Ничего не чувствую (СИ)

- Ну, куда же ты! – воскликнула Кимико, запуская ему вдогонку порцию огня. Впрочем, Дейдара с запасом ушел вперед. Она стиснула зубы в недовольстве и кинулась за ним. Он отбежал к маленькой хижине и там остановился, переводя дух. Кимико тоже остановилась. За ней высилось произведение архитектуры местного масштаба, в котором Дейдара узнал собственную академию. Знакомая крыша была выполнена из черного мрамора, по которому узорами расползался некий тривиальный сюжет о пути доблестного воина. Кто бы мог предположить, что он окажется здесь при таких обстоятельствах.

- Может, теперь узнаешь, Дейдара-кун? – неожиданно поинтересовалась Кимико. Подрывник сощурился на это обескураживающее предложение.

- Ничего не приходит в голову! Но я почти уверен, что в таком виде тебя выгоняли со всех занятий, – усмехнулся он. И все же ее лицо, оно было смутно знакомо. Кимико разочарованно фыркнула.

- Это тебя выгоняли со всех занятий, а я была прилежной девочкой, – заметила она. Тут-то до него и дошло, кто перед ним стоит. Он непроизвольно выругался. Кимико Симидзу! Маленькая Кимми! Гордость школы, подающая надежды, звездочка. Невинная и разрушительная в своих способностях. Впрочем, теперь ее невинность стояла под вопросом.

- Я смотрю, ты вспомнил, Дейдара-кун, – догадалась она.

- Кимико, ты не можешь меня обвинять в забывчивости, ты как бы так выразиться… изменилась, – притворно попытался оправдаться Дейдара.

- А ты все такой же красавчик, – улыбнулась она. Но в ее улыбке не было ничего доброго. Если бы Дейдара догадывался, с кем имеет дело, он бы не отпустил Сасори. Хотя, кого он обманывает, он бы его отпустил. Проклятая гордость. Теперь Кимико размажет его хлыстом по стенке. Будто прочитав его мысли, она угрожающе щелкнула хлыстом в воздухе.

- Ну не грусти, ты тоже не промах, – произнесла она не без иронии.

- Я польщен, – Дейдара отвесил ей элегантный поклон, на который ушла половина оставшихся у него сил.

- Знаешь, – сказала Кимико задумчиво, пока в ее правой ладони скапливалась огненная чакра, – я даже была в тебя влюблена. Да… Я была в тебя влюблена без памяти. Ты должен это знать, потому что только благодаря этому я так долго с тобой провозилась. Хотелось посмотреть, каким ты стал, Дей-кун.

Его имя она выплюнула с издевкой.

- Тебе скорее хотелось, – хрипло ответил он, – чтобы я тебя вспомнил. Но видишь как… Без напоминания не обошлось.

Кимико буквально скрипнула зубами от злости. Дейдара, довольный своей последней репликой, улыбался. Все содрогнулось от мощного потока чакры, окутавшего страшное орудие Кимико. С бешеным криком она нанесла последний удар. Она даже не сразу сообразила, почему хлыст изменил траекторию. У нее из-под ног вырвало почву и два последних глиняных снаряда подорвали несущие колонны академии, так что огромными кусками на Кимико посыпалось гранитное здание, заживо погребая ее под собой. Напрасно она пыталась выскочить или отпрыгнуть. Глиняная ладонь намертво пригвоздила Кимико к месту, а ведь она даже не заметила, как это произошло! Последняя колонна жалобно затрещала. Будто само здание академии отказывалось уничтожать отличницу. И с неистовым ревом все три этажа превратились в груду гранита и бетона. Кончик хлыста, взвившегося в воздух зацепил Дейдару и с силой вмазал его в стену маленькой хижины. Которая, впрочем, на проверку оказалась гораздо прочнее. Он тихо рассмеялся, но почувствовав адскую боль в боку, сжал зубы и бессильно осел на землю.

- Никогда она не была в моем вкусе, – неразборчиво пробормотал он. Легкие горели. Он задыхался от усталости. Кажется, у него было сломано ребро, а может и не одно. Оставаться здесь было равноценно смерти. Кто-нибудь непременно перережет ему горло, но, по крайней мере, он не проиграл. Мастер Сасори будет доволен. Точно, он может им гордиться. Дейдара чуть прополз вперед, но тут же закашлялся, сплевывая на землю подступившую к горлу кровь. «Дело – дрянь», – констатировал он, глядя как бурые пятна впитываются в песок. И тут же ощутил прикосновение железа к своему горлу. Похоже, ему все-таки не удастся умереть наедине с самим собой. Как жестоко добивать того, кто и так гарантировано покойник.

- А кто в твоем вкусе? – услышал он. Она говорила шепотом, но он сразу узнал, не мог не узнать ее. Теперь он был рад тому, что ему повезет умереть от ее руки.

