Школа строгого режима, или Любовь цвета юности

Одноклассники относились к нему с большим уважением и пиететом. Он был вне масс, поверх конфликтов и сплетен. Эрудиция, такт, доброта в сочетании с большой требовательностью к себе и окружающим.

Класс заметил, что Настя и Борис не вместе. Это висело в атмосфере классной комнаты. Борис был, а духа его не было. Присутствие-отсутствие обозначалось холодком с той парты, где он обычно сидел. И словно невидимый щит заслонял его от любопытных глаз, он оставался непроницаем.

Настя же, напротив, страдала так, что заметно было всем. Ее лицо опрокинулось, она полностью потерялась. Поделиться тоже было не с кем, подруг она не впускала в свою личную жизнь. Но даже если поделиться – что она скажет? Что случайно порвала одну из тонких струн души Бориса? Кто поймет?!.. Если даже она сама не понимает, как они умудрились поссориться и что нужно сделать для примирения.

Неделя прошла, а Борис по-прежнему не выходил из своего панциря. Настя потеряла надежду. И тут на перемене к ней неожиданно подсела… Таня.

– Пошли в столовую. Что ты тут сидишь одна. Давай поднимайся и пошли… подружка моя.

Танька первый раз заговорила с Настей после Волги. Их ссора была понятна и осязаема. Настя плохо отозвалась о Мухаммеде, Таня закономерно обиделась. Как дважды два. Но Мухаммеда больше нет, и значит, им не нужно больше таить взаимные обиды.

– Прости меня. Я тогда была неправа, – грустно отозвалась Настя и неожиданно обняла Танюху. Ее принципы сдались под гнетом собственных проблем.

– Ладно, забыли. Нам обеим сейчас нелегко. Я поддержу тебя, ведь мы же подруги. Не то что некоторые.

Таня имела в виду меня. Мы были в ссоре, каждая считала себя правой. И глядя на их неожиданный тандем, мне порой казалось, что Таня дружит с Настей назло мне. А девчонки так крепко вцепились друг в друга, что даже на уроках теперь сидели вместе.

Пару дней я промучилась, наблюдая за их внезапной истеричной дружбой, потом не выдержала и подошла:

– Тань! Настюх, давайте поговорим и вместе придумаем, как помирить тебя с Борисом, – предложила я свою помощь.

– Не надо. Мы уже сами все придумали, – за обеих ответила Таня. – Это наш секрет, да, Настюх?

Настя задумчиво кивнула. Она была на своей волне, но по горло в воде. По глазам читалось, что еще чуть-чуть – и она начнет захлебываться. От жалости к себе и страданий по любимому.

– А что вы придумали? Мне-то можно сказать? – напряглась я.

Но Татьяна только заговорщицки улыбнулась и прижала пальчик к губам:

– Мы никому не скажем. Но отомстим всем этим гадам!

Наверное, она имела в виду все мужское население мира.

Смутная тревога холодом легла на сердце.

«У девчонок разные ситуации. Что Танька могла придумать, чтобы отомстить двум таким разным людям, как Борис и Муха?» – подумала я, но не стала больше лезть к ним в душу.

– Выходи на перемене в коридор. Там все и увидишь.

Таня прошептала что-то на ухо Насте. Та побледнела и ответила:

– Нормально. Я готова.

Весь урок я смотрела на Настю. Ее лицо было спокойным и решительным. Мне даже в голову не могло прийти то, что они задумали. Раздался звонок с урока, и ученики потянулись к выходу.

Танька встретилась со мной глазами и мотнула головой: «Пойдем с нами!»

Девочки встали посередине длинного полупустого школьного коридора. Татьяна ждала, когда из класса выйдет Борис.

– Так что вы задумали? – уже более настойчиво спросила я.

Внезапно Таня, увидев Бориса, взмахнула рукой и крикнула: «Давай!»

Настя сорвалась с места и стремительно понеслась по коридору в сторону распахнутого окна третьего этажа. Вскочила на подоконник, оглянулась на нас, и весело крикнув «Смотрите!», спрыгнула вниз.

– Он видел! Здорово получилось! – удовлетворенно хихикнула Татьяна.

– Идиотка! – закричала я и побежала по коридору к окошку.

