Танцуй, пока можешь

Без сил опустившись на диван в гостиной, я окинула безразличным взглядом украшающие комнату картины и фарфор. Наверное, я даже слегка задремала, потому что, когда Эдвард, нежно коснувшись моей щеки, разбудил меня, было уже начало шестого.

– Мои поздравления, любимая, – прошептал он, – и спасибо тебе.

Я сморгнула, пытаясь согнать остатки сна.

– Спасибо?!. За что?..

– За диван, конечно. Ты все сделала просто замечательно, – улыбнулся Эдвард, – Но…

– Эдвард! – послышался голос Кристины. – Вот ты где! Элизабет!

Повернувшись к ней, я увидела, что она не в состоянии скрыть своего изумления.

– Что произошло? Почему он здесь?!.

– Думаю, потому что его привез Джеффри, – невозмутимо ответил Эдвард.

Теперь мы обе озадаченно смотрели на него.

– Джеффри? – повторила я, не веря своим ушам.

– Да. А почему, собственно, это вас так удивляет? Позднее его перевезут на склад. А пока он стоит в библиотеке.

– Диван? Но каким образом он мог там оказаться? – Я по-прежнему ничего не могла понять.

Эдвард рассмеялся:

– Дорогие мои, да что это с вами сегодня? Разве вы не ездили на аукцион, чтобы купить диван?

– Насколько я помню, действительно ездили, – первой пришла в себя Кристина.

– В таком случае, может быть, пойдем и посмотрим на него?

Мое сердце продолжало бешено колотиться. Что здесь происходит? Ведь диван купил мужчина, сидевший в первых рядах. Но тогда каким же образом он вдруг оказался здесь? И, черт побери, сколько же нам пришлось за него заплатить?

Эти вопросы требовали немедленного ответа. Я взглянула на Кристину, но та была точно в такой же растерянности, как и я.

– Ну? – поддразнил нас Эдвард. – Вы ничего не хотите у меня спросить?

– М-м, думаю, что нам лучше сперва заглянуть в конверт, – сказала Кристина.

Когда она прочитала общую сумму, мои наихудшие опасения подтвердились.

– Тридцать три тысячи? – эхом отозвался Эдвард и повернулся ко мне. – Но мне казалось, что…

– Может быть, нам всем лучше присесть, – решительно перебила его Кристина. – Понятия не имею, как это произошло, но уверена, что все вместе мы все-таки сможем докопаться до истины.

Эдвард терпеливо выслушал объяснения Кристины и, когда она наконец закончила, весело рассмеялся:

– Бедняжка! – Его рука слегка погладила меня по голове. – И все из-за меня. Подумать только, я и не ожидал, что на таком солидном аукционе могут быть какие-то накладки. Надо позвонить им и узнать, кто же все-таки является законным владельцем.

С этими словами он легонько поцеловал меня в макушку и вышел.

Несколько минут спустя, вернувшись вместе с Дэвидом, он уже не улыбался.

– Не могу понять, что произошло! Аукционисты тоже ничего не понимают. Но диван наш, – Эдвард сделал паузу и взял протянутый ему Дэвидом бокал. – За тридцать три тысячи фунтов.

Это было выше моих сил. Закрыв глаза, я невольно застонала.

– Извини меня, любимый! Но что я могу сказать? Я не знаю…

Эдвард подошел и нежно обнял меня:

– Ш-ш-ш. Ты здесь ни при чем. Насколько я понимаю, кто-то просто связался с организаторами аукциона и попросил их действовать от моего имени. А ты что думаешь по этому поводу? – Последний вопрос был адресован уже Кристине. – Ты не догадываешься, кто бы это мог быть?

– Нет. – Кристина казалась не менее озадаченной, чем ее брат. – Но я могу связаться с их офисом и узнать.

– Боюсь, все уже разошлись по домам. Попробуем сделать это утром. – Руки Эдварда еще крепче сжали мои плечи. – Не казни себя, дорогая. Это просто какое-то дурацкое недоразумение.

Но в его голосе не чувствовалось особой убежденности. Резким движением я высвободилась из его объятий.

– Эдвард, как ты можешь так спокойно это воспринимать? Ладно, допустим, даже удастся вернуть часть денег, но все равно эта история обойдется тебе как минимум в восемнадцать тысяч фунтов. И виновата в этом только я. Слышишь, я. Это я все испортила!