- У меня сегодня в прямом смысле отбоя нет от поклонниц, – сказал он и тут же зашелся жутким грудным кашлем. – Ты случаем не отличница?

Тен-Тен машинально улыбнулась. Она думала, будет проще. Но смотреть, как он умирает было невыносимо. Она отбросила кунай и села на землю, устроив его голову на своих коленях. Дейдара с трудом мог различить ее лицо, сквозь мутную пелену. Но он помнил, какая она красивая. Лучше всего она ему запомнилась в темнице. Ее лицо, такое живое, отражающее сотню эмоций. Оно менялось каждый раз, когда он что-то ей говорил. И иногда он даже читал в нем: «как он хорош».

- После того, что я сделал, ты имеешь полное право меня добить, – сказал он, хотя ему хотелось протянуть еще хотя бы минуту, чтобы побыть с ней.

- Но я не хочу, чтобы ты умирал, – проговорила Тен-Тен, сквозь слезы. Ее рука нашла его руку и сжала ее. – То, что ты сделал ужасно, но я все равно не хочу, чтобы ты умирал.

- Тогда ты должна знать, что я… – он поперхнулся, но смог продолжить, – я пытался их защитить.

Тен-Тен хотела изобразить удивление, но она не была удивлена. Когда Наруто рассказал ей, как произошло нападение, она сразу обо всем догадалась.

- Ты не настоящий преступник, так только, выделываешься и все, – заставила она себя пошутить, хотя очень хотелось плакать.

- Это ужасное оскорбление, Тен-Тен, – прошептал он. Оставаться в сознании становилось все сложнее. В глазах темнело. Дейдара чувствовал, что ему осталось недолго.

- Пожалуйста, не умирай, – Тен-Тен обещала себе этого не произносить, но она больше ничего не могла из себя выдавить. Слезы градом катились по ее щекам. – Не умирай, прошу тебя, не умирай…

- Ты же знаешь, – улыбнулся Дейдара в последний раз, – я все всегда делаю назло.

А потом он закрыл глаза и больше их не открыл.

====== Глава 12. Наедине с демоном ======

Они шли молча. Глубже по коридору стали появляться фонари на стенах и, хотя освещение оставалось скудным, больше не приходилось тратить чакру на то, чтобы просто не споткнуться. В какой-то момент их остановил грохот, добравшийся к ним даже сквозь толщу земли, но возвращаться назад означало потерять еще больше времени. Они постояли немного, а потом продолжили свой путь в гнетущем молчании. Сакура была абсолютно разбита. Но когда первая волна горя откатила, она подумала о том, что по сути Сасори тут не при чем. Он сообщил ей чудовищную новость, насмешливо, в самый неподходящий момент. Но он лишь вестник. Хуже было то, как он использовал эту новость, он хотел причинить ей боль. Он из кожи вон лез, чтобы она мучилась. Но что в этом было такого удивительного? Почему каждый раз она находила в себе душевные силы поражаться этому факту? И плакать, и чувствовать. Чувствовал ли он что-нибудь? Насколько сильно нужно было его уколоть, чтобы этот кусок льда хотя бы отдаленно ощутил все то, что намеренно ей причиняет. Как вообще она угодила в эту ловушку? Сакура пыталась вспомнить хоть какие-то опасные симптомы, которые она вовремя не распознала, но тщетно. Ей, похоже, просто нравилось, когда ее задевают. И она, как истинный мазохист, вычислила в Сасори не истощаемый потенциал надругательств и жестокости. У нее чуть сердце не выпрыгнуло, когда она увидела Сасори там, на поле боя. Промелькнула надежда, что он пришел ее вызволить. Но нет, теперь все ясно. Это Дей-кун имел живое сердце. Это он заставил Сасори плестись сюда, бог весть на какие известные одному ему рычаги надавив. Если бы не он, не его неунывающий нрав, страшно представить то неконтролируемое чудовище, в которое Сасори мог превратиться. То, что Дей-кун жив, было самой искренне чудесной новостью для Сакуры за долгое время. И все же она не преминула воспользоваться этим. Как она только не вздыхала, как ни восклицала, как ни объяснялась своему другу в любви, пытаясь хоть что-то расшевелить внутри его бездушного напарника. Дейдара даже незаметно скорчил ей понимающее лицо, выражая свою готовность подыграть. Но одного взгляда на Сасори было достаточно, чтобы понять: он вовсе не слушает ее приторных восторгов. И сейчас он, уравновешенный и безучастный, просто шел чуть впереди нее. Он не нуждался ни в разговорах, ни во внимании, ни в душевном тепле, ни в тепле телесном. Сасори был непроницаемо самодостаточен. И чем глубже он погружался внутрь себя, чем дольше какой-нибудь случайный вопрос или касание не выдергивали его из черных коридоров собственной души, тем, казалось, безнадежнее он становился.