Исполни волю мою

— Потерпи, сейчас будет больно.

— Да. Давай поскорей покончим с этим.

Марк и сам чувствовал дискомфорт от длительной эрекции. Разрядка случится вот-вот! Не дай бог процесс затянется. Смешно звучит — процесс дефлорации… "Смелей," — сказал сам себе, встал перед Аней на колени, придвинулся ближе и вошёл. На два дюйма — дальше никак. Она, заметив его замешательство, вся подалась навстречу и тихо вскрикнула. Потом, обхватив ногами его поясницу, вновь сделала рывок. Он вспомнил, как когда-то в школе учился быстро натягивать на голову противогаз: тугой и плотный, тот поддавался со скрипом… Она уже не кричала, не плакала, а странно вздыхала. В каждом вздохе — срывающийся всхлип. Совсем не так он представлял себе их первую ночь… "Марк, пожалуйста!" — донёсся шепот Ани. Он положил её ноги на свои плечи, навис над нею и сделал несколько стремительных толчков. Безжалостных и сильных. По ходу до него дошло, что затруднения постепенно исчезли, растянулись упругие стенки и теплой влажностью сжимают его в себе, словно мягкая облегающая перчатка продрогшие пальцы. Аня двигалась в одном с ним ритме, забыв о боли и скинув мешающие подушки на пол. Упираясь в кровать вытянутой рукой, другой Марк сжал её ягодицы и приподнял вверх. Она тихо застонала, выгнулась дугой, удерживаясь на постели стопами и лопатками. Сросшись в единое целое, они, выступ за выступом взбирались на вершину блаженства. Вот-вот, уже близко. "Подожди немножко. Не шевелись… — ему хотелось войти в экстаз вместе с нею, и, боясь кончить преждевременно, Марк замер. Дал организму короткую передышку. Такие штуки он постиг давним опытом. — Аня, посмотри на меня…" Аня обвила его шею руками, не сводя глаз с напряженного лица. Плавные движения и полное отсутствие саднящей боли наполнили тело невесомостью, как гелий наполняет воздушный шарик. "А-а-а, мамочки! Боже! Я люблю… люблю тебя…" — шарик внутри неё взорвался и горячими волнами заколыхал хрупкое тело. Полностью отдавшись первому в жизни оргазму, Аня выпустила на волю душу и голос. Она купалась в новых ощущениях, измождённая и счастливая.

В семь часов её разбудило нежное прикосновение.

— Соня, вставай! Нас ждут великие дела. Ты как предпочитаешь кофе?

— Привет… — она сладко потянулась. — Как быстро ночь прошла! Будто и не спала вовсе… А кофе я утром не пью, Лена запрещает. Она варит чай с разными травками и добавляет в него мёд.

Марк выглядел бодрым, успев принять контрастный душ и выпить чашку Якобса.

— Проводить тебя на работу?

— Нет! — отказалась слишком резко. Стесняясь своей наготы, закуталась в одеяло. Это не спасло. В вертикальном положении тяжелые складки поползли вниз, открывая грудь и плечи. — Странно, нет нигде… — девушка уставилась на сбитую простынь.

— Ты что-то потеряла? — он осторожно обнял её сзади и поцеловал в спутанную макушку.

— Крови нет нигде. Посмотри, — Аня протянула руку, мысленно заставляя белый материал покраснеть от стыда. Одеяло-сари тут же рухнуло к её ногам.

— Ой! — она дёрнулась убежать, но Марк удержал.

— Ты стесняешься меня?

— Да.

Он снял с себя рубашку и укрыл усеянную мурашками молочную кожу:

— Напрасно. Сегодня ночью я видел тебя. Всю, — и успокаивающе улыбнулся. — Идём на кухню! Буду учиться заваривать тебе чай.

С рубашкой в Аню вошло его тепло, а её запах будоражил пикантными воспоминаниями.

— Но крови нет. Из моей Лены целый литр вытек. Ну не литр, но всё равно много! Выходит — я не девочка?

— Теперь нет. А вчера днём ещё была. Я чувствовал препятствие. И потом, каждый человек индивидуален.

Крошечная Энни, выползшая вслед за Аней из-под одеяла, теперь покоряла его высокое колено, цепляясь окрепшими коготками за джинсовую брючину. Марк отколол котёнка от ноги, и осторожно взяв двумя пальцами под брюшко, спустил на пол.

