Жёлтый бриллиант

Дом в Барвихине показался ей дворцом. Больше Татьяна Петровна в предутреннем тумане ничего не смогла рассмотреть. По правде говоря, дом Сикорского, ограбление, предстоящий развод ее уже мало интересовали. Она опять заболела. Эта простуда — результат стояния в луже. Помимо ангины, воспаления легких, обострился правосторонний пиелонефрит, то есть воспаление почки, «подарок» отца. Температура зашкалила.

В деревне Барвихино в рамках «Перечня необходимой поселковой инфраструктуры» была сельская амбулатория. Амбулатория представляла собой современный высокотехнологичный медицинский комплекс. Максимально укомплектованный, высококлассный коллектив врачей и среднего медицинского персонала работал дружно и слаженно. Официально амбулатория являлась филиалом ЦБК (Центральной больницы Кремля) Администрации Президента РФ. Доктор Александр Иванович Пиневин был лечащим врачом господина Сикорского, а, значит, почти другом.

По срочному вызову приехала деревенская «неотложка» — «реанимобиль» «Мерседес» выпуска прошлого года. Александр Иванович осмотрел больную очень внимательно, долго расспрашивал Сикорского. Тот «нес околесицу», с точки зрения врача. Но Татьяна Петровна, действительно, была в тяжелом состоянии, она задыхалась и еле говорила тихим шепотом. Должен был приехать сын. В холле на компьютере что-то тыкал адвокат. Это был самый известный и высокооплачиваемый специалист по бракоразводным процессам в Москве. Его вытащили буквально из постели, посоветовали не отказываться от ведения процесса, так как любой, по выбору, автомобиль и путевки в любой пятизвездный отель, это — только задаток за предстоящую работу.

По просьбе Татьяны Петровны ее сыну Василию позвонил Олег Борисович. Сикорский понял, что он, наконец, нашел свою духовную «спасительницу». Он ждал «продолжения». Ему нужны были ее дети и внуки для большей надежности. По телефону Олег Борисович представился Василию, как старый знакомый мамы, еще со времен ее учебы в Институте управления. Он в целом объяснил ситуацию. Добавил, что грамотный адвокат уже ждет Василия, продиктовал адрес. Услышав адрес, Рублевское шоссе, деревня Барвихинское, ул. Березевая аллея, дом № 17, Васька удивленно поднял брови и стал очень похож на отца. Он и без этого был похож на отца. «Да, "предки" на старости развлекаются!» Он натянул старый норвежский свитер с дыркой на локте и поехал к матери. Внутри было беспокойно. Будущее — пугало. Анечка была определенно беременна и собиралась рожать, несмотря ни на что, даже на Василия. В районе Минского шоссе его стали останавливать «гаишники» и проверять документы. Грязный, с помятыми боками и нечитаемыми, в прошлогодней глине номерами автомобиль вызывал подозрение. В очередной раз, когда его остановили и потребовали документы, с намерением выписать штраф за ряд серьезных нарушений, Василий, со слезами на глазах, заорал:

— Я еду к матери, она умирает!

Гаишник вернул документы, но спросил адресок, где проживает мама.

Васька, продолжал орать:

— В деревне Барвихинской, на Березовой аллее, дом № 17.

Гаишник как-то «слинял», отдал честь. Больше Ваську не останавливали. На КПП при въезде в деревню предусмотрительно заранее подняли шлагбаум. Сотрудник «ЧОП ФИАЛКА» предложил проводить господина Большакова до «имения», чтобы не путаться в переулках. Деревня, ведь старая, дома «лепили» кому как вздумается.

Дом, вернее дворец, поразил своими размерами и нелепой архитектурой. На помпезной лестнице с каменными львами Василия ждал управляющий имением.

— Андрей Степанович Кротов, в народе — Степаныч, и протянул руку Василию. Степаныч, бывший сотрудник органов госбезопасности, лет десять назад был уволен за «нарушение воинской чести». В доме на Березовой алее Степаныча все боялись. И только Олег Борисович любил своего управляющего. Василий в ответ кивнул головой. У него была странная установка, или привычка, он никогда не здоровался с людьми за руку. Может быть — это брезгливость или повышенная планка гигиены. Скорее всего, болезненно завышенная самооценка. Его воспитывали мама — аккуратистка, бабушка — детский врач, и отец — выдающийся физик с мировым именем. Васька среди знакомых слыл высокомерным, недоброжелательным снобом и циником. Друзей после гибели Витальки у него не было.

