Любовь выше страсти

— Ну и хорошо.

Эми мигнула. Пол держал в руках сверкающий серебряный поднос, на котором стояли серебряный молочник, серебряная сахарница, серебряный чайник и золоченые чашки. Он опустил поднос на дубовый журнальный столик, и Эми убедилась, что чайник и вправду серебряный. Рядом с креслом Эми стоял резной столик, на который Пол поставил чашку, после чего предложил ей молоко.

— Спасибо, — сказала Эми, — но я пью без молока с тех пор… — Она умолкла, неожиданно вспомнив, как едва не устроила Полу скандал из-за отсутствия молока. — Кажется, я недавно ворчала…

— Немного. — Пол поставил молочник обратно на поднос. — У тебя был шок.

— Ты еще за меня извиняешься!

— Я не извиняюсь.

— Ладно, — сказала Эми, поднося чашку к губам. — Потом я еще раз попробовала без молока, и мне понравилось.

— Значит, ты распробовала вкус чая. — Пол уселся напротив. — А я всегда так пью.

Эми постаралась не показать, как рада, что у них есть хотя бы одна общая привычка. Несколько приободрившись, она дала себе слово не глупить и, чтобы отвлечься, стала припоминать, как у нее прошел день.

— После занятий мы встретились в учительской с Кейт. Она хотела со мной поговорить, и мы немного поболтали.

Кейт почти ничего не сказала. Они всего-навсего обменялись банальными фразами об отчетах, учениках, о родительском собрании. Эми затягивала молчание, давая подруге возможность пооткровенничать, но Кейт так и не решилась. Только сейчас Эми стало любопытно, что же Кейт скрыла от нее.

— Я был в магазине. Начал свою пятничную писанину, пока тебя ждал.

Он кивнул на стол, и Эми обратила внимание на калькулятор и стопку бумаги. Ей стало интересно, почему он не воспользовался компьютером, который стоял в третьей крошечной спальне, но, может быть, ему хотелось посидеть в гостиной?

Как же у него хорошо, думала Эми, обводя взглядом светлые стены и картины с изображениями экзотических мест, шторы до пола из сапфирового бархата, коричневый ковер, знавший лучшие времена. Наверное, я бы все сделала иначе, но мне нравится, решила она.

На столе и книжном шкафу стояли переделанные из китайских ваз лампы, мягкий желтоватый свет которых успокаивал глаза и душу.

— Серебро из твоего магазина? — небрежно спросила Эми.

— Слава Богу, нет. — Он поглядел на сверкающий сервиз. — Фамильное. Мама не очень им интересуется.

— Но это же красиво! — удивилась Эми.

— Наверное, оно слишком современное для нее. — Пол выпил чай и поставил чашку на блюдце. — Или все дело в том, что его купил мой отец.

— Печально. — Эми подумала о своих родителях, которых могла разлучить только смерть, и обо всех тех вещах, которые стали священными в ее доме только потому, что к ним прикасались руки матери. — А где твой отец?

Пол поглядел в чашку.

— Пять лет назад он умер в Лос-Анджелесе.

— Извини…

— Ничего. Мы перестали видеться задолго до этого.

Эми вздохнула, жалея Пола и всех детей, которые живут сиротами при живых родителях.

— А когда вы виделись в последний раз?

— Когда я учился на первом курсе в Оксфорде. — Пол налил себе еще чаю. — В то время ему везло, и он снимал квартиру на Бейкер-стрит.

Везло? Эми задумалась.

— Он играл?

— Да, — только и ответил Пол. — Деньги у него не задерживались. То он обедал в лучшем ресторане, а то не мог заплатить за квартиру. — Пол поглядел на серебряный сервиз. — Думаю, он купил его на деньги, предназначенные на обувь.

— Тогда понятно, почему твоя мама не любит его, — медленно проговорила Эми.

Наверное, он рос несчастным одиноким ребенком. Эми и ее братья потеряли мать, и их отец долго не мог оправиться от беды, но денег у них всегда хватало.

И они были вместе. У нее появился еще один вопрос, но она не знала, как бы потактичнее задать его, чтобы не расстроить Пола.

— Ты единственный ребенок?

Он кивнул.

— Мама, наверное, не хотела больше рожать.

Вот оно. Его мать не доверяла отцу, поэтому не хотела рожать еще детей. Эми не понимала, как Полу удалось, несмотря на такое детство, воспитать в себе уверенность и добродушие.

