Домой не по пути (СИ)

   - Это точно. Постоянно мы где-то шлялись. А потом ты уехал, гаденыш.

   - Я должен был. - Бенни сжимает руль так сильно, что бледнеют пальцы. - У меня не было выбора. Отцу предложили работу. Глупо отказываться от вакансии в Нью-Йорке.

   - Верно. Но ты даже не попрощался.

   - Тогда я бы не уехал, Кори.

   - Ну, и остался бы. - Мы с Бенни вновь смотрим друг на друга, и в груди у меня что-то обрывается, будто я обрела то, что давным-давно потеряла. - В Янгстауне жили люди, которым ты был дорог. А ты развернулся и слинял.

   - Я виноват. Я знаю. Но иначе не получилось. Если бы я пришел прощаться, ты бы меня возненавидела, Ренни. Ты бы не поняла.

   - Я такой отстойный друг? Не смогла бы поддержать тебя?

   - Вряд ли. Я бы наговорил лишнего.

   - Что бы ты такое мне сказал, что меня бы испугало? - Я усмехаюсь и поправляю волосы. Они уже достали в лицо лезть. - Ладно, закроем тему. В конце концов, ты уже уехал, и уже прошло три года. Что рассуждать, правда?

   - Но мы встретились сейчас. - Неуверенно протягивает он. - Судьба какая-то.

   Я хмыкаю и пожимаю плечами. Уилл тоже верит в судьбу, и я, черт подери, понятия не имею, почему опять о нем вспоминаю.

   Мы едем часа четыре, и все это время Кори и Бертрам не утихают, болтая о какой-то чуши. Но мне нравится их слушать. Я внезапно отключаюсь и больше не думаю о том, что Бенни изменился, я изменилась, мы стали совсем другими. Я прибываю в иллюзии, словно жизнь не катилась к черту, а мои друзья всегда были рядом и хохотали до слез, хватаясь за животы и сгибаясь в три погибели. Я помню эти дни: горячие и яркие дни, когда ничего не могло испортить настроения, ведь по бокам от меня плелись неумолкающие чудаки. Такое бывает: ты находишь настолько близких людей, что они не просто оказываются рядом, но и проникают в твои мысли, в твою голову. Бенни всегда знал, чего я хочу. Он чувствовал меня, слышал