Фрося. Часть 4 (СИ)

Да, у нас была, по мнению большинства, краденая любовь, но мы её ни у кого не воровали, а в основном у самих себя, потому что не могли бросить своих детей или пойти наперекор им, как произошло в моём случае.

Ты прав, я, безусловно, научусь жить без него, но на это надо время.

Что касается других мужчин, так я про них никогда не думала, пока любила одного.

— Мам, ты не возненавидела его за предательство, до сих пор любишь?

— Сёмочка, он меня не предавал и не обманывал, всегда говорил только правду. Я знала, на что шла и знаю с чем осталась.

Фрося глубоко вздохнула.

— Скажи, а сам Марк мне не звонил?

— Нет, звонила ещё его младшая дочка Ленка.

— Тоже грязь на меня лила?

— Нет, даже не вспомнила, она хотела поговорить именно со мной, похвалялась, как скоро уже будет жить в Штатах, как поступит учиться в Гарвард, совершать круизы вокруг света и прочий бред вводила в мои уши, короче, пудрила мне мозги по полной.

— Ты думаешь, что она позвонила только для того, чтобы похвастаться?

— Нет, она хоть и болтушка, но очень добрая и любит меня.

Сказала, что обязательно напишет, как только определятся на новом месте и если я не против, то будем поддерживать связь, ведь мы близкие родственники.

— Ну, слава богу, хоть чуть-чуть разбавил мерзость исходящую из той семьи, хотя, что можно было ожидать другого.

— Мама, а, как ты думаешь, они будут там счастливыми?

— Я не знаю, что ты вкладываешь сейчас в это понятие, но думаю, что ничего особенно не изменится в отношениях в семье, любовь не разменные деньги.

Думаю, что Марку будет поспокойней, не надо больше будет прятаться от властей и он сможет честно вести свой бизнес, если, конечно, он у него там получится.

Сёмка посмотрел прямо в глаза матери.

— Мам, а он звал тебя с собой?

— Звал.

Сынок, пойдём спать, поздно уже, у нас ещё будет предостаточно времени поговорить, но на эту тему я больше не хочу распространяться.

В разной степени удовлетворённые состоявшимся между ними серьёзным разговором, они разошлись по своим спальням.

Не смотря на усталость и поздний час Фрося никак не могла уснуть.

Она всё прокручивала и прокручивала в голове, рассказанное Сёмкой.

Вот дурёхи, как был прав Марик, когда говорил о них с пренебрежением. Курицы пустоголовые, столько времени мирились, зная об их отношениях, а в конце вылили свой накопившийся яд, так ещё на не в чём неповинную голову её сына.

Грело сердце от мысли, что Сёмка у неё такой сообразительный, преданный и любящий свою непутёвую мать.

Она была согласна с сыном, хорошо, что они уже уехали.

Наконец, закончились её муки, как было невыносимо знать, что он где-то рядом и не сметь с ним встретиться.

В окно заглянул ранний ясный майский рассвет, а она так и не сомкнула глаз.

Глава 48

Тысячу раз перекрутившись со спины на живот, с одного бока на другой, Фрося окончательно поняла, что уже не уснёт и нечего зря пролеживать бока.

Чем бездарно валяться в постели, лучше встать и приготовить Сёмке что-нибудь из его любимого, хотя он у неё совсем не привереда.

Попозже позвонит Мирабу, интересно всё же, что велел ей передать Марк.

Ещё не наступил полдень, а по квартире уже распространялся запах борща и запеченной в духовке курицы.

Давно Фрося с таким вдохновением не занималась обедом.

Кроме того, что ей очень хотелось побаловать сына домашней едой, так готовка ещё помогла ей отвлечься от терзающих душу мыслей.

Было очень неприятно, что поток гадости пролившийся в её сторону из уст Розы Израилевны и Сони принял мужественно на себя Семён.

Намного правильней было бы, если она сама присутствовала в этот момент дома и отвечала на нападки разъярённых фурий, хотя она сама себе честно признавалась, лучше, чем это сделал её сын, у неё вряд ли бы получилось.

С улыбкой и теплом к Сёмке, вспоминала его тон и замечания в беседе с Соней по телефону, он не оскорблял нападающую на его мать женщину, а, как точно охарактеризовал поведение той в течение почти четырёх лет, и, как встал на защиту матери, совершенно, не задумываясь о её правоте.

