Спаси меня, пока не поздно (СИ)

Акт 4. То, о чем мы жалеем

Меня все еще мелко трясет, а глаза горят недавними слезами. Предвестники боли, ноющие о новой дозе и мозг, желающий забыться, донимают меня мыслями о глупости, которую я умудрилась совершить. Секундная слабость, саднящая в сердце боль от увиденного вновь имени, вывели меня из себя, заставили вырваться из сильного оцепления зоны комфорта. Теперь же, когда шлюз чувств прикрылся и мир снова сер, я ненавижу себя за все это. Мне не нравиться сидеть закутанной в одно большое полотенце, раздражает мокрая одежда, липнущая к телу, а острые тычки ненависти, заставляют хотеть придушить Натана.

Какого черта он вообще там был? Зачем остался? Неужели ждал меня?

Как можно было так поступить с Джудит? Она, наверное, обижена за раздавленную моей пяткой дозу. Меня передергивает от этого воспоминания. А желанное было так близко.

И все же почему так произошло?

В поле зрения ткнулась зеленая чашка с будто мраморными разводами.

— Чай, крепкий и сладкий.

Я игнорирую его, не шевелюсь и старюсь вовсе не смотреть на кружку.

— Эйприл, это поможет, — доктор настаивает.

— Спасибо, но мне пора, — совсем тихо получается сказать.

Я встаю с табурета, ощущая холод в ступнях, горблюсь и быстро направляюсь к выходу, через его чистую, словно операционный зал гостиную. Правда. Здесь минимум мебели, все вылизано, ни одной крошки или кинутой вещи. Простой бежевый диван, два заурядных кресла, с напольным торшером между ними и стол с небольшим ковром под ним. Все такое…отвратительно бежевое. А в тех мрачных оттенках, что давят на мой мозг, вследствие неудавшейся дозы, заставляет испытывать тошноту.

Я шлепаю по его деревянному полу мокрыми носками и стараюсь уйти отсюда скорее. Чужие дома — мука для моего эгоизма. Только в один дом я готова возвращаться каждый день.

Такие же гулкие шаги я слышу за спиной. Брат моего друга безмолвно следует за мной. И я на долю секунды выдыхаю в облегчении, все же решил отпустить. Сейчас он просто закроет за мной дверь, и я буду молиться, чтобы наши пути больше никогда не пересекались.

Понимаю, что кипельно-белое полотенце все еще на мне и стягиваю его.

— Твое, — разворачиваюсь, протягиваю ему махровый островок теплоты.

Он тяжело на меня смотрит, и только теперь я вижу, что глаза его такого же цвета, как у Брэдли. Коньяк. Этот факт заставляет меня поджать губу. Я помню, как они умеют искриться весельем.

— Что? Я же сказала спасибо. Теперь мне нужно идти.

— Кто ждет тебя дома?

Отвожу взгляд, готовая уже пуститься от этого человека подальше. Его идиотские вопросы меня доканают в один момент.

— Тебе какая разница?

— Кто?

— Я пошла, — грубо кидаю ему и резко разворачиваюсь, уже не в первый раз за полчаса костеря себя за ту истерику.

Мое запястье хватают и сжимают до боли.

— Кто?

Возмущенно сдвигаю брови.

— Никто, — громко говорю ему в лицо. — Какого черта тебе надо?!

— А соседи?

— Что за идио…ай! Хватит! — мне уже не на шутку больно. Он держит меня так, словно хочет сломать руку.

— Повторяю, что с соседями?

Огрызки паники прямиком впиваются в меня и заставляют начать вырываться, используя весь тот вес, что у меня есть.

Мало.

— Отвянь, козел! Ай! Прекрати! — из глаз брызнули слезы. — Да срать мне на них, равно как и им на меня!

— Значит, никто не заметит?

Замираю и непонимающе пялюсь на него. Я едва набираю в грудь воздуха, чтобы задать простой и логичный вопрос, как Натан резко дергает меня на себя и крепко обхватывает, заключая в кольцо рук и не давая возможности пошевелиться. А затем тащит куда-то.

Недовольные и злобные бурчания вместе с попытками вырваться из цепких лап сбрендившего доктора быстро перерастают в крики и бесполезные истеричные дергания. Понятия не имею, что у него на уме, куда он меня ведет и что будет со мной дальше. Мокрая и грязная челка упавшая мне на глаза мешает видеть, и мир вокруг уже кажется какой-то черной клеткой. Ноги позорно скользят по полу, и никак не удается уцепиться хоть за что-то. Мужчина на удивление нем. Единственное, что я слышу это его немного сбивчивое дыхание над самым ухом.

