Научиться дышать

Его взгляд привлекла девушка с кожей цвета темного янтаря в платье бутылочно-зеленого цвета. Какой контраст золотистой кожи и густо-зеленого оттенка платья!

Познакомился с Кариной и ее молодым человеком Антонио, который по-русски не говорил, и ему приходилось переводить хотя бы на английский. Интересная компания. Ему такое в новинку.

— Предлагаю пока не заказывать ничего, а просто поговорить, — сказала Карина, и на Волкова дыхнуло щедростью тропического солнца. Захотелось лета! — Ваня, а скажи что-нибудь по-чешски. Так интересно послушать еще один язык. Я на трех говорю с горем пополам: русский, английский, итальянский.

— По-чешски? — не понял он.

— Давайте все же закажем меню, — спасла ситуацию Вересова. — Есть охота – сил нет.

Иван открыл меню и увидел примерно то, что и ожидал. И часто будут приезжать ее богатые подружки? Сможет ли он обеспечить все ее (пусть уж простит) придури?

Девушки выбирала блюда и вино, а он не мог примириться с мыслью о том, что сейчас прокручивается какая-то дешевая театральная сцена перед его глазами. Почему он играет другого человека? Почему Ира ведет себя так, словно он может себе позволить всю эту роскошь?

— Ир, ты с ума сошла? — прошептал ей на ухо Волков, делая вид, будто целует ее за ушком. — У нас теперь точно ремонта не будет.

— Плевать на этот ремонт, — прошипела она. — Не позорь меня, я умоляю.

Даже так. Волков с шумом захлопнул меню и положил его на столик. Он не будет играть в этом театре абсурда, увольте. И позорить Иру он тоже не будет.

— Ваня, тебя что-то не устраивает в меню? — спросила Карина, следя за ходящими на его лице желваками.

— Да.

— И что же?

— Цены.

Ирина толкнула его ногой под столом, но он не отреагировал. Это будет последнее, в чем он ее опозорит. Надо же иметь разнообразные воспоминания в этой жизни. Пусть он станет не самым приятным воспоминанием для нее.

— В Чехии дешевле или дороже? — не понимала его недовольства Карина.

— В какой, к черту, Чехии?!

— Как же… Ты ведь оттуда?

Лицо Вересовой покраснело хуже вареного рака. Карина ахнула, все поняв. И Волков все понял.

— Ира, можно тебя на минутку? — позвал ее он.

Они отошли в полумрак коридора, где бы их не было слышно, и он дал своим эмоциям выход.

— Ты просто… дура! Больше мне тебе нечего сказать.

— Я дура?! — закричала девушка. — Это ты жадный и… и даже подыграть не можешь! — Она заплакала. — Уйду от тебя к Сереже, он хороший!

Переживания затуманили ее мозг, накачали его, словно алкоголем.

Иван сжал ее плечи несильно, немного надавливая пальцами, чтобы ей не было больно. Он не хотел обижать ее. Не ее вина, что он нищий и не подходит под стандарты, закладываемые таким детям с пеленок.

— Возможно, я жадный, Ир. Но я отдал тебе все, что имел: меня избили в доме твоей матери, так что тебе пришлось сегодня замазывать синяки на моем лице тональным кремом; я лишился работы, на деньги от которой жил, не только хотел покупать тебе все, что ты захочешь, но и жил на них сам; твоя мать разослала отличное рекомендательное письмо во все крупные фирмы Москвы, пользуясь былым авторитетом твоего отца – теперь меня никуда не берут. — Он выдохнул, переводя дыхание, и продолжил: — Даже обед я сегодня сам себе приготовил. Ломал голову над дурацким ремонтом, хотя мне он не нужен. Ты не знаешь ничего об отношениях. Не знаешь о главном принципе, на котором они строятся.

— Что за принцип? — всхлипнула девушка.

— Компромисс. Ты не имеешь понятия о том, что это такое. И к Сереже этому, кем бы он ни был, можешь уходить. Я тебя не держу.

— Вот именно! Не держишь! Тебе вообще все равно, рядом я с тобой или нет.

— Нет, это не так. Мне не все равно, но я не Отелло, чтобы душить тебя. Любовь не терпит полумер, а в нашем случае ей даже нет шанса появиться. Потому что я лишь полумера в твоей жизни. Ты раскидываешься мной, как десятирублевой купюрой: уйду к Сереже, ты меня позоришь, ты жадный. Ты, Ира, вывалила сегодня на меня целое ведро помоев, но не ценю тебя я. Двери моего дома для тебя открыты, но мне кажется, что лучше тебе будет вернуться к матери. Оказывается, вы с ней похожи.

