Тихая гавань
Тихая гавань читать книгу онлайн
Всемирно известная художница неожиданно для всех оставляет блестящую творческую карьеру, порывает многолетнюю любовную связь - и все ради того, чтобы посвятить себя заботам о своих осиротевших племянницах, дочерях трагически погибшей сестры. Холсты и краски подождут. Любовь ждать не может.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Из дома Андерхиллов, построенного в самой высокой части Пойнта, открывался вид и на пляж, и на скалы. Коттедж, крытый посеревшей от времени дранкой, прятался за могучими дубами и виргинским можжевельником и был бы совсем неприметным, если бы не чудесный сад, который разбила Лили.
— Одни сорняки остались, — грустно вздохнула Элли.
— Да не так уж все страшно, — сказала Дана, отхлебнув кофе.
Было воскресное утро, и они сидели на каменных ступенях в тени сассафраса.
— Ну что ты! Эти вьющиеся розы все заполонили. Мамины грядки с травами вообще не поймешь где. Она посадила лаванду, розмарин, шалфей, тимьян. Вообще-то они многолетние, а я ни кустика не вижу.
Дана поставила чашку и принялась разгребать прошлогоднюю листву. Высвободила кустик шалфея с сочными зелеными листьями, увидела серебристые треугольные листочки тимьяна. Каждый сантиметр земли напоминал ей о Лили. Именно здесь она острее всего тосковала по сестре.
— Она не хочет со мной общаться? — спросила Дана вдруг.
Элли кивнула.
— Это из-за того, что я целый год не приезжала?
— Это не главное.
— Так почему же она со мной не разговаривает?
— Потому что ты хочешь увезти нас во Францию.
Куинн бежала по узенькой каменистой тропинке к пляжу — так бегали быстроногие индейцы-пекоты, пришедшие на эту землю десятки веков назад. Куинн знала об индейцах немало. Начать с того, что ее полное имя — Акуинна, а это на языке вампаноа значит «высокое место», «возвышенность». Родители назвали ее так, потому что они повстречались и полюбили друг друга именно в горах. Куинн решила, что, когда вырастет, станет антропологом. Будет заниматься индейцами: пекотами, могиканами, вампаноа.
И во Францию ей ехать совершенно ни к чему.
Она пробежала мимо парусных суденышек, вытащенных на берег около дамбы, мимо камней, где ловили крабов, к лесной тропе, вившейся среди высоких деревьев.
Куинн огляделась по сторонам и остановилась. Убедившись, что кругом нет ни души, она нырнула в чащу и добралась до склонившегося почти до земли дуба. Просунула руку под обвисшие ветви, дотянулась до дупла и вытащила оттуда обернутый в целлофан сверток. Засунув свое сокровище за пояс, она побежала обратно на песчаный пляж.
На пляже было пусто. Сюда они обычно ходили с мамой — искали отшлифованные морем стекляшки и плоские камешки, которыми так здорово было пускать «блинчики». Прижимая к груди драгоценный сверток, она пристроилась за здоровенным серо-розовым валуном, на котором искорками поблескивали вкрапления слюды.
С бьющимся от волнения сердцем она открыла пакет, достала оттуда тетрадь в синей обложке и фломастер. Взгляд ее остановился на записи, сделанной еще в октябре.
Бабушка такая же, как мама. Сначала несла всякую чушь типа «мне ты можешь доверять», а потом сделала то же, что и мама: прочла мой дневник. В этой семье что, так принято? Она прочитала про то, как я скучаю по маме с папой, про то, как жалею, что не оказалась в море вместе с ними. Я поняла, что что-то здесь не так, когда она снова заговорила про психолога. Считаю дни: скорей бы уж приехала тетя Дана, а бабушка отправилась бы в свою квартиру. Тетя Дана — классная, с ней все четко. Не понимаю, зачем она уехала так далеко.
Куинн перевернула страницу. Вот запись, сделанная несколько месяцев назад.
Тетя Дана странная. И ведет себя странно. Все обещает приехать, а не едет. Говорит, что готовится к выставке, что ей надо дописать еще пару картин. Совершенно этого не понимаю.
Мы должны жить с ней, а не с бабушкой.
Куинн облизнула кончик фломастера и открыла чистую страницу. Слова полились сами собой.