Степаныч на мгновение сузил глаза, поджал губы и, вежливо улыбаясь, показал правой рукой на дверь.

— Проходите.

Открыл тяжелую железную дверь с головой льва в центре и провел Ваську в дом. Услужливая горничная сняла с него старую, пропахшую бензином и «Макдональдсом» куртку и повесила на полированные дубовые плечики, предложила домашние туфли.

Васька шел через анфиладу комнат, заставленных резной мебелью. Это были серванты с дорогими сервизами, горки с хрусталем, фарфором, серебром. Он натыкался на плюшевые диваны и кресла, спотыкался об углы толстых роскошных ковров. Один раз он чуть не угодил головой в хрустальную люстру с гроздьями стеклянного, бордового и зеленого винограда. Люстра висела под лестничным пролетом, ведущим на второй этаж, перед входом в лифт.

Василия провели в спальню мамы. Комната была площадью с однокомнатную квартиру. Татьяна Петровна лежала на «королевской» кровати. Из капельницы в вену медленно капало лекарство. Лицо красное от высокой температуры, пересохшие губы, прикрытые воспаленные глаза. Васька с испугом посмотрел на мать. В глазах сына блеснули слезы. Он отвернулся от невыносимого для него зрелища и стал рассматривать спальню мамы. Большая часть комнаты представляла собой эркер, обставленный бледно-розовым угловым кожаным диваном, большим, уютным креслом, мощным журнальным столом со столешницей из розового каррарского мрамора. Стол был застелен белой салфеткой и заставлен предметами медицинской помощи. На краешке дивана скромно сидела молоденькая медсестра. Она встала, приветливо кивнула Василию, поменяла марлевый компресс из уксусного раствора на лбу Татьяны Петровны, смочила ее губы водой.

Васька подошел к матери, погладил рукой одеяло и тихо спросил:

— Мам, что будем делать?

Татьяна Петровна прохрипела:

— Все, что скажет адвокат, мы с ним основное обсудили. Иди, и слабо махнула свободной от капельницы рукой в сторону двери.

Васька вышел в холл, похожий на зимний сад, с диванами, креслами, большим журнальным столом и телевизором в треть стены. В холле находились два человека. Первым представился тот, который был в зеленоватом медицинском халате и смешной шапочке:

— Александр Иванович Пиневин, заслуженный врач России. Если нет вопросов, я пойду к больной.

Васька почти выкрикнул:

— А она не умрет?

Доктор посмотрел на пальму и пошел к больной. Элегантный мужчина средних лет, в дорогом костюме, модной сорочке и галстуке, оторвал глаза от компьютера. Жестом предложил устроиться в кресле напротив.

— Я адвокат Вашей мамы, Татьяны Петровны Видовой. Вы ее сын, Василий Николаевич Большаков? Меня зовут Даниил Юрьевич Загоскин, — адвокат вручил Ваське свою визитку. — У нас будет долгий разговор, Вы готовы?

— Да, конечно.

Василий впервые в жизни почувствовал себя не ребенком, а взрослым мужчиной. Теперь он отвечает за семью. Только бы мама быстрее выздоровела, он будет с нее пылинки сдувать. О чем-то другом он даже не мог подумать. Конечно, он найдет работу, и будет вкалывать как папа Карло.

Даниил Юрьевич спросил:

— Вы поддерживаете сторону отца или матери? Я понимаю, это — трудный выбор.

Василий покраснел от возмущения.

— Мама, только мама! Если бы Вы знали…

Даниил Юрьевич перебил Василия.

— Сейчас многое зависит от Вас. Я вчера, поздно ночью, общался с адвокатом господина Большакова… старшего. Странный тип. Я знаю все адвокатское сообщество Москвы и Санкт-Петербурга. Этого человека я увидел впервые. Но документы, информация в Интернете… все соответствует. К сожалению, у нас очень мало времени.

Адвокат Загоскин и Василий Большаков беседовали очень долго и напряженно. По несколько раз «проигрывали» и оценивали все возможные варианты событий. Оба понимали, что судьба все равно предложит свой вариант, от которого нельзя будет отказаться.