Навстречу любви

Тетя Мэй была добра к своей племяннице, тем не менее она не преминула воспользоваться тремя сотнями фунтов, которые выплатили матери Дженни по страховому свидетельству после гибели мужа. Разумеется, Дженни понимала и без слов, что ее надо кормить и одевать на какие-то деньги до тех пор, пока она сама не сможет зарабатывать. И с очень ранних пор девочка усвоила важный урок — пока ты приносишь людям пользу, они имеют с тобой дело. Она научилась быть нужной тете Мэй и Бет, и они обе без лишних вопросов принимали эту «полезность» от Дженни.

Разумеется, Дженни многое не нравилось. Ей не доставляло, например, удовольствия обслуживать Бет, которая к тому же быстро привыкла к такому положению вещей и стала смотреть на свою кузину как на прислугу, которая стремится быть полезной из благодарности за приют. Дженни возмущало это до глубины души, но она предпочитала скрывать свои чувства. Глубоко в душе она таила и ту боль, которую ощущала, глядя на себя в зеркало. И еще рядом была Бет. Веселая, живая, всегда всем довольная, обладающая уравновешенным характером. Люди всегда тянулись к ней, ей все в жизни удавалось. Единственное, что вызывало неудовольствие у этого счастливого существа, так это ее фамилия — Чилмейд. Она раздражала, порой заставляла краснеть. Однажды, когда Бет исполнилось пятнадцать, один мальчик стал ее дразнить и называть «ледяная служанка». В тот день она вернулась домой вся в слезах, и с тех пор у нее возник страх перед своей фамилией. Бет страстно мечтала избавиться от нее, а единственный способ это сделать — выйти замуж. Дженни пыталась успокоить свою кузину, а та упрямо повторяла, вытирая слезы:

— По-моему, такая фамилия подходит больше тебе. Это ты «ледяная служанка». И всегда ею будешь.

Иногда глупые слова прочно застревают в нашем сердце, и даже спустя годы мы все еще ощущаем рубцы. Дженни не сразу поняла, насколько глубоко ранила ее Бет.

Внезапно голос Бет ворвался в ее мысли и вернул к реальности.

— Дженни, что такое? Ты хочешь спать? Ты меня совершенно не слушаешь.

— Что ты, Бет. Я все прекрасно слышу. Ты говорила о Джеймсе Наулзе, который перешел работать в лабораторию. И он вчера заходил к вам в гости, — улыбнулась Дженни.

— Да, именно это я и сказала, но ты выглядишь так, словно находишься где-то в другом измерении. У тебя какой-то отрешенный вид.

— Он все еще живет со своей женой?

— Нет, они развелись.

— Ты имеешь в виду, она развелась с ним.

— Как это ни назови, они расстались. Он ведь тебе никогда не нравился?

— Нет, не нравился. Мне вообще не нравятся мужчины, которые, пообщавшись с женщиной минуты две, тут же начинают отпускать сальные шутки.

— О, не будь такой наивной, Дженни. — Бет снова поднялась с дивана. — Джеймс ведет себя подобным образом потому, что ему просто нравится тебя шокировать. Уверена, что такой стиль общения не является для него нормой.

— Нравится шокировать! — Брови Дженни удивленно приподнялись, отчего ее лицо стало выглядеть еще более длинным. — Что он знает об этом! Ему стоило бы сходить на экскурсию в больничные палаты, в которых я работала. Вот где действительно приходишь в шок. Нет-нет, Джеймс Наулз со всеми женщинами разговаривает именно так. Отвратительный тип. Я встречала таких и раньше.

— Дженни. — Интонация Бет с высокого тона спустилась на самый низкий. Затем последовала многозначительная пауза. Таким образом хозяйка дома пыталась показать своей кузине, как неуместно подобное заявление и как она, Бет, снисходительно и терпеливо относится к этому. — Боже, какая наивность! Порой мне кажется, что по возрасту ты даже младше Лорны.

Дженни промолчала, а Бет повернулась к камину и бросила в огонь свою недокуренную сигарету. В этот момент в комнату вошел Пол с подносом в руках.

— Прошу всех, — сказал он и поставил поднос на невысокий столик рядом с диваном. Налил чай в чашку и с преувеличенной торжественностью передал Дженни. — Прошу, мадам. Кладите сахар по вкусу, можно добавить сливки, и, если готовы выслушать мой совет, я бы добавил к этому каплю виски. А я предпочитаю с лимоном. Бодрит, знаете ли.

