Перекрестные ссылки (ЛП)

Джастин снова попытался выхватить сумку. Черт, он метался тут в одних трусах, весь всклокоченный, раскрасневшийся от злости и холода. И, словно психопат какой-то, кидался на Брайана, все еще мокрого после душа, в одном лишь обернутом вокруг бедер полотенце. Блядь, да как он вообще дошел до жизни такой? До встречи с Брайаном никаких таких драм в его жизни не наблюдалось, это уж точно.

Он снова рванулся вперед, но, прежде чем успел схватиться за рюкзак, Брайан отпрыгнул, а в следующую секунду уже метнулся в гостиную, подбежал к окну, распахнул его и бесцеремонно вышвырнул все любовно собранное Джастином барахло… на улицу. Прямо вниз. Из. Гребанного. Окна.

Так. Стоп. Замедленная съемка.

Ему нужен перерыв. Ему нужно остановиться и… и посидеть минутку. Потому что такого просто не могло случиться.

Он поверить не мог, в то, что Брайан действительно это сделал. Стоял, оцепенело уставившись на окно, в которое только что вылетел его рюкзак, и… не мог поверить.

Все его имущество… просто улетело.

Не осталось ничего, кроме злости и ошеломления.

А Брайан… Брайан тоже стоял, уставившись на окно, и на лице его застыло выражение абсолютного шока. Рот приоткрыт, язык прижат к зубам, а в ореховых глазах поблескивают золотые искорки. Джастин ненавидел это его выражение лица, потому что никогда не мог перед ним устоять. Больше всего на свете ему хотелось наброситься на Брайана с поцелуями вот в такие моменты, когда он становился похож на растерянного маленького мальчика – «я что-то такое сотворил и не знаю, что теперь делать».

Нижняя губа Брайана была красной и влажной. И, несмотря на недавнюю ярость, Джастин вынужден был отвести от нее взгляд, чтобы не думать о том, как здорово было бы втянуть ее в рот. Как говорится, привычка – вторая натура.

Джастин отошел к дивану и с размаху опустился на него. Сил не осталось даже на то, чтобы оценить всю иронию ситуации. Брайан (мистер «это только на время», « в моей квартире для двоих места нет», «убирайся отсюда на хуй!») только что выбросил в окно все его вещи… чтобы заставить его остаться. А Джастину теперь хотелось наброситься на него и заездить до полусмерти, потому что вид у него после этого странного поступка стал растерянный и очень уязвимый. Черт, его жизнь – прямо-таки готовый сюжет для пьесы в пяти актах. Только вот никто никогда не поверит, что такие отношения и в самом деле бывают.

Вздохнув, Джастин посмотрел на свои руки. Надо бы все-таки пойти одеться – хоть во что-нибудь. Его уже колотила дрожь, по коже бежали мурашки. Вот только двигаться совсем не хотелось. Вообще больше никогда. Ну и ладно, значит, он так и будет здесь сидеть, пока не схватит двустороннюю пневмонию и не помрет прямо на Брайановом драгоценном диване. Пускай тот потом объясняется со своей уборщицей. Ха, пускай попробует объясниться с мамой и Деб!

Он услышал, что Брайан пошел куда-то, но оборачиваться не стал – слишком много усилий пришлось бы прикладывать. И не особенно изумился, когда почувствовал, что плечи его окутало тепло, - это Брайан набросил на него простыню из так им ценимого египетского хлопка. И то, что Брайан выбрал именно простыню, а не одеяло, его тоже не удивило.

Джастин закутался в нее поплотнее, но глаз в знак признательности поднимать не стал. Он и не глядя чувствовал, что Брайан возвышается над ним и, вероятно, впервые в жизни смотрит на него нерешительно.

Да пошел он!

- Ты хотел поговорить.

Он вроде бы особо и не кричал, но голос все равно звучал хрипло. Говорил он негромко, словно произносил благоговейную молитву, а не пытался разорвать отношения с единственным человеком, которого любил. С человеком, которым восхищался, которого желал и ради которого наплевал на все свои наивные юношеские идеалы. Все полагают, что это Брайан вынужден был ради него изменить свою жизнь? О, да бога ради! Это Джастин готов был наизнанку вывернуться, лишь бы ему угодить. Это он смирился с беспорядочным сексом притом, что, сколько себя помнил, верил в моногамию. Это он забил на мамино: «Скажи наркотикам нет!» и вместе с Брайаном вдыхал Анитину дурь, каждый раз рискуя заработать аллергический приступ. Это он игнорировал все насмешки и подколки (мелкий сталкер, подзадержавшийся трах, президент моего фанклуба), чтобы провести с Брайаном хоть немного времени. Это он постоянно глотал обиды вприкуску с собственной гордостью. Ладно, о’кей, кое-что из этого было прикольно. Был какой-то азарт в этой их развеселой жизни – в отжиге в клубах, в съеме парней… Ну а в остальном ему некого винить, кроме самого себя. И, если честно, хороших моментов у них с Брайаном все же было больше, чем плохих. И все равно, все равно все это не давало Брайану права вот так просто взять и все проебать. Пойти и трахнуть Майкла.

