Темное зеркало

Неожиданно Элизабет захлестнула ярость, страх исчез, и в голове молнией пронеслась мысль: если бы сейчас у нее в руках было оружие, она, ни секунды не раздумывая, применила бы его. Пустила бы пулю в лоб этому мерзавцу... Нет, не сразу: она бы нарочито долго целилась, наслаждаясь его ужасом и беспомощностью перед лицом неминуемой смерти. И Фергюсон бы пережил то, что десять лет назад испытала несчастная Марти!

— Неужели ты не понимаешь, что тебе нечего здесь делать? — негодующе бросила Элизабет, глядя в упор на Фергюсона. — И говорить нам с тобой тоже не о чем!

— Да, Элизабет, я знаю, ты не желаешь меня видеть и общаться со мной, — торопливо забормотал Фергюсон, избегая ее яростного взгляда. — Но ты должна меня выслушать, я хочу, чтобы ты поняла...

— Что? — гневно выкрикнула Элизабет.

— Ты должна понять, что я тебя люблю. Я любил тебя всегда, с самой первой минуты... — Внезапно он схватил ее за запястье, и Элизабет, вздрогнув, отшатнулась, прижавшись спиной к холодной стене дома. Рука Фергюсона была ледяной и влажной. — Всегда, — повторил он и хрипло прошептал: — Запомни, Элизабет: нас с тобой разлучит только смерть.

Глава 13

Увидев незнакомого человека, кошка Кэти умчалась в гостиную, а Элизабет пришлось остаться на крыльце рядом с ненавистным ей Дэвидом Фергюсоном. Она бы тоже рванула за кошкой в дом, но здравый смысл подсказывал, что делать этого ни в коем случае нельзя. Фергюсон непредсказуем, он может броситься за ней или, что еще хуже, разозлиться, и тогда...

— Дэвид, прошу тебя, отпусти мою руку, — как можно спокойнее сказала Элизабет.

К ее удивлению, он выполнил просьбу и сделал шаг в сторону.

— Мне не о чем с тобой разговаривать, уходи, — продолжала Элизабет.

— А тебе и не надо со мной разговаривать, — глухо промолвил он. — Просто выслушай меня, и все.

Он снова шагнул к ней, и Элизабет почувствовала, что от него пахнет алкоголем и табаком.

— Уходи, Дэвид, уходи. Ко мне сейчас приедет приятель.

— Я не отниму у тебя много времени, — упрямо произнес Фергюсон. — Всего минуту, пожалуйста, Элизабет. Позволь мне войти в дом.

Она покачала головой, отступая в сторону.

— После того, что ты сделал, я не могу пустить тебя в свой дом. — Элизабет вновь охватила ненависть. Нестерпимо захотелось крикнуть ему в лицо, как сильно она его ненавидит и презирает, высказать все, что она о нем думает. Но поступить так было бы безумием. Пока он не проявляет открытой агрессии, не считая попытки схватить ее за руку, но разве можно поручиться за его дальнейшие действия? Сейчас Фергюсон смотрит на нее виноватым, каким-то тоскливым и жалобным взглядом, но она физически ощущает его нервозность, готовность в любую секунду сорваться...

Фергюсон некоторое время молчал, посматривая на темную улицу, и Элизабет с облегчением поняла, что он поверил ее словам о скором приезде приятеля.

— Хорошо, — наконец произнес он. — Если ты не хочешь пригласить меня в гостиную, я скажу тебе все здесь.

«А он неплохо выглядит для человека, недавно выпущенного из тюрьмы, — со злостью подумала она, рассматривая его новые ботинки, темно-синие джинсы и теплую серую куртку с капюшоном. Принарядился, мерзавец...»

— Знаешь, Элизабет, что я хочу тебе сказать? Я очень сожалею о том, что случилось с твоей младшей сестрой.

— Случилось? — гневно воскликнула она, забыв, что надо держать себя в руках. — Ты так это называешь? Ты говоришь об этом так, словно Марти попала в аварию или стала жертвой несчастного случая? Или, может быть, ты забыл, Дэвид, что сам убил ее?

— Нет, Элизабет, не забыл, — тихо ответил он. — Я помню. Я поступил отвратительно, но ты должна понять меня...

— И что же я должна понять? — с трудом сдерживая ярость, спросила Элизабет.

— Ты должна понять, что совершил я это преступление ради тебя. Во имя моей любви к тебе, Элизабет.

«И сколько же еще кровавых злодеяний ты совершил во имя любви ко мне? — хотелось ей крикнуть ему в лицо. — Сколько? Два, три... десять?» Но она благоразумно промолчала, заметив, как Фергюсон напрягся.

— Да, я пошел на это ради тебя, — повторил он, пристально глядя ей в лицо. — А сейчас я пришел к тебе, чтобы попросить прощения.

Взгляд Фергюсона показался ей пустым и безжизненным, словно все, о чем он сейчас говорил, не имело к нему ни малейшего отношения.

— Элизабет, ты не можешь меня ненавидеть, — глухо продолжал он, — ты должна простить меня за содеянное. Понять и простить. Скажи, что ты больше не сердишься на меня. Пожалуйста, скажи!

Простить... — эхом отдалось у нее в ушах. Но как можно простить убийство юной, ни в чем не повинной девушки? Ее младшей сестры, самого близкого человека? Да даже если он сейчас, не совладав со своими эмоциями, набросится на нее и под угрозой смерти потребует, чтобы она вымолвила слова прощения, Элизабет все равно не произнесет их. Уж лучше она умрет, но Фергюсон не услышит этих слов. Да и так ли необходимо ему ее прощение? Элизабет в этом сильно сомневалась. Преступление совершено, Марти не вернуть, прошло десять лет, он отсидел свой срок, зачем оно ему теперь?

— Элизабет! — тихо позвал ее Фергюсон. — Ты меня слышишь?

— Слышу.

— Ты прощаешь меня?

— Скажи, Дэвид, а если бы я убила близкого тебе человека, ты бы меня простил? — с трудом сдерживая гнев, спросила она.

— Конечно! — убежденно воскликнул он, и его глаза полыхнули огнем. — Конечно, я бы тебя простил. Скажу больше: я бы оправдал любой твой поступок, каким бы ужасным, отвратительным, бессмысленным он мне ни казался. Любой, Элизабет!

Она сжала руки в кулаки и засунула в карманы пальто. Господи, ну что он несет? Элизабет не нуждается ни в каком его прощении и оправданиях! Она хочет от Фергюсона одного; чтобы он оставил ее в покое и никогда больше не напоминал о себе. Всю жизнь этот помешанный добивался ее любви: просил, умолял, требовал...

— Очевидно, мы с тобой разные люди, Дэвид, — сухо промолвила Элизабет. — И у нас разные представления о нравственности. Я не могу тебя простить и прошу уйти. — Она строго посмотрела на него. — Я очень устала, у меня был тяжелый день, а сейчас еще ко мне приедет один знакомый, я тебе говорила. Уходи, Дэвид, уходи.

Заметив, что Фергюсон колеблется, Элизабет легко, осторожно, чтобы не спровоцировать его на грубость, подтолкнула к каменным ступеням, последовав за ним. Фергюсон с растерянным видом спустился вниз, и в этот момент Элизабет рванулась к входной двери, быстро захлопнула ее и задвинула металлический засов. Устало прислонилась к стене и облегченно вздохнула. Затем посмотрела через дверное стекло: Фергюсон, ссутулившись, медленно брел по дорожке, ведущей на улицу. Элизабет направилась в гостиную, зажгла свет, подошла к окну и увидела удаляющуюся фигуру. Через минуту силуэт Фергюсона растворился в серой пелене тумана. Отойдя от окна, Элизабет бессильно опустилась на диван и закрыла лицо руками. Ее сердце гулко колотилось, дыхание было прерывистым, она никак не мола успокоиться.

Кэти с урчанием прыгнула к ней на колени, Элизабет отняла руки от лица и, слегка улыбнувшись, стала гладить ее по шелковистой шерстке.

— Все хорошо, Кэти, — ласково приговаривала она. — Он ушел. — И, бросив снова быстрый взгляд в окно, с надеждой в голосе добавила: — Господи, скорее бы приехал Ник!

Ник ехал в джипе по центральной части Порт-Мэдисона, внимательно рассматривая окутанные серым туманом пустынные улицы в надежде заметить какую-нибудь подозрительную фигуру. Фергюсона — или если это был не он, то другого преследователя Элизабет, таинственного призрака, следовавшего за ней от самой станции до магазина. Но улицы были пусты, город словно замер, погрузившись в сладкий сон. Единственным местом в городе, где жизнь не только не затихала, но и продолжала бурлить, был бар, расположенный неподалеку от здания местного театра. Двери с шумом распахивались, подвыпившие посетители группами выходили на улицу, оглашая ее громким веселым смехом.