— Пожалуй, на этот раз я не воспользуюсь твоим советом, Пол. — Дженни взяла чашку. — Спасибо. — В ее глазах мелькнул озорной огонек. — Похоже, ты похудел.

— Да. — Он несколько оживился и кивнул. — Килограммов на пять. Теперь вешу около семидесяти пяти. — Пол слегка оттянул брюки на талии. — Боюсь, они спадут с меня где-нибудь на улице, или еще хуже — потеряю их прямо в клинике.

Дженни откинулась на спинку дивана и расхохоталась, но, увидев напряженное и злое лицо Бет, мгновенно выпрямилась и перестала смеяться. Еще один урок. В доме, где идет война, нужно смеяться только с женщиной, если хочешь мира.

Но какое значение все это имеет теперь? Разве есть необходимость сейчас так осторожно себя вести? Какая разница, раздражает она Бет своим поведением или нет? Нет, разница конечно же есть. Она, Дженни, так устроена, что ей всегда хочется мира. Она сама приносит другим мир. И за это равновесие надо платить. И она платила. Тем, что подавляла свою индивидуальность. Если она скажет все, что на самом деле думает и чувствует, то, без сомнения, разразится настоящий скандал. И тогда ни о каком мире нечего и мечтать.

— Ну, теперь твоя очередь. Давай рассказывай. Я весь внимание. — Пол взглянул на часы. — У меня всего полчаса. Тебе хватит, чтобы поведать нам сенсационную историю своей жизни?

— Думаю, да, — ответила Дженни. Она выпрямила спину и быстро провела языком по нижней губе. Но никакие слова не шли на ум. Она молча посмотрела на собеседников и опустила голову. Поставила чашку на столик, достала носовой платок и вытерла лоб.

— Что такое? — тихо спросил Пол. — Что-нибудь случилось? — Он передвинулся на самый край стула и участливо посмотрел на гостью.

Бет тоже слегка наклонилась к Дженни.

— Мистеру Хоффману стало хуже? — сузив глаза, спросил Пол.

— Он умер, — ответила Дженни и снова протерла лоб платком. Затем высморкалась. Раздался громкий звук, который вполне соответствовал носу такого размера.

— О, прости. Но в каком-то смысле, — он кивнул, — в каком-то смысле это наилучший выход. Ведь он был уже давно прикован к постели. Да?

Дженни вяло кивнула. Теперь пришло время Бет вставить свое слово:

— Никогда не видела тебя в таком удрученном состоянии. Мне казалось, что ты уже давно привыкла к смерти.

— К этому невозможно привыкнуть. — Пол не столько отвечал жене, сколько просто высказал свою мысль вслух.

Бет продолжала расспрашивать кузину, как будто никто ее и не прерывал.

— Полагаю, ты всегда найдешь себе место. В наше время такие люди, как ты, на вес золота. И здесь тебе всегда найдется работа. — Бет улыбнулась и обвела рукой комнату.

Этот жест должен был означать, что в этом доме Дженни всегда будет чем заняться.

Гостья посмотрела в лицо хозяйке:

— Я не хочу заниматься чем-то другим, Бет. Понимаешь, Бенджамин Хоффман был не просто моим пациентом, он… он был моим… мужем. Мы поженились полгода назад.

— Джинни! — Пол медленно откинулся на спинку стула, напряженно глядя на девушку.

— Что такого удивительного в том, что я вышла замуж? — Она поджала губы и прямо посмотрела Полу в глаза.

— Нет-нет, боже, здесь нет ничего удивительного. Но почему ты не сказала об этом нам? На тебя это совсем не похоже. Ты никогда не отличалась скрытностью. Ведь даже и словом в письмах не обмолвилась, — ответил он.

Дженни снова взяла в руки чашку и одним глотком допила остатки чая. Затем она сказала:

— Я… я все время хотела, каждый раз, когда писала письма, я собиралась сообщить, но почему-то не могла заставить себя это сделать. А потом он вдруг заболел.

Пол уже открыл рот, чтобы спросить: «Была ли ты счастлива?» — но передумал. Как может молодая женщина быть счастлива с парализованным супругом? И в то же время он знал, что Дженни не вышла бы замуж, если б не полюбила этого человека. Трудно это понять, но что-то ему подсказывало: она действительно чувствовала себя счастливой, будучи замужем за этим инвалидом. Возможно, она посчитала, что в тридцать девять женщина должна принимать с благодарностью даже это. Дженни слишком плохо думает о себе, с горечью подумал Пол. Она заслуживает лучшего. Ведь, по сути дела, она еще и не жила.