Ученики, кто был в коридоре, все столпились возле подоконника и смотрели вниз. Внизу шла стройка. Сооружалась новая столовая, большая и современная. Строители уже возвели фундамент, выгрузили гору железа и кирпичей.

На все это и спрыгнула наша Настя.

Она сидела на бетоне с неестественно вывернутыми, как у цыпленка табака, ногами, раскачивалась и стонала: «Ой, мамочка, больно, ой, помогите…» Искала точку без боли, но напрасно. Глупость напоминала о себе в каждом движении переломанного тела. Настя сдалась и легла навзничь на бетон, потеряв сознание.

Борис не смотрел в окно – он сразу бросился по лестнице вниз, обежал школу, влез на стройку и оказался рядом с Настей. Молча взял ее на руки и понес. Пока все задавали друг другу вопрос «что случилось?», «как это произошло?», подъехала «скорая помощь», и Борис уехал в Склиф вместе с Настей.

Мы плакали от страха за нашу одноклассницу. Таких трагедий никогда не случалось в школах, а если что-то и происходило, об этом никто не знал. Интернета не было, в новостях о подобных вещах не говорилось. Даже о массовых происшествиях умалчивалось. Поэтому в умах большинства создавалась иллюзия безмятежного и счастливого детства-отрочества. И вдруг на голову всего этого благополучия падает живой человек, наша подруга! Осмыслить и понять это было невозможно. Настюха всегда была абсолютно позитивным и довольным жизнью человеком. Как она могла решиться покончить с собой, выбросившись из окна?! Кто ее подтолкнул к этому?!

– Это ты ее подбила! Я знаю! – набросилась я в слезах на Таньку.

Татьяна растерянно развела руками:

– Она хотела привлечь внимание Бориса, чтобы он вышел из своей скорлупы и они помирились. Я должна была только дать ей сигнал, что он вышел из класса. Мы хотели попугать его!

– Ты – дура! Какая же ты дура! – Моему возмущению не было предела.

– Я не дура, – спокойно ответила Таня. – Своей головой нужно думать. Я просто помогла ей осуществить ее замысел.

– Ни фига! Ты терпеть ее не могла и кайфовала, что она страдает из-за Бориса. А ее прыжок доставил тебе массу удовольствия. Как же – столько негативных приключений! Не одной тебе бегать за Мухаммедом и страдать. Пусть и другим плохо будет. Так?!

Татьяна выслушала с ухмылкой. И даже не расстроилась. Внутри нее была качественная пустота, звенящая и гулкая. Наверное, все самое лучшее выел Мухаммед, а нам, подругам, оставил атрофированные доброту, сострадание и честь. Эти качества оказались вовремя не востребованы, поэтому замерли в зародыше, так и не развившись.

В одну минуту я потеряла двух подруг. Одна была, покалеченная, в больнице, другая равнодушно смотрела на меня, не испытывая ни малейших угрызений совести.

Динара находилась в далекой Казани у тетки. К тому же ее нельзя было волновать.

Вика постоянно прогуливала школу: ее режиссер начал съемки фильма о войне, и Вике досталась роль медсестры в госпитале. Ей теперь приходилось изображать заботу на высоком художественном уровне.

Что-что, а изображать мы умели…

С тяжелым сердцем я вернулась домой. Звонить было некому. На протяжении всей жизни каждому человеку, а особенно девчонкам, необходимо кому-то звонить. Это просто такая потребность организма. Делиться, сплетничать, жаловаться, злить, хвастаться, советоваться… От не хрен делать, от душной любви к подруге. На самом деле это желание знать, что ты кому-то нужен и твоя жизнь кому-то интересна.

А когда звонить некому – это конец. Вроде все живы и находятся рядом, а позвонить ты не можешь, потому что никто никому не нужен.

И все же в тот момент, лежа ничком на кровати, я надеялась, что это всего лишь плохой день и, возможно, завтра я буду думать иначе. Ведь вся жизнь впереди! Как это – никто никому не нужен? Мы снова будем дружить, только вот Вика закончит съемки, Настя выздоровеет, Таня раскается и попросит прощения, Динара вернется в Москву, и мы все снова будем вместе.

Мысленно я пошла по пути наименьшего сопротивления. С кем сейчас проще сблизиться? Женька не в счет. Он – парень. К тому же на таком нереальном умняке, что начнет философствовать о бренности бытия и запутает меня окончательно.