Волков развернулся и вышел, оставляя Иру и свои глупые надежды в том коридоре.

13

Некоторые люди часто жалуются на то, что розы имеют шипы. Я же благодарю шипы за то, что у них есть розы.

Альфонс Карр

Закатно-красные стены элитного отеля, пучеглазые и такие дотошные, когда смотришь в одну точку на них долгое время, стали пялиться на Вересову в ответ. Ее взгляд скользил по изысканному интерьеру: тяжелым жаккардовым шторам, расписному ковру с утонченным рисунком, элегантным красавицам-люстрам.

Так дорого и так дешево одновременно. Ее жизнь раскололась на «до» и «после». Как было «до» уже не будет никогда, даже если она вернется к матери, приоткроет эту филигранную дверь в прошлый мир. Деньги все так же составляют девяносто процентов атмосферы ее планеты. Но теперь появился Ваня, занявший оставшиеся десять, и как без него жить тоже было неясно. Никогда еще ей не приходилось ставить на чаши весов человека и деньги. Кто же подскажет, что важнее?

Последние дни фланировали перед ее глазами, умирали в праздности и бесцельности. Казалось, что время стало осязаемым феноменом: прогуливалось перед ней туда-сюда, покуривая сигаретку и выпивая по бокальчику виски, смиренно дожидаясь от нее решительных действий. Взмах руки, всего одно решение — и либо идти бесстрашно вперед, либо трусливо повернуть назад. Время все стерпит, любую нерешительность и апатию, ведь оно всегда сможет отыграться на тебе, в любой момент прижать тебя к стенке.

Ирина вскочила с дивана телесно-персикового цвета и направилась к выходу. Дошла до номера подруги и тихо постучала. Получив разрешение войти, зашла внутрь.

— Можно к тебе на часик? Не могу больше общаться со стенами и первым декабрьским днем за окном.

— Иногда погода – плохой собеседник. Отвратный. Она не понимает наших переживаний.

Номер Карины был мрачнее, даже готичнее. Этакий полуночно-синий с вставками цвета «электрик». Подходит под ее темперамент. Девушка бросила быстрый взгляд в окно: небо цвета индиго одарило ее холодным, безразличным взглядом. Ему так же, как и стенам, никакого дела до ее бытовых трагедий нет.

— Зато коньяк понимает, — улыбнулась Ирина, доставая из мини-бара бутылочку. — Антонио не будет против?

— Нет, он исследует московские увеселительные заведения, открывающиеся после десяти, — улыбнулась Карина и взяла из рук подруги бокал.

— Ты отпустила его одного шляться по клубам?!

Ее настолько это удивило, что она плеснула себе двойную дозу напитка. Каринка не перестает поражать ее своей тропической, слишком вольно трактующейся философией.

— Да. Я так понимаю, ты пришла за советом, а не только за поддержкой в выпивке?

Вересова кивнула и сделала крохотный глоток коньяка. Согревает. Наверное, это самое худшее до чего может дойти человек: когда тебя согревает лишь коньяк.

— Тогда слушай. Жизнь — это игра на выживание. Здесь только одно правило: учись. Всегда, каждую минуту, не переставая. Учись и запоминай все, что выучил. Экзамены не заставят себя ждать. Особенно любовь. Она такая сучка, ты себе даже представить не в состоянии. Она вечно требует показывать свою мудрость и опыт. Иначе махнет хвостом — и ищи ее с семью ветрами.

— И что же тебе нашептал мудрый учитель? — спросила Ирина, скрещивая под собой ноги на ковре и подкладывая под поясницу цветастую вышитую подушечку.

— Любовь — это не собачка на поводке, которую ты дергаешь из стороны в сторону и приказываешь ей не идти туда, не делать то и так далее. Не-ет, — она покачала головой и потрясла перед лицом подруги указательным пальчиком с матовым розовым маникюром и новым колечком из гавайского коа, — с этой плутовкой все гораздо сложнее. Любовь и не воздушный змей, которого ты запускаешь в небо, давая ему мнимую свободу, а потом тоже дергаешь за ниточку. Любовь, чертовка, своевластная, норовистая, анархистка! Она не потерпит подделки, ей нужна настоящая свобода.