Ненавижу этот мир! Ненавижу бабушку, Элли, тетю Дану и маму! Одна поучает, другая ноет, третьей на все плевать, а мама вообще умерла. Бабушка все пристает ко мне, чтобы я вела себя хорошо. Элли — плакса, вечно волнуется, что да как будет. Тетя Дана решила увезти нас с Элли к себе во Францию, а мама прочла мой дневник, ужаснулась тому, какой я стала, а потом умерла. Угораздило же меня родиться в такой семейке! Во Францию не поеду ни за что. Пусть что хотят, то и делают.
Куинн написала это, и на душе стало полегче. Ярко светило солнце, на горизонте покачивались крохотные суденышки. Белые паруса, голубое небо. Куинн сунула руку в карман, вытащила подарок и, как всегда, положила его под валун со стороны моря.
Пора было прятать дневник и возвращаться домой.
Обе девочки как сквозь землю провалились. Дана решила сходить в гараж — он стоял у подножия холма, рядом с дорогой. С трудом открыв тяжелую дверь, она шагнула внутрь. В гараже пахло затхлостью и плесенью, по стенам вился плющ, пробившийся сквозь бетонный пол.
На ржавом прицепе лежала старая парусная шлюпка, краска на ней совсем облупилась. Места она занимала много, поэтому в нее сваливали что попало: грабли, лопаты, корзину для ловли крабов, удочки.
Дана с Лили на этой лодке учились ходить под парусом. Дана провела рукой по деревянному корпусу, вспомнила, как они с Лили приставали к отцу, уговаривая его отдать шлюпку им. Отец сказал, что они должны сами заработать деньги и выкупить у него лодку. Ладонь Даны коснулась кормы, и она, тяжело вздохнув, заставила себя взглянуть на транец, где было написано — «Русалка».
Пальцы ощупали буквы. Они с Лили долго и старательно вырезали трафарет, а потом Лили закрасила прорези белой краской. Они нарисовали полногрудую русалку с двумя хвостами, потому что им порой казалось, будто тело у них одно на двоих.
— Вот ты где, — сказала мать Даны, стоявшая, опершись на палку, у двери. — Я хотела поговорить с тобой, пока девчонки не вернулись. Ты когда собираешься уезжать?
— Мам, я же тебе говорила, в четверг.
— Мое мнение тебе известно.
— Да. Ты хочешь, чтобы я переехала сюда, а ты бы вернулась к себе в городскую квартиру. Но я так поступить не могу. В Онфлёре у меня мастерская. У меня сейчас два заказа в работе. Девочкам во Франции наверняка понравится. И язык они выучат мгновенно.
— Детка моя, это же твой родной дом.
— Знаю, — ответила Дана, краем глаза взглянув на шлюпку. — Мама, а почему она стоит в гараже? Почему девочки ею не пользуются?
— Они больше не хотят ходить в море.
— Грустно смотреть, как она здесь гниет. А Лили на ней часто ходила?
— Раньше — да. Учила на ней девочек. Но в прошлом году уже ею не пользовалась. Майк купил новую, большую, и Лили часто ходила в море с ним. Да и дома работы прибавилось, ей приходилось всем заниматься.
— Работы прибавилось...
— Когда я сломала ногу, — сказала Марта Андерхилл, внимательно вглядываясь в лицо Даны. — И дом, и сад — одной трудно справиться. Вот тогда я и решила оставить дом Лили, Майку и девочкам. Правда, немного беспокоилась, не обидишься ли ты.
— С какой стати, — сказала Дана, но вдруг поняла, что в глубине души она все же обиделась.
— Я знаю, как ты любишь девочек, — с чувством произнесла Марта. — Им столько пришлось пережить. Дана, боже мой, что ты задумала? Забрать их из родного дома, именно сейчас... Как тебе такое в голову пришло? Ты же училась живописи здесь, в Хаббардз-Пойнте. Не понимаю, почему ты не можешь писать дома.
— Думаешь, все дело в живописи? — спросила Дана, почувствовав, как кровь отливает от лица.
— В живописи и в Джонатане.
— Джонатан тут ни при чем, — сказала Дана через силу. — С ним все кончено.
— Значит, остается живопись.
Марта оставила новость о разрыве с Джонатаном без комментариев. Она приблизительно этого и ожидала. Все романы Даны были недолгими, и родственники уже устали надеяться, что она наконец на ком-нибудь остановит свой выбор. Они понимали, что для Даны самое главное в жизни — творчество.