Пока она переосмысливала ночной разговор с сыном, обед был приготовлен.

Фрося уже заканчивала убирать разор устроенный ею на кухне и только тогда, услышала, что Сёмка поднялся, и протопал в туалет и ванную.

Через несколько минут в коридоре застонала боксёрская груша под сильными и частыми ударами, сын приступил к тренировке.

Тепло любви разлилось по сердцу матери, какой он у неё всё же целеустремлённый.

Разгорячённый тренировкой Сёмка залетел на кухню:

— Мамочка, какие запаханы, тысячу лет не ел домашнего борща.

И заглянул через стекло в духовку.

— Вай, какая курица, ни в одном ресторане такую не подадут.

— Ладно, будет тебе, так на старости лет и смутить можешь.

— Мамуль, на правду не обижаются.

А, ну его этот чай, налей мне тарелочку борщика, врублю и побегу к Толику Халимонову, я тебе уже про него рассказывал, его приняли в труппу театра Маяковского, где играют Доронина и Джигарханян, ему привезли из Югославии новый альбом Deep Purple, хотца очень послушать, группа полный отвал.

— Ну, и во сколько тебя ждать дома?

— А ты не жди, я не привык строем ходить и тебе это не надо.

Фрося в ответ прыснула:

— Сынок, появлюсь раз в месяц дома и начинаю воспитывать, а ведь я примерно в твои годы начала самостоятельную жизнь, совершенно одна, приехав из деревни в незнакомый городишко, попав по-сути к чужим людям в услужение.

— Мам, ты мне никогда не рассказывала об этом периоде жизни, я даже толком не знаю, как в твои руки наша Анька попала.

Семён с необыкновенным аппетитом уплетал налитый матерью борщ, в котором возвышалась, блестя оголённым боком сахарная кость в окружение сочной говядины.

Фрося привычно налила себе в любимую кружку чая и приступила к рассказу.

Давно Сёмкой съеден борщ, выпиты три уже большие кружки чая, а мать всё рассказывала и рассказывала, а сын боялся пошевелиться на табуретке, чтобы не сбить нечаянно повествование.

Фрося дошла в своём рассказе до момента, как она пришла пешком в только что освобождённый от фашистов город, нашла в костёле дядю Алеся ксёндза Вальдемара и тут зазвенел телефон.

Сёмка от злости даже заскрипел зубами:

— Кому там делать нечего, такую историю перебить, я такого ни водном фильме не видел.

И побежал в коридор, снять трубку.

Через минутку он вернулся:

— Мам, там собрались у Толика ребята, ждут меня, чтоб начать прослушивание альбома.

— Так иди, я тебя, что держу.

— Мамуль, ты меня держишь своим рассказом про себя крепче морских канатов, дай слово, что в ближайшее время продолжишь свою историю, а иначе, я плевал на все альбомы на свете и никуда не уйду.

— Да, ступай ты, мой рассказ далёкое прошлое, а твоя жизнь происходит сегодня, живи сынок и наслаждайся жизнью, я это не так часто делала.

— Мамуль, клянусь…

Но в этот момент опять раздался звонок телефона.

— Ну, это же надо, не дадут спокойно жить!

И Сёмка опять помчался в прихожую.

Возвращаясь обратно на кухню, кривя лицо смешными гримасами, кивнул матери в сторону прихожей — человек на другом конце провода явно ему был не симпатичен.

Фрося поспешно устремилась к телефону и с волнением прижала трубку к уху:

— Да, я вас слушаю.

— Это Фросья?

— Да, да, Мираб, это я.

— Слюшай, ти можьешь сэгодна встрэтится со мной?

— Конечно, могу, только скажите, когда и где.

— У тэбья ест подходащее мэсто, гдэ ми можем поговорит бэз свыдэтэлэй?

— Можно на моей даче, но это шестьдесят километров от Москвы.

— Отлычно, по какому шоссэ надо ехат?

— По Каширскому.

— Черэз два часа жды менья на дэсатом киломэтрэ от города.

Фрося медленно положила трубку, взглянула на часы, лучше подстраховаться, попасть на назначенное место загодя, через часик выедет.