Драма по-королевски

— Разумеется, нет.

Ева проскользнула в спальню, а Александр немедленно открыл ящик стола и стал читать. Его внимание сразу привлек диалог стареющей актрисы со своим отражением в зеркале гримерной.

— Ваше высочество.

Он поспешно закрыл ящик, собираясь сказать, что находит работу Евы замечательной. Он сразу почувствовал, что вещь настоящая. Но, обернувшись и увидев ее, сразу забыл обо всем.

На ней была короткая комбинация с кружевами и длинный распахнутый пеньюар цвета озерной воды. Волосы распущены, их густые пряди волной ниспадали на плечи и спину. На Еву сзади падал свет из спальни, поэтому ее глаза темнели на лице как два озера. В них отражалось его восхищение и желание.

Она протянула ему руку. Он подошел, и голова закружилась от запаха ее духов и ароматических свечей, которые она успела зажечь. Она молча увлекла его в спальню.

— Я так ждала тебя весь день. — Она расстегнула пуговицы на его рубашке и положила руку на его обнаженную грудь. — Хотела, чтобы и ты вот так коснулся меня.

— Знай, когда тебя нет со мной, я постоянно думаю о тебе, — сказал Александр. — Это мешает мне сосредоточиться на делах. — Он сдвинул шелк с ее плеч, и легкий пеньюар скользнул к ее ногам. — Но когда мы с тобой, вот так, для меня все остальное вообще перестает существовать. Только ты.

Его слова пролились бальзамом на ее сердце.

— Тогда продолжай думать обо мне.

Комната была слабо освещена несколькими ароматическими свечами. Кровать разобрана и ждала их. Через открытую дверь гостиной проникала негромкая музыка. Это был Дебюсси. Ева без слов увлекла Александра на постель и принялась ласкать так, как только может мечтать любой мужчина.

Ее руки и губы скользили по его телу. Первый поцелуй был очень нежным, потом она покрыла поцелуями его лицо, шею, грудь… Он чувствовал касание ее атласной кожи и гладкого шелка. Постепенно она разожгла в нем огонь, который разливался по телу волнами горячего желания.

Она сама его раздела, тихонько и ласково уговаривая, отводя его руки, когда он хотел ей помочь, а потом наклонившись, стала водить языком по животу и бедрам. Он застонал. Она взглянула сквозь полуопущенные ресницы на его безвольно распростертое обнаженное тело, казавшееся от пламени свечей золотым. Она твердо решила, что сегодня доведет его до экстаза и заставит утратить контроль, превратив в мужчину, потерявшего от любви и страсти голову.

Александр чувствовал, как сердцу становится тесно в груди. Ни одна женщина еще не вызывала в нем такой страсти. Он пытался ее схватить, но она ускользала и снова легкими или горячими ласками приводила его в состояние похожее на агонию, но мучительно сладкую. Пусть она длится вечно.

Он был беспомощен сейчас, и это Ева сделала его таким. Когда у него непроизвольно вырывался стон, он слышал ее дразнящий тихий смешок.

Она же думала, какое это невероятное блаженство — заставить мужчину содрогаться от желания, и как приятно ощущать власть над ним, полную и абсолютную. Он сейчас принадлежал ей. И только ей. Нет чувства долга, нет страны и традиций.

В конце концов Александр нашел силы приподняться, схватил ее за талию и привлек к себе, а потом опрокинул на спину и, возвышаясь над ней, тяжело дыша, посмотрел в глаза:

— Ты — мой сладкий грех. Мое безумие и наваждение.

Он прильнул к ее губам. И оба отдались сжигавшей их страсти, лаская друг друга. Никто не уступал, как было в поединке на шпагах, не было победителя и побежденного. Их тела тесно переплелись, губы слились. Он раздел ее, но не с лаской и терпением, не медленно и сладострастно, а просто сорвал с нее трясущимися руками шелковую комбинацию, устранив последний барьер между их телами. И скоро уже она стонала, понимая, что цель достигнута — она сама вызвала эту первобытную и уже безудержную етрасть. Она больше не могла им управлять, да и не хотела. Потому что мечтала заглянуть за запертую дверь, где спрятаны его чувства и эмоции, недосягаемые и постоянно сдерживаемые.