— Уф, — сдавленно вырывается у него, когда я все-таки попадаю пяткой по лодыжке, и хватка немного ослабевает.

Обычно, я упускаю всяческие возможности, но не сейчас. Я вырываюсь и мчусь навстречу красивой дубовой двери с витражным стеклом, которое больше напоминает мне разбитые бутылки, нежели нечто декаротивно-прекрасное. Сердце рвется из груди, будто это не шанс к свободе, а лотерейный билет на миллион долларов.

— Эйприл! — грозно раздается позади.

Не успеваю убежать. Кончики пальцев только задевают металлическую ручку двери, как меня нагоняет спятивший Натан и вновь сжимает так, что воздух из легких просто выбивает.

— Пусти! Нет, не трогай меня, урод!

— Ты ведь опять туда пойдешь! — он так же кричит, утаскивая меня к лестнице на второй этаж.

Цепляюсь за перила лестницы, как кошка, взбирающаяся на дерево от собаки. И блажу не хуже.

— Пожалела уже, не так ли? — пыхтит он над ухом, хватая мои руки. — Думаешь, это было секундное помешательство? И теперь хочешь вмазаться, чтобы забыться?

— Ничего ты не знаешь, придурок! Тебе мозги обнесло. Пусти меня!

Наконец, он справляется со мной и тянет дальше вверх по светлым ступенькам.

— О, я знаю. Помню Брэдли.

— Пожалуйста, отпусти! Что ты хочешь со мной сделать?

— Ничего такого, о чем ты могла бы подумать.

Натан тянет меня дальше по коридору второго этажа. С такими же уродскими бежевыми стенами и светлым паркетом. Сил сопротивляться все меньше, но это не дает мне повода опускать руки. Мы подходим к двери и я, что есть сил, пихаю его спиной на дверь. Мы влетаем в небольшую комнату и валимся на пол. Руки его вновь разжимаются. Мне остается только подскочить и бежать. Опять не успеваю и проигрываю неравную схватку.

Меня грубо отталкивают вглубь комнаты, а затем дверь захлопывается прямо перед моим носом.

Крик отчаяния сотрясает не только саму меня, но и, кажется, стены вокруг. Деревянная сволочь стоит крепко, замок в ней хороший, а мое тощее тело столь слабо, что едва ли его потуги доставляют ей неудобство. Ногти и без того сломанные с еле стертым черным лаком скребут её серую поверхность, оставляя еле заметные следы.

— Посидишь здесь, пока не полегчает.

— Что?!

— Я хочу помочь, Эйприл.

— Но я не просила.

— Напротив. Еще недавно ты молила о помощи, разве не так?

Мои зубы скрипят от немой злости.

— Больно видеть, как человек, которого ты знал еще ребенком, разлагается. Тем более, когда можешь помочь.

Гнев вновь берет верх, и я в который раз кидаюсь на дверь, желая добраться своими бледными руками до шеи того, кто все это говорит.

— Плевать! Ты не можешь помочь! Почему?! Скажи. Какого дьявола ты решил это сделать?

Пауза.

— Ты единственный человек, кто хорошо его помнит. Остальные постарались забыть моего брата. Извини. Но тебе придется пережить это. Это пойдет лишь на пользу. Поверь.

— Да иди ты, хрен собачий, в задницу! Моя жизнь и делаю, что хочу! — все так же бесполезно пинаю дверь. Пальцы на ногах уже болят. — Эй, доктор Палмер, а как же ваша работа? Кто позаботится о других больных?

— Со вчерашнего дня я в отпуске. Давно не отдыхал.

Раздирающий горло вопль вырывается из меня, и тело обессилено плюхается на задницу. Нет. Эта дверь для меня — непроходимая преграда. В комнате с темно-синими стенами, усыпанными звездами и рисунками ракет мне отвратительно. Что за идиотизм происходит? Мне плевать, чья это комната. Она выглядит слишком по-детски со своей небольшой полутораспальной кроватью, с занавесками, повторяющими космическую тематику и белыми пластиковыми звездами на потолке, которые, скорее всего, светятся в темноте. Узнавать, как это выглядит ночью, желания вовсе нет, и я в отчаянии хватаюсь за голову.