– Элизабет, успокойся.

Я посмотрела на мужа, и мне вдруг почему-то очень захотелось дать ему пощечину. Именно в этот момент меня пронзило странное ощущение. Я была почти рада тому, что произошло. Результат аукциона вывел его из себя! Нет, конечно, он не рассердился. Вряд ли вообще на свете существовало нечто, способное разозлить его. Но я видела: случившееся задело его за живое, и значит обязательно полетят чьи-то головы. Конечно, не моя. Однако я со всей отчетливостью понимала, что кем бы ни был человек, взвинтивший цену на диван, он завтра же будет уволен. И мне бы хотелось присутствовать при этом! Мне хотелось хоть раз увидеть, как Эдвард на кого-то сердится. Эти мысли совершенно выбили меня из колеи.

– Извини, я хочу подняться к себе, – сказала я.

– Я пойду с тобой.

– Нет, Эдвард! Нет! Разве ты не понимаешь? Это же моя вина! Если бы я, как ты просил, остановилась на пятнадцати тысячах, ничего подобного не произошло бы. Так позволь мне, пожалуйста, в полной мере ощутить свою вину. – С этими словами я буквально выбежала из комнаты, чувствуя себя так гадко, как не чувствовала никогда в жизни.

Часом позже в дверь спальни постучали, и вошел Эдвард. Одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы я бросилась в его объятия. Он простил мне мою истерическую вспышку. Он был, как всегда, спокоен и тихим, ровным голосом объяснял мне, что именно этого всегда и боялся. Что, если я начну заниматься его делами, у нас неизбежно возникнут ссоры. Как жена я для него гораздо ценнее, чем любая антикварная мебель или картины старых мастеров. Разве я не могу этого понять?

Конечно, я это понимала. Как, впрочем, понимала и другое: Эдварда задела не столько моя неудача на аукционе, сколько тот факт, что мне недостаточно быть просто его женой. Больше всего на свете Эдвард хотел сделать меня счастливой. Он любил меня, и я была многим ему обязана – весельем, смехом, беззаботностью и всем тем, что включает в себя банальное понятие «счастливая семейная жизнь». А значит, теперь настала моя очередь взять себя в руки и не допустить, чтобы наша счастливая семейная жизнь распалась, как карточный домик.

Эдварду так и не удалось узнать, что же произошло на аукционе в Роув-Хауз, и я часто задумывалась над тем, каких усилий ему стоило это расследование. Как он ни старался скрыть, но я сразу поняла, что мое решение не принимать более никакого участия в его делах явилось для него громадным облегчением. Я и сама была этому рада, с одной стороны. Но с другой – испытывала раздражение. Ведь с тех пор у меня не осталось шансов приобщиться к их семейному делу. И лишь много лет спустя мне довелось узнать, что же на самом деле произошло на том аукционе. А в течение этих лет в мою жизнь вновь вернулся Александр, причем не просто вернулся, а в корне изменил все, к чему я успела привыкнуть за эти годы. Точнее говоря, он просто перевернул мою наконец устоявшуюся жизнь.

Где-то через неделю после аукциона мы все вместе снова сидели в гостиной Вестмура. Временами я начинала ненавидеть эту комнату. Казалось, все статуи и картины душат меня, так же как меня душила любовь Эдварда, несмотря на все мои попытки внушить себе, что именно он сделал меня счастливой. Я часами стояла у окна, глядя на дождь. И однажды Эдвард оторвался от «Тайме», которую читал, и спросил, все ли у меня в порядке.

Наверное, я ответила немного резко, потому что он тотчас же отложил газету и подошел ко мне. Я отвела взгляд. Да и как бы я могла ему сказать, что не хочу лететь в Париж сегодня вечером? Я устала от Парижа, от Рима, от Нью-Йорка! Мне мучительно хотелось сделать что-то совсем другое, незапланированное, непредвиденное. Казалось, еще немного – и мое тело просто разорвется от неудовлетворенных желаний.

– Господи, ну разве он не восхитителен? – воскликнула Кристина, предоставляя мне тем самым необходимый путь к отступлению. Дэвид весело подмигнул мне. – И от кого же мы в таком восторге на этот раз?

– От Александра Белмэйна, естественно, от кого же еще?