Дегустатор боли (СИ)

— Тэхен, да что с тобой?! — вспылила Барбара, оторвавшись от бесполезного занятия. — Любой другой на твоем месте уже кричал бы от удовольствия, а ты вялый как мякиш!

— Не знаю… — тихо проговорил я совсем без уверенности в своих силах. — Я же сказал, что все это не вовремя! Но нет же, ты все равно полезла ко мне в трусы. Я не просил!

— Идиот! — девушка поднялась с дивана, поправляя блузку. — И я еще прыгала перед тобой. Сама виновата, верно… О чем ты вообще думаешь? Перед тобой красивая девушка, которая хочет тебя, но твой дружок отказывается поработать. С тобой все нормально вообще?

Подобные претензии были чужды мне, ибо я всегда был готов к труду и обороне, как и мой младший братишка, но сегодня такое случилось впервые. Мне было стыдно за свою мужскую силу, которая отказалась пробуждаться, но что я мог с собой поделать?! В те минуты мне совершенно не хотелось секса, и я предупреждал Барбару, что не готов, так что она сама виновата в случившемся. Все эти мысли взбесили меня донельзя.

— Блять, ты такая интересная девушка! — я тоже взбрыкнул и встал с дивана. — Я просил тебя лезть ко мне, скажи? Просил? Нет! Какие ко мне могут быть претензии? Не встает у меня на тебя, смирись с этим!

Я знал, что любой девушке будет обидно услышать подобные слова, именно поэтому и говорил их. Я хотел отомстить, обидеть, задеть как можно сильнее. Чем глубже я кольнул бы Барбару, тем сильнее был бы доволен. Она унизила меня как мужчину, и я обязан был ответить ей тем же. Пусть знает, что она не привлекает меня и не возбуждает, пусть ее самооценка упадет ниже плинтуса. Пусть страдает!

— Да что ты говоришь? — улыбнулась она злобно. — А может, дело не только во мне? Может, кто-то совсем юный импотент? Ким Тэхен не может. Какая жалость…

— Лучше заткнись, пока я сам не захлопнул твой рот, — я зашипел как обиженный кот и пригрозил ей пальцем. — Выметайся из дома и больше не смей сюда заявляться. Тэхен младший не желает тебя видеть. Впрочем, как и я сам.

— А кого он желает видеть? Больную на всю голову Монику? Тебя что, заводят ее припадки? Извращенец хренов, — Барбара, девушка, которая показалась простой и совсем не грубой, после сказанных ею слов превратилась в моих глазах в злую, гнилую ведьму.

Я молча стоял и испепелял ее взглядом. Что мне стоит убить ее? Кто кинется искать мерзкую стерву? Мои руки тряслись и чесались — хотелось сомкнуть их на женском горлышке и душить, душить, душить, пока силы не станут на исходе. Но я трезво оценивал ситуацию и понимал, что это просто неадекватные мысли, вызванные сильнейшими негативными эмоциями. Без ответа оставлять Барбару тоже не хотелось.

— Я предупреждал, чтобы ты захлопнула варежку, — медленно двинувшись на девушку, я в упор смотрел на нее так, что грозился прожечь дыру между ее глаз. — Ты смеешь говорить что-то про Монику? Тебе не стыдно? Ты, грязная шлюха, еще с первой встречи пытаешься соблазнить меня, и еще осуждаешь другого человека, который ведет себя скромно и воспитанно.

— Да мне плевать на Монику! Что она есть, что ее нет… Все равно. Что хочу, то и говорю про нее, и ты не смеешь меня затыкать, — Барбара вела себя как глупый, маленький ребенок, бросаясь совершенно бессмысленными фразами в попытке хоть как-то себя защитить.

— Моника есть, она дорога мне, поэтому я имею полное право заткнуть тебя, — остановившись вплотную к девушке, я посмотрел на нее сверху вниз глазами, полными ненависти. — Лучше убирайся и не доводи до греха.

— Только попробуй что-нибудь мне сделать. У меня столько друзей, что ты и твоя Моника моментально вылетите из этого города! Если Моника не отбросит коньки раньше, конечно, — Барбара хмыкнула, сверкнув почти дьявольскими глазами, и сорвала с моей шеи сдерживающий поводок. Доигралась…

Перестав себя контролировать, я замахнулся и влепил Барбаре знатную пощечину. Она не удержалась на ногах от силы удара и упала на пол, беспомощно хватаясь за свежий ушиб. Ее щека пылала, краешек губы украсила маленькая ранка, и я был счастлив видеть ее в таком состоянии. Да, я поступил низко и совсем не по-мужски, да, я должен был держать себя в руках, ведь я мужчина, а она хрупкая девушка, но… я не жалею никого. Виновный должен быть наказан, и плевать, здоровый ли это парень или нежная девчонка.

— Придурок! Ты ударил меня! — в ужасе заверещала Барбара. — Я не прощу тебе этого! Ты наглый трус! Какой ты мужик после этого?!

— Вали, я сказал, — грубым, низким голосом прохрипел я, глядя, как девушка поднимается с пола и испуганно поглядывает в мою сторону, — и не смей здесь появляться. Увижу тебя рядом с Моникой, вообще убью. Можешь звать своих дружков, если хочешь, я не боюсь — повалю каждого, мне похуй.

— Ты попал, Тэхен, попа-ал! — Барбара кидалась угрозами, стараясь запугать меня, но я спокойно смотрел ей вслед, и когда дверь захлопнулась, я заорал не своим голосом и рывком перевернул журнальный столик.

Я знал, что бить женщину последнее дело, что я поступил как мудак, но эта сука взбесила меня! Она игралась с огнем и обожглась. С такими больными людьми, как я, связываться опасно, а я ведь предупреждал, но меня никто не послушал. Сначала я испытывал удовлетворение, поставив Барбару на место, но когда она ушла, мне стало чертовски гадко и стыдно. Я испытывал отвращение к самому себе и только если бы мог, избил бы себя до посинения.

Мне стало настолько неуютно, что я поспешил в душ, желая в прямом смысле смыть с себя всю черноту, которая скопилась во мне. Ни дня я не живу нормально, ни единого денечка — вечно вляпываюсь в какие-то истории, после которых даже дышать не хочется. То драки, то напиваюсь как свинья, то случайный секс, не приводящий ни к чему хорошему… Сколько можно-то? Когда я уже встану на праведный путь и исправлю себя? Что должно случиться, чтобы демон Ким Тэхен превратился в светлого ангела? Я бесился от самого себя.

Стоя под струями воды, я активно натирал голову, лицо и тело в целом. Мне казалось, что я весь испачкан в чем-то черном, вязком — что-то по типу мазута — и никак не могу отмыться. Я винил себя за то, как отвратительно я поступил не только с Барбарой, но и с Моникой: одну ударил, а вторую предал, позволив себе развлечься с ее соседкой прямо на диване. От таких мыслей мои глаза неожиданно защипало. Я зажмурился и понял, что плачу. Скупые мужские слезы жгли меня изнутри, и я ничего не мог с собой поделать. Мне было слишком херово, чтобы хоть немного контролировать свои эмоции. Я согнулся пополам, упираясь рукой в мокрую плитку на стене, и издал нечто, подобное вою отчаяния. Я запутался… Я превратился в грязную свинью, я перестал быть человеком. Мне нужно срочно что-то менять в себе, иначе я скачусь до уровня своего папаши-алкаша, которого не интересовало ничего, кроме выпивки и доступных женщин. Какая же я скотина!

Я чувствовал, как по моему лицу катились не только теплые струи воды, но и горячие слезы. Тряпка! Сначала ударил девушку, потом расплакался в душе. Какой из меня мужик? Я ни на что не годен. Правильно Шерил говорила, что я тупой козел. И за что такого урода, как я, любит Эмбер? Несчастная дурочка… Вляпалась бедняга. Я надеялся, что в ее жизни появится кто-то более достойный.

Смахнув с лица остатки своей слабости, я выпрямился и только сделал глубокий вздох, как к горлу подступила тошнота. Твою мать, да что же это со мной такое?! Я не узнавал себя. Становилось только хуже и хуже. Из меня лезло наружу то, что я так отчаянно сдерживал.

Я стоял на коленях, хватаясь за живот, и дергался от тошноты. Горький привкус желчи во рту травил не хуже любого яда. На какой-то момент мне показалось, что я выплюнул все свои внутренние органы. Хотелось лечь и никого не видеть, спрятаться ото всех и просто побыть одному наедине со своей чернотой. Я ощущал себя больным, подстреленным животным, которое уползло под куст и несчастно скулило от собственной беспомощности…

Лишь спустя час я вышел из ванной комнаты. Легкое ощущение свежести давало небольшую надежду на улучшение внутреннего состояния, но слабость и боли во всем теле притупляли его. Крепкий стержень, до сего момента державший меня в тонусе, размяк и позволил мне превратиться в тряпичную куклу мужского пола. Батарейка села, блеск в глазах угас, а желание бесконечно кутить и веселиться вообще пропало где-то в бездне отчаяния и смирения.