Спляшем, Бетси, спляшем! (СИ)

— А со мной не обо всем? — насмешливо спрашивает сестра, смазывая плечи кремом от загара.

— Ну, не обижайся, с тобой о том же — но по-другому.

— Слушай, — вдруг сжимает она мою руку и показывает глазами в сторону, — По-моему, вот тот молодой человек не сводит с тебя глаз. Хочешь познакомиться с ним? Он симпатичный.

— Он просто не знает, сколько мне лет.

— Да, по тебе не скажешь, что тебе шестнадцать, — вздыхает она, — Прекрати округляться, иначе к двадцати ты будешь толстушкой. А сейчас ты секс-бомба, — и с завистью добавляет: — Хотела бы я иметь такие формы!

Моя сестра маленькая и хрупкая, как наша мать. Я, видимо, пошла в бабушку, и последнее время мои грудь и бедра доставляют мне массу неприятностей. Что я только не делаю, чтобы вернуть девчоночью тонкую фигуру, только что уксус не пью! В отличие от роскошных волос, которые украшают голову сестры и делают ее шею особенно хрупкой под грузом дважды обернутой вокруг головы косы в руку толщиной, я коротко подстрижена. Когда мы бежим купаться, я успеваю отплыть довольно далеко, пока она надевает шапочку и плывет, аккуратно держа голову над водой. Молодой человек действительно пытается завести знакомство, но разговаривает с ним в основном сестра. Я, искупавшись, опять берусь за книгу. Читаю я, как всегда, очень много и все подряд, поглощая одновременно Бабеля, Вересаева, Бунина, которого в то время очень любила сестра (она в восторге от «Гали Ганской», а мне больше нравится «Натали»), Флобера и Ронсара. Флобера я читаю по-французски, заглядывая иногда в словарь.

Осенью, в школе, сидя на уроках, я тоже потихоньку читаю, причем стараюсь брать с собой французские книги. Если учителя, заметив мою невнимательность, отбирают их, то обескураженные тем, что у меня книги на иностранном языке, как правило, возвращают их обратно. Все два года до окончания школы я готовлюсь к экзаменам в университет, зная, как трудно поступить на филфак. Развлекает меня эти два года любовь одноклассника. Я не люблю его, но он мне нравится и так влюблен, что я не могу это не оценить. И потом, он не глуп, и я могу разговаривать с ним. Конечно, не так, как с Колей, но все же мне приятно, что все мои мысли находят живой отклик и согласие. Кончаю школу я в таком нервном возбуждении, что даже не помню подробностей экзаменов и выпускного бала. Мой бал впереди. Сразу после вступительных экзаменов в университет — свадьба моей сестры. Она, наконец, выбрала из двух друзей, соперничающих перед ней, одного — и не того, что нравится мне. Я молчу, предполагая, что она его любит. Не мне же замуж.

Экзамены я сдаю на едином дыхании, и мое страстное желание остаться учиться в Ленинграде создает нужный настрой, в результате я прохожу сквозь все препоны и выдерживаю жуткий конкурсный отбор. Теперь можно расслабиться и посвятить себя подготовке к свадьбе. Мы бегаем по салонам для новобрачных, ателье мод и по магазинам, покупая приданое. Это очень увлекательно. Наконец, наступает знаменательный день. Мы все, причесанные в парикмахерской, одетые в новые платья, с букетами цветов, везем невесту во Дворец бракосочетаний на набережной, самый модный, в который через год приду и я. Сестра моя прелестна в белом кружевном платье, с букетом вьющихся роз, перевязанных атласным бантом. Уже во Дворце я встречаю всех своих знакомых и стою, принимая поздравления с поступлением в университет, кивая и улыбаясь, как вдруг замечаю Колю, который смотрит на меня издали с удивлением и любопытством. Я испытываю желание броситься ему на шею, но вижу рядом с ним молодую женщину, которая мне совсем не нравится. Наверное, это и есть его жена. Я не анализирую причину, но меня так и подмывает устроить что-нибудь вызывающее. Как говорит про это мама — чертик дергает за ниточку. Я подхожу к ним спокойно и чинно, здороваюсь и светским голосом заявляю, что очень рада видеть старого друга и познакомиться с его женой.

— Пусть вас не шокируют наши несколько вольные отношения, — заявляю я жене, глядя в глаза невинным взглядом, — Но ваш муж вытирал мне нос и шлепал по попке, когда я была еще в нежном возрасте. Я, можно сказать, выросла у него на коленях, — и я бросаюсь-таки к нему на шею с воплем, — Коко, дорогой, как я рада! — он похлопывает меня по спине, я отстраняюсь и так же ангельски любезно улыбаюсь застывшей жене: — Простите еще раз! Мы с сестрой рады видеть вас в такой торжественный день.

Я отхожу к беззвучно хохочущему у них за спиной Толе, он отводит меня в сторону и говорит восхищенно:

— Ты была великолепна. Дала ей повод к разводу, что сделает брата счастливым на всю жизнь.