Как это будет, когда они вырвутся наконец на свободу? Потом мысли исчезли, она отдалась на волю темных и огненных волн, которые то поднимали ее и она достигала вершины, то обрушивали вниз, и тогда он, чувствуя ее содрогания, заставлял ее снова подниматься на гребень волны…

— Александр! — Еве показалось, что она громко выкрикнула его имя, хотя это был всего лишь сдавленный стон. — Я хочу тебя немедленно, хочу ощутить тебя внутри себя.

Он понял, что такое настоящее безумие, когда она обвила его ногами и выгнулась навстречу. Он все время смотрел на нее, ему хотелось видеть ее лицо, обладая ею, но его взор был затуманен страстью.

Поняв, что она достигла наивысшей точки, он перестал сдерживать себя, выкрикнул ее имя, и в этот момент наивысшего экстаза перешел на французский.

Глава 11

Она проснулась в его объятиях. Рассвет только начинался, небо было серым и туманным, но скоро с восходом солнца туман рассеется. Сквозь приоткрытое окно доносился едва слышный плеск волн. Свечи давно догорели, но их аромат еще витал в воздухе. Он поцеловал ее в лоб, и она открыла глаза.

— Александр, — тихо пробормотала Ева и тесно прижалась к нему, теплая и сонная.

— Спи, еще рано.

Она почувствовала, что он отодвигается.

— Ты уже уходишь?

— Да, я должен.

Она притянула его, не давая подняться:

— Но почему? Еще так рано.

Ее сонный лепет вызвал у него улыбку. Он взял ее руку, которой она пыталась его удержать, и поднес к губам:

— У меня сегодня назначено совещание у отца, очень рано.

— Но не сейчас же. — Ева, наконец сделав усилие, проснулась окончательно.

Волосы у Александра были смешно взлохмачены, но взгляд оказался серьезным.

— Разве ты не можешь побыть со мной хотя бы час? Еще совсем-совсем рано.

Он очень хотел этого, хотел сказать, что мечтает быть с ней не час, а весь день не отходить от нее. И не смог себя заставить.

— Это будет неблагоразумно.

— Неблагоразумно? — Он увидел, как радость в ее глазах померкла. — Понимаю, ты не хочешь, чтобы тебя застали выходящим из моих комнат.

— Так будет лучше.

— Для кого?

Александр приподнял бровь. Он не привык, чтобы его так настойчиво допрашивали.

— То, что происходит между нами, пусть и останется между нами, — к нему вдруг вернулось прежнее высокомерие, — я не позволю, чтобы твое имя трепали в газетах и перешептывались за твоей спиной.

— Как это уже было с Беннетом? — Она начинала злиться. Приподнялась и села в подушках, опираясь спиной об изголовье кровати. Упрямо скрестила руки на груди. — Но я сама привыкла заботиться о своей репутации.

Александр ласково погладил ее обнаженное плечо:

— Ты, конечно, имеешь на это право. Но позволь и мне побеспокоиться о тебе.

— Обо мне или о себе?

Александр по природе был вспыльчив, но подавлял эту черту характера в течение многих лет, тренировал выдержку и теперь старался сдерживаться.

— Ева, уже пошли слухи, после того как наши фотографии после взрыва в театре появились в газетах.

Она отбросила волосы назад:

— Я не боюсь прослыть твоей любовницей.

— Ты думаешь, я стыжусь тебя?

— Ты приходишь ко мне очень поздно и уходишь до рассвета — разве это не признак того, то ты стыдишься меня и хочешь скрыть, где провел ночь и с кем?

Его рука вдруг легла на ее горло, так что она ощутила всю сдерживаемую им ярость, но спокойно встретила его взгляд.

— Никогда не произноси подобных слов. Как ты могла так подумать обо мне?

— А что я должна думать?

Его пальцы сдавили ей горло так, что она замолчала, глаза расширились, но он тут же с силой ее поцеловал, причинив боль. Она попыталась вырваться, ей хотелось не этого, хотелось нежных слов, объяснений, но его руки уже заскользили по изгибам ее тела, и бунт был подавлен. Она обхватила его за спину и ответила на поцелуй с такой же страстью.