Аксель (ЛП)

— Тише, Иззи, пусть тебя осмотрят, — его теплое дыхание щекочет мне ухо, а рука слегка сжимает плечи, напоминая о том, что он рядом, и я в безопасности. Он отводит голову от моего уха и обращается к незнакомому голосу. — Я думаю, она не может открыть глаза, не испытывая при этом боли. Она пыталась через секунду после того, как я добрался до нее, но тут же их закрыла. С тех пор она их не открывала. Ей тяжело дышать, и голос у нее был охрипший, когда она была в состоянии говорить. Правда с тех пор она не произнесла ни слова. У нее на спине след от удара, который выглядит как багровый кровоподтек, тянущийся от копчика до лопаток. Я не смог как следует оценить степень ушиба. Еще у нее травма шеи и рана на затылке, из которой идет кровь, но опять же это лишь поверхностное наблюдение, — скорее всего он обращается к фельдшеру, потому что, когда он замолкает, я чувствую, как теплые руки в перчатках начинают надавливать на мое лицо, шею и горло.

— Мэм, мне нужно, чтобы вы немного наклонились вперед так, чтобы я мог осмотреть вашу спину и голову. Медленно. Дайте мне знать, если вы почувствуете, что вам…

Но не дав ему закончить, я опустошаю содержимое своего желудка на пол.

— Хорошо. Все хорошо. Вас сильно тошнит?

— Д-да, — отвечаю я, снова не узнавая свой собственный голос, как будто последние несколько часов я беспрерывно кричала.

— Вы ударились головой?

— Нет… да, — шепчу я в ответ. — Я не помню. Я ударилась о дверной косяк, прежде чем он схватил меня за шею, после этого я практически ничего не помню.

— Ладно. Теперь давайте осмотрим вас тщательнее, хорошо?

Проходит несколько минут, пока теплые руки измеряют мне давление, продолжают ощупывать мою чувствительную кожу и давить на нее, удостаиваясь нескольких шипений от меня и рычаний от Акселя. Они снова наклоняют меня вперед, с осторожностью перебирая мои волосы, чтобы иметь возможность осмотреть кровоточащую рану, а затем проверить повреждения на моей спине. Я чувствую, как истерзанная кожа на спине натягивается и щиплет при каждом мельчайшем движении тела.

— Сэр, я не могу сказать наверняка, пока мы не доставим ее в больницу, но готов поспорить, что здесь сотрясение мозга, на рану в области затылка, безусловно, нужно наложить швы, повреждение спины тоже вызывает беспокойство, но я не могу гарантировать, что повреждение только лишь поверхностное, не считая травмы лица. Я настоятельно советую поехать в больницу.

— Хорошо, но я отвезу ее сам. Я глаз с нее не спущу.

Даже мне по его тону понятно, что его решение окончательно и бесповоротно. Бедный парень, стараясь выполнить свою работу, пытается объяснить ему, что я буду в полной безопасности в машине скорой помощи, но убеждать Акселя в этом бессмысленно. Аксель и его упрямство свидетельствуют о том, что существует только один вариант, при котором я сегодня могу добраться до больницы.

Крайне неохотно фельдшер прекращает эти препирательства и просит Акселя подписать документы об отказе в госпитализации. Затем он обрабатывает рану на голове и накладывает повязку на спину, предупреждая Акселя, что он должен продолжать зажимать рану на голове до тех пор, пока я не окажусь в больнице. Мне достаются пакетики со льдом, и я держу один у правого глаза, а другой покоится на моей воспаленной шее. После того как он сделал все от него зависящее, парамедики прощаются и уезжают.

Вскоре я начинаю клевать носом, прислушиваясь к окружающим меня голосам, рассказывающим о событиях, которые привели к моим крикам, доносящимся с крыльца. Я пытаюсь ответить на вопросы полицейских, но мой оцепенелый и затуманенный разум вгоняет меня в сон. Аксель будит меня несколько раз, и мне все-таки удается сказать им, кто на меня напал, но в очередной раз, уплывая в сон, я улавливаю, как Аксель просит их встретиться с нами в больнице, где они смогут задать какие угодно дополнительные вопросы. Несмотря на его спокойный и решительный тон, я слышу в его голосе нотки паники и страха.

