. Так, по крайней мере, он думал.

– Ну, хорошо, пойдем домой, – сказал наконец Муди.

– Нет, – возразил Хормоз, – останьтесь здесь, пока все уладится.

– Мы возвращаемся к себе, – буркнул Муди. К моему удивлению, Хормоз согласился.

– Вы не можете отпустить меня с ним, – умоляла я, – вы же обещали… – Я чуть было не прикусила свой язык, чтобы не вырвались слова «людям из посольства».

– Он не обидит тебя, – успокоил Хормоз, глядя Муди прямо в глаза.

Махтаб вся напряглась в моих объятиях. Неужели они оставят нас на милость этого сумасшедшего, который поклялся еще сегодня убить меня?

– Пошли! – снова буркнул Муди.

Когда мы собирались уходить, мне удалось на минуту задержаться с Элен.

– Умоляю вас, проверяйте, что с нами, – плакала я. – Я уверена, что-то произойдет.

Мы вышли из такси возле овощного магазина. Несмотря на страшные события этого дня, Махтаб увидела в магазине редкое лакомство.

– Клубничка! – воскликнула она.

Я не знала, что в Иране есть клубника. Это были мои любимые ягоды.

– Папа, давай купим клубнику! – попросила Махтаб. – Пожалуйста…

Муди снова пришел в ярость.

– Обойдешься без клубники. Махтаб расплакалась.

– Домой! – заорал Муди в бешенстве. Сколько бессонных ночей провела я в этом мрачном окружении! И вот еще одна, еще хуже и тягостнее прежних!

Весь вечер Муди не обращал на меня никакого внимания, перешептываясь с Маммалем и Насерин. Когда далеко за полночь он пришел в спальню, я притворилась спящей.

Он сразу же уснул, а я не могла сомкнуть глаз, и с каждой минутой мой страх все усиливался. Мне не от кого было ждать помощи. Я не могла надеяться на защиту Маммаля или Резы. Ужас не давал мне уснуть: я боялась, что мой муж проснется и придет ко мне с ножом или куском шнурка, а то и просто задушит меня голыми руками. Может быть, попытается умертвить меня каким-нибудь уколом.

Ночь тянулась бесконечно долго. Мой слух чутко улавливал любой звук. Нежно прижимая к себе дочь, я беспрестанно молилась, в ожидании своего последнего часа.

Прошла целая вечность, прежде чем раздался призыв к молитве. Спустя несколько минут я услышала, как Муди вместе с Маммлем и Насерин молятся в холле. Махтаб стала собираться в школу, дрожа от страха, жалуясь на боль в животе, то и дело бегая в туалет.

Сейчас я уже была совершенно уверена, каким будет следующий шаг Муди. Это нетрудно было прочесть по его глазам и понять по его голосу, когда, подгоняя Махтаб, он сказал мне: