Музыка дождя

Сенатор Темплтон усмехнулся.

– Ты действительно изменился, – сказал он сыну. – И я тоже.

– Что ж, я уже работаю над этим, – улыбнулась Маргарет. – Но мне явно потребуется время, чтобы догнать вас двоих.

– Грустно, не правда ли? – спросил Шеп. – Надо было побывать почти на том свете, чтобы понять, каким безмозглым идиотом я был до сих пор.

– А мне потребовалось поверить в то, что мы потеряли тебя, – покачал головой сенатор. – Что ж, лучше поздно, чем никогда, понять свои заблуждения.

– Не может быть, чтобы это было слишком поздно для меня и Эмили, – тихо произнес Шеп, снова упираясь взглядом в пламя камина. – Этого просто не может быть. – Тяжело вздохнув, он поднялся с кресла. – Думаю, пора ложиться. День был долгим и тяжелым. Приятно думать, что наверху меня ждет удобная теплая постель. Ведь Эмили отправила всю мебель из нашего дома на склад и передала ключи от него моему адвокату. Он вручил мне инвентарный список. Эмили не забрала ничего из тех вещей, что принадлежали нам двоим. Ничего. Даже кресло-качалку, о котором она всегда мечтала и которое я подарил ей в прошлом году, когда ей исполнилось двадцать шесть лет. Я ясно вижу ее перед собой, сидящей в этой качалке. Она невероятно красива…

– Ложись в постель, сынок, – с нежностью произнес сенатор Темплтон. – Ты провел слишком много времени на ногах.

– Ты прав… Спасибо вам обоим. Вам пришлось несладко все эти месяцы, и я очень жалею об этом. Но я благодарен Богу за все изменения, которые произошли внутри нас.

– А мы благодарны ему за то, что ты жив и здоров, дорогой, – дрогнувшим голосом произнесла Маргарет.

– Он не будет здоров, если не отдохнет как следует, – сказал сенатор. – Я начну поиски завтра утром, сын. Мы обязательно найдем твою Эмили. А теперь отправляйся наверх и отдохни.

Шеп кивнул родителям и направился к двери. Резкая боль тут же пронзила его бедро и отдалась где-то в спине.

– Ну и денек! – пробормотал он и, прихрамывая, направился к лестнице.

В комнате, которая была когда-то его детской, Шеп лег на кровать, подложил руки под голову и уставился в темноту. Через несколько секунд ноющая боль в ноге была забыта, и мысли его сосредоточились на Эмили. Образ жены помог ему выжить, он вел его вперед, помогая пробраться через джунгли, после того как Шеп убежал из плена. Он продирался вперед, невзирая на боль, на слабость и горячку, туманившую его рассудок, повторяя себе, что каждый сделанный шаг приближает его к тому моменту, когда он увидит Эмили и заключит ее в свои объятия.

– Эмили… – тихонько позвал он, словно надеясь, что она его услышит.

«Где она?» – с отчаянием подумал Шеп.

Получив бумаги, где говорилось, что Эмили подала на развод, он был вне себя от ярости. Но за месяцы болезни гнев сменился обидой, чувством пустоты, а потом, наконец, пониманием. В свои тридцать три года Шеп прекрасно понимал, что мужчина должен отвечать за свои поступки и что пришла наконец его очередь платить по счетам.

Он изменился, но перед ним стояла чудовищно трудная задача: убедить в этом Эмили. Нет, он победит. Он должен победить. Но сначала необходимо найти Эмили.

– Где ты, Эм? – спросил он темноту. – Что думаешь теперь, когда знаешь, что я жив?

Он мысленно перенесся в ту последнюю ночь, которую они провели вместе. Увидел плачущие глаза Эмили, услышал ее горькие рыдания. Он нарочито грубо занимался с нею любовью, словно пытаясь подавить этим ее отчаяние. Эмили покорно подчинялась ему, крепко прильнув всем телом, двигаясь в такт его ритму и повторяя, словно молитву, его имя. Шеп был уверен, что в ту ночь ему удалось восстановить их отношения, хотя потом до него дошло, что на самом деле Эмили просто прощалась с ним таким образом. Она назвала его своим мучителем, а он, черт побери, слушал, но не слышал ее.

Шеп закрыл лицо руками. Не может быть, чтобы все было кончено. Не может быть. Боже правый, он любил Эмили каждой клеточкой своего тела. Он снова будет ее лучшим другом, ее мужем, ее любовником.

Шеп сжал висящую на груди половинку монеты. Интересно, что сделала Эмили со своей половинкой? Они обменялись этими талисманами друг с другом в первую брачную ночь и не снимали их ни разу за все три года, что прожили вместе. Эмили носила на пальце тоненькое обручальное колечко, а Шеп обходился без этого опознавательного знака женатого мужчины. Поэтому они обменялись этими половинками золотой монеты, как символом союза, который они заключили на всю жизнь.

– Где твоя половинка монеты? – прошептал Шеп. – И обручальное кольцо… И где ты сама, Эмили?

Со вздохом, напоминавшим скорее стон, он закрыл глаза и постепенно уступил усталости, сковавшей его тело, словно тяжелые доспехи. Он спал и видел во сне ускользающий образ Эмили, бегущей по джунглям, которую он никак не мог поймать. Шеп увидел, как она налетела на куст, цепочка зацепилась за ветку и порвалась, половинка монеты, тускло сверкнув на солнце, упала в траву. Эмили, не заметив этого, продолжала бежать.

Вздрогнув, Шеп проснулся. Тело его было покрыто липким потом, нога ныла. Часы на тумбочке показывали четыре двенадцать утра. Он понимал, что больше не заснет, опасаясь, что снова увидит этот страшный сон.

Шеп лежал абсолютно неподвижно, сосредоточившись на одной мысли, одном образе, одном видении.

Эмили.

2

Следующие несколько дней Шеп не находил себе места в ожидании новостей об Эмили. Ему постоянно поступали предложения от организаторов ток-шоу, местных и национальных телекомпаний, постоянно звонили, в надежде договориться об интервью, разные репортеры. Против собственной воли Шеп стал сенсацией дня. Его завалили почтой, которую посылали в адрес конторы сенатора Темплтона.

– Страна жаждет появления героя, – говорил сенатор. – Это заставляет людей чувствовать свое единство, они словно связаны одной веревкой. Ты, сын, стал их героем на час.

Поморщившись от отвращения, Шеп вышел из комнаты, чуть не споткнувшись на пути о два огромных мешка с письмами, которые только что доставили в дом сенатора из его офиса. Казалось, атмосфера в доме накалилась от возмущения Шепа по поводу происходящего.

Последней каплей, переполнившей чашу его терпения, стало заказное письмо от руководителя одной из голливудских студий, который предлагал обсудить возможность экранизации приключений Шепа в Патагаме, причем Шепа пригласили пройти кинопробы, чтобы играть самого себя.

– Они что все – с ума посходили? – возмущался Шеп.

– Придется покупать новое платье, чтобы выглядеть на высоте, когда мы отправимся на вручение наград киноакадемии, – сказала Маргарет.

– Психи, – пробормотал Шеп. – Вокруг меня одни психи.

Маргарет рассмеялась в ответ.

Дело дошло до того, что Шеп не мог спокойно выйти из дому – его сразу окружали журналисты. Тогда он сделал заявление в прессе, в котором сообщил, что, как только отдохнет и разберется с личными делами, запущенными в его отсутствие, он намерен написать книгу о том, что ему довелось пережить. За заявлением последовал шквал звонков от издателей, зато репортеры оставили его наконец в покое и занялись поисками других новостей.

В газетных статьях почти ничего не сообщалось об Эмили. Писали только, что Шеп Темплтон был женат в течение трех лет на Эмили Тайсон, но теперь они находятся в разводе.

Шеп пробыл дома неделю, показавшуюся ему вечностью, когда в один прекрасный день сенатор Темплтон вдруг появился дома в весьма необычное для него время – два часа дня. Маргарет была на заседании какого-то женского благотворительного комитета, и сенатор обнаружил сына сидящим перед камином в гостиной и тупо глядящим на огонь. Стоял конец октября, на улице было морозно, к тому же дул пронизывающий ветер.

– Шеп! – окликнул сенатор, подходя к сыну.

Шеп повернул голову в его сторону.

– Привет, пап. Я даже не слышал, как ты вошел. Ты довольно рано сегодня.