— Я рада, хотя и не ожидала, что будет такой сокрушительный эффект. У них все так плохо? Она совсем мне не понравилась.

— Зато ты потрясающе выглядишь. Ты поступила в университет?

— Да, мсье, на французское отделение. Представляешь, буду учиться в самом центре, на Васильевском острове! А вы ведь занимаетесь в Петергофе? Так что ты сказал, у них неудачный брак?

— Конечно, безумием было жениться на ней. Как жена физика, она еще терпима, — говорит Толя тоном опытного мужчины, — Но ты знаешь, что брат хочет бросать университет и учиться на искусствоведческом? С этого все и началось. Она считает его идиотом.

— Сама она идиотка! — обижаюсь я за Колю, — Я сомневалась в его выборе еще три года назад.

— Лиза, — говорит он мне вслед, — ты очаровательна!

В ресторане Толя подсаживается ко мне и ухаживает напропалую. Надо сказать, что он не единственный, танцевать меня приглашают все. Когда ко мне подходит Коля, я делаю круглые глаза:

— Ты рискуешь усугубить скандал? Толя мне обрисовал слегка картину вашей семейной жизни. Прости меня. Я сначала делаю, а потом думаю. Ну, это ведь для тебя не новость. Последствия будут серьезны?

— Не бери в голову! — успокаивает Коля, выводя на середину танцевальной площадки и кладя руку на мою талию, — Бетси, я тебя не сразу узнал. Сколько мы не виделись, три года? Я горд, что я первый сказал: ты будешь потрясающей женщиной! Я желаю тебе счастья.

— Я уже счастлива: я здесь, и я принята на филфак.

— Это слишком разумно, а ты всегда привлекала меня широтой чувств.

— Я надеюсь, что здесь я получу все, что хочу, — заверяю я.

— Я тоже, — и добавляет, хихикнув: — Хоть я и не шлепал тебя по попке в нежном возрасте, я чувствую ответственность за тебя.

— Ну, конечно. Но все-таки это ты научил меня целоваться! Хотя всему остальному мне и пришлось учиться самой.

— И чему же ты научилась? — озабоченно интересуется он, — я надеюсь, ты все еще скромная и невинная девочка?

— Далась тебе моя невинность! Да, я невинна, потому что слишком была занята учебой, пора брать все в свои руки.

— Смотри не наломай дров, Бетси! Я беспокоюсь, ведь ты выросла на моих коленях! — говорит Коля, нежно прижимая меня к себе.

На следующий танец меня подхватывает кто-то из друзей жениха. Больше в тот вечер мы с Колей не танцуем.

Я с жадностью окунулась в ленинградскую жизнь, упиваясь свободой и новизной. Жила пока с Наташей, заняв место сестры. Все свободное от занятий время я исследовала незнакомый и полный тайн город. Лекции, театры, филармония, прогулки по городу и пригородам занимают все мое время. Я почти не бываю дома — и слава богу, у нас с Наташей назревает скандал: она считает, что я отбиваю у нее Толю, хотя видно сразу, что он отбился сам. Теперь он стал чаще бывать у нас, но заходит скорее ко мне. Наташа дуется на меня. Как я не клянусь, что меня не интересует ее Толя, она не верит. Приходится, импровизируя, признаваться, что с детства влюблена в Колю — сильно и безнадежно. Этому она верит сразу и наши хорошие отношения восстановлены.

Зимой я знакомлюсь со студентом с восточного факультета. Я перевожу с французского эссе о влиянии японского искусства на творчество Тулуз-Лотрека и иду на востфак выяснить у японистов все про источники влияния. Третьекурсник Сергей выполняет мою просьбу очень основательно. Я узнаю все о японском искусстве с посещением Эрмитажа и Музея этнографии, потом все о японских обычаях с дегустацией японского зеленого чая, заваренного в точности, как на чайной церемонии, потом все о японской литературе, — вот это мне очень нравится. Теперь творчество Ясунари Кавабата и Кэндзабуро Оэ я знаю так же хорошо, как французские романы. Старая японская литература приводит меня в восторг, «Принц Гэндзи» фрейлины Мурасаки и «Записки у изголовья» лежат на тумбочке у постели, и я читаю и перечитываю их снова и снова. Сергей учит меня древнему и тонкому искусству любования красотой. Мы ходим по городу, и он всегда находит ракурс, с которого привычный городской пейзаж становится необычайным и чарующим. Луна над заснеженной Невой, почти зацепившаяся за шпиль Петропавловской крепости или искрящийся снег на сфинксах у Академии художеств так прекрасны, что я поражаюсь, как это раньше я не замечала красоты окружающих привычных предметов. Единственное, что меня смущает в наших отношениях — его невероятная робость, причем подозреваю, что она не врожденная, а просто он не от мира сего, как все они там на факультете. Выучить японский и китайский язык я бы не смогла ни за какие коврижки, хотя сама уже легко учу итальянский. Они же зубрят с утра и до вечера. Пока мы только целуемся иногда. Колю я время от времени встречаю в филармонии, всегда с женой, поэтому мы здороваемся и улыбаемся издали.