— Сколько тебе было лет, когда они разошлись?

— Десять. Видимо, она тянула сколько возможно.

— Наверное, она любила его?

— Наверное. Поначалу.

Пол допил чай и взял чашку Эми, чтобы поставить ее рядом со своей. Он молча налил ей еще чаю.

— Думаю, поначалу она любила его, — повторил он, усаживаясь обратно в кресло. — Но когда я подрос, то заметил, что ее удерживает от развода только гордость.

— Гордость?

— Да. И упрямство. Она не хотела, чтобы ее родственники оказались правы насчет него.

Эми посмотрела на вошедшего в гостиную Джима. Видимо, Пол дал ему поесть, иначе он ни за что не оставил бы их одних так надолго. Джим улегся возле ее ног, и она погладила его по голове, думая о том, что ей рассказал Пол.

Ее родственники, сказал он. Наверняка он имел в виду родителей своей матери, бабушку и дедушку, но как же холодно он произнес эти слова. Эми решила выразиться иначе.

— Семья… твоей матери не одобряла ее выбор?

— Они оказались правы насчет его легкомыслия. — Пол сделал глоток чая. — Но быть правым еще далеко не все.

Да, он не случайно сказал «ее родственники». Он их не любит. Эми видела это по изменившемуся выражению на его лице. В последний раз она видела это выражение, когда он говорил о Роберте.

— Ты хочешь сказать, что было еще и другое?

— Было. — Пол поглядел на нее, и лицо у него стало совсем другим, отчего Эми заволновалась и затрепетала всем телом. — Ты права. Было и другое. Когда мама вышла замуж, они перестали с ней разговаривать.

— Ужасно!

Эми не имела ни бабушек, ни дедушек. Мамины родители умерли, когда она была еще совсем маленькой, а папины — когда ей едва исполнилось десять лет. Но бабушки и дедушки, которые не желают признавать твоих родителей, совсем другое.

— Они объявились, когда мама вышла замуж во второй раз, — продолжал Пол. — Хэмиш, мой отчим, их больше устраивает. Но для меня это было слишком поздно.

— Слишком поздно?

Эми знала, что он ответит, но хотела услышать это от него самого.

— Мне не довелось узнать их получше. И полюбить.

Эми едва не плакала, представляя себе детство Пола. Ни братьев, ни сестер, ни защищенности. Потом не стало отца. Долгие годы в школе, которую он ненавидел. И родители матери, отвергнувшие ее.

— А родители твоего отца? — спросила Эми. — Они как?

— О, это совсем другое. — Пол улыбнулся самой светлой, самой открытой из своих улыбок. — С ними все в порядке. Правда, они не богачи… — Он нахмурился, подбирая нужное слово. — Они солидные. Добрые, любящие, надежные… Как Харолд и его семья.

— Ну да. — Эми вспомнила их разговор в пабе Оуэна. — Ты говорил о его отце.

Пол не ответил.

— Хочешь еще чаю?

— Да. Спасибо.

На самом деле она хотела не чаю, а продолжения разговора. Когда он так с ней разговаривал, Эми забывала, что у него есть девушка и что ей и ее дому угрожает некто неизвестный. Она даже забыла, что именно эта угроза удерживает их вместе и что, когда угроза минует, она вернется к себе и, наверное, никогда больше его не увидит. Она забыла обо всем на свете и помнила только о том, что он рядом и ей легко и спокойно с ним.

— Наверное, надо купить кружки вместо чашек, а то мне приходится все время наливать чай, — сказал Пол.

— Мой отец не любит чашки. Наверное, именно он и приучил меня к кружкам, — сказала Эми, с благодарным видом принимая совершенно ненужную ей третью чашку. — А с Харолдом ты часто виделся?

— Нет. Мама считала, что у нас не может быть ничего общего. Пришлось мне вырасти, чтобы понять, как она ошибалась.

— Я ведь почти не знакома с Харолдом. — Эми вспомнила серьезного юношу, настолько уверенного в себе, что ему не нужно было это демонстрировать. — Но, по-моему, у вас много общего.

— Он на десять лет меня младше, но ты права, мы с ним ладим. Одна из его сестер просто прелесть, а другая… — Он помолчал, видимо, ища точные слова. — Другая больше похожа на моего отца. — Пол вздохнул. — Наверное, в каждом поколении должна быть своя паршивая овца.