- Ладно, тогда скажи мне кое-что, Брайан. Когда ты обоссал мои рисунки… ты сделал это потому, что приревновал меня к Майклу? Или потому, что приревновал Майкла ко мне?

Последовала пауза. Брайан не шевелился, и Джастину слышно было, как он дышит, - чуть с присвистом из-за искривленной носовой перегородки. А затем он вдруг плюхнулся на диван, задев Джастина плечом и бедром. Полотенце, чудесным образом пережившее все их предыдущие экзерсисы, наконец, слетело, оставив Брайана полностью обнаженным. Сердце Джастина (по привычке, конечно же!) сначала замерло, потом пустилось вскачь. А жар, вспыхнувший в животе, быстро перетек к члену. Зная Брайана, он готов был побиться об заклад, что тот сделал это нарочно. Соблазнить – и тем самым отвлечь, обычная его тактика.

- Это самый тупой вопрос из всех, что я когда-либо слышал.

Голос его больше не подрагивал от праведного гнева и звучал почти так же хрипло, как голос Джастина. Брайан потянулся к нему и медленно провел теплой рукой по его щеке, затем ниже – по шее, по груди. Придвинулся ближе, чуть раздвинув бедра, так, что стали видны тяжело налившиеся яйца.

- Это не ответ.

Джастин легко мог бы его оттолкнуть. Даже сейчас, когда его член с каждой минутой становился все тверже и взвивался все выше. Ему и раньше доводилось уже отказывать Брайану. Еще ни разу такого не было, чтобы злость (обида-боль-стыд) не смогли перебороть похоть.

Но сейчас он не был уверен, что хочет его отталкивать, и понимал, что Брайан видит это в его глазах. Если уж так случилось, что это их последние минуты вместе, он вроде как хотел бы почувствовать Брайана внутри. Может быть… может быть даже на время забыть о Майкле.

Взгляд Брайана смягчился, как бывало всегда, когда Джастин, по его мнению, делал что-то… На ум, конечно, первым приходит слово «милое», но Брайан скорее сказал бы «нахальное». Или в очередной раз назвал бы его пизденышем. Вот только челюсти его все еще были напряженно сжаты. Так что на этот раз этот взгляд, вероятно, означал скорее не «ты мне очень нравишься», а «я очень хочу тебе понравиться, чтобы… ты дал мне себя трахнуть».

- Джастин, ты и так это знаешь. Зачем задавать вопрос, ответ на который тебе известен?

- А, может быть, не известен…

Брайан не дал ему договорить, залепив рот поцелуем. Его губы, горячие и влажные, накрыли губы Джастина, язык толкнулся ему в рот, приглашая его собственный язык выйти и поиграть с ним. Джастин не стал его отталкивать, ответил на поцелуй. Это было здорово. Секс для них никогда не был проблемой, на эту тему они могли бы написать бестселлер в соавторстве. Брайан, воспользовавшись моментом, стащил с него трусы. И Джастин снова не стал сопротивляться, он и сам этого хотел. Подавшись ближе, он вжался членом Брайану в бедро и, когда губы их разомкнулись, заговорил снова:

- Почему ты не можешь просто ответить на вопрос? Почему мы обязательно должны препираться? Если вопрос настолько тупой, неужели тебе трудно на него ответить?

Однако его не-бойфренд так ничего и не сказал, лишь начал спускаться влажными поцелуями вниз по его животу. Все ниже. Ниже…

- Бра… Брайан!

Кончик его языка принялся плясать по головке члена Джастина, который от этого стал еще тверже, налился кровью. Одной рукой Брайан добрался до его дырки, второй же достал откуда-то из воздуха (но скорее все же из-под диванной подушки) презерватив и смазку. Джастин не понимал, чего ради они заморачиваются с презервативами, если все равно кончают друг другу в рот. Правда, так они делали только друг с другом, с другими – никогда.