— Конечно, я слышала о том, что у некоторых женщин не бывает крови при разрыве. Только не думала, что вхожу в их число… — она поставила чашку в раковину и на полпути к столу попалась ему в руки.

Марк наклонил её голову и нежно шепнул на ушко:

— Если тебя это успокоит — я заметил две малюсенькие красные капельки на пододеяльнике… — его шепот дразнил, заставив порозоветь высокие скулы. — После работы встретимся и посмотрим на них вместе.

— Да…

Анин голос сорвался от возбуждения.

— А пока я пойду. Сегодня много дел предстоит переделать.

Они попрощались в коридоре, обменявшись поцелуем. Для обоих день открытий только начинался…

— Что это, Рик?

— Кусочек будущего. Подожди немножко, я всё установлю, — Марк аккуратно разложил детали по местам и принялся скреплять их между собой.

— Можешь помогать, — он вывалил груду непонятных частичек Ромке в ноги. — Только не сломай, тут важна каждая мелочь.

Младший брат с восторгом перебирал запчасти от будущего, кончиками пальцев подхватывая за края.

— Тут сам черт ногу сломит!

— Ничего не поделаешь. Назвался груздем… Необходимо собрать всю эту, как ты называешь, чертовщину, скорей. Нас время поджимает.

Ромка извлёк нечто, похожее на купол:

— Это куда?

Марк протянул ему кубик с окнами:

— Видишь, здесь ушки, а вот здесь — щёлки, закрепляй. Соображать надо!

— Сообразишь с тобой…

Безобидная перепалка создавала у братьев иллюзию домашней обстановки, отвлекала от больничных запахов и звуков.

— А куда торопимся?

— Через три недели в Питер. Ты проваляешься там как минимум месяц, я — недели полторы-две. А у меня таких деталей ровно тысяча восемьдесят три.

Марк суеверно не решался обсуждать с братом трансплантацию, но поскольку из них двоих младший был реалистом-прагматиком, пришлось затронуть и эту тему.

— Рик, скажи честно, ты не боишься?

— Боюсь немного…

— И я боюсь. Никогда не верил в предчувствия… Меня постоянно одолевают сомнения. Неприятные. Зря мы всё это затеяли!

Отложив в сторону смонтированное здание, Марк сел на кровать:

— Это не мы затеяли. Это жизненная необходимость.

— Уже слышал, все кругом только и говорят: трансплантация костного мозга — панацея. Эликсир жизни. А при здравом размышлении, успех операции в моём случае — двадцать процентов. Ты тоже рискуешь! Разве оно того стоит?

К сожалению, Ромкины слова были правдой. Курс химеотерапии и рецидивы сделали своё черное дело. Больно сознавать, что вероятность полного выздоровления в самом начале лечения после трансплантации составила бы семьдесят процентов. Но тогда они об этом не думали. Длительная ремиссия, тянувшаяся шесть лет, ввела всех в заблуждение. В первую очередь — Романа. Закончив школу, он строил планы на будущее, даже прошёл тесты и собеседование на юридическом факультете. В отличие от Марка, малыш искренне мечтал о карьере эксперта-криминалиста, а его интересы простирались далеко за пределы криминалистики — в глубь криминологии: от механизма преступления к первопричинам и методам его предупреждения. Отец гордился Ромкой и видел в нём истинного своего преемника. Неизвестно, как скоро осуществятся их общие замыслы. Главным дефицитом в Ромкином случае выступало время.

— Жизнь, братишка, всегда стоит того, чтобы её прожить.

— Мудрец!

— Прости за тафталогию. Двадцать процентов — большой шанс на успех. Но если даже успех операции равнялся бы одному проценту, я всё равно стал бы твоим донором. И давай оставим эту тему! Мне в Петербурге голову забили научной шелухой. Прошу тайм-аут. Лучше покажи, что у тебя получилось!

Аня изредка выглядывала из Машенькиной кладовки удостовериться, не ушёл ли Марк. Слава богу, она его вовремя заметила, как раз когда он заглянул в их отделение. Теперь приходится битый час торчать у двери вместо того, чтобы заняться делом. Чутко прислушиваясь к шагам и посторонним звукам, девушка рассортировала халаты и пижамы в шкафу, протёрла пыль на полках. Вымыла окно. Наконец, тихо стукнула дверь бокса номер семь — она узнала этот стук по характерному щелчку одной из металлических петель. С облегчением перекрестила удаляющуюся спину и на цыпочках покинула укрытие. Пулей — к Ромке.