Наклонившись, он осторожно подхватывает меня на руки и выпрямляется. После того как он говорит кому-то взять пикап и отвезти его в больницу, я практически ничего не слышу, поэтому безопасность его сильных рук и успокаивающий аромат, который присущ только Акселю, позволяют мне сдаться на милость всепоглощающего мрака.

Я просыпаюсь от надоедливого писка, тошнотворного запаха антисептика и чистящих средств. Смерть. Я всегда считала, что больница пахла смертью. Этот запах вы никогда не забудете, и это один из тех запахов, который я всегда ненавидела.

Я пытаюсь открыть глаза, но они не подчиняются моим приказам. Я стараюсь открыть рот и потребовать ответов, но ничего не выходит. Похоже, мое тело решило прикинуться трупом.

— Врач говорит, что нет каких-либо внутренних повреждений, кроме нескольких кровоподтеков и огромного количества плохо сросшихся старых переломов. Он убежден, что все эти травмы — следствие домашнего насилия. Я видел снимки сканирования, Рид, и они выглядели так, словно у нее все ребра сломаны в одной точке. Я бы с удовольствием убил этого ублюдка, попадись он мне в руки, — Куп. Я никогда не слышала, чтобы он был так зол. Как правило, он считался главным весельчаком в их дружной компании. — Потребовалось десять швов, чтобы зашить ее рану на голове, ничего серьезного, так что все должно быть в порядке. Ее шея слегка воспалена, наверно ублюдок чертовски крепко держал ее, но наибольшее беспокойство на данный момент вызывает сотрясение мозга и зрение, которое нужно будет проверить, как только она проснется.

Теплые пальцы, удерживающие мою руку, сжимаются и напрягаются несколько раз, пока Куп перечисляет весь разношерстный список полученных мною травм. Несмотря на закрытые глаза и мой затуманенный разум, я чувствую, как атмосфера в комнате становится гнетущей, и это так остро ощущается, что даже волоски на руках и шее встают дыбом.

— Он – труп, слышишь меня? Я убью этого больного козла, — он отпускает мою руку, но я чувствую, как он снова прикасается ко мне, заправляя выбившуюся прядь за ухо. — Меня разъедает сама мысль, что она жила так на протяжении многих лет. Осознание, что ей жилось настолько херово… режет меня на части.

— Я знаю, Рид.

— Где эта парочка, Ди и Грег… меня не интересует, — он, наверное, повернул голову, потому что мне трудно разобрать его предложение. Я потрясена, что Ди уже не на моей стороне.

— Бек уговорил ее пойти что-нибудь съесть. Сказал, что она безостановочно расхаживала из угла в угол, и ее безумно трясло. А Грега я в последний раз видел, когда он был готов разобраться с кое-каким геморроем, с трудом себя сдерживая. Ты уверен, что между ними нет чего-то большего? Похоже, они довольно близки.

— Они просто друзья, — отвечает Аксель. — Остальное не важно. Он не прикасался к ней.

Его рука снова касается моей, и он прижимается к ней губами в легком поцелуе. Так нежно и так не похоже на того Акселя, с которым я имела дело весь прошлый месяц.

— Я понял тебя. Пойду, посмотрю, что там Локку удалось нарыть.

Спустя несколько мгновений Аксель утыкается лбом в мое бедро; его губы остаются на наших соединенных руках. Я чувствую, как движутся его губы, как теплое дыхание ласкает мою кожу, но мне с трудом удается уловить его шепот.

— Иззи, пожалуйста, проснись. Пожалуйста… пожалуйста, Принцесса.

Я не знаю, что меня шокирует больше — его нежная мольба или теплая слеза, которая падает мне на руку.

Мне неизвестно, сколько проходит часов, в течение которых кто-то приходит и уходит, задавая Акселю вопросы, спрашивая, не хочет ли он пойти отдохнуть. Приходят копы, чтобы посмотреть, не очнулась ли я, а также заходят медсестры, чтобы проверить капельницу и жизненноважные показатели. Все это время я изо всех сил стараюсь заставить свое тело послушаться и проснуться.

Ди вернулась в комнату, думаю вместе с Беком и Грегом. К моему ужасу они обсуждают жестокое обращение, с которым мне приходилось жить. Я слышу, как Ди подробно объясняет Акселю, что произошло той ночью, когда она пришла, чтобы спасти меня, и говорит ему, как долго я была вынуждена оставаться в больнице, чтобы залечить раны, и насколько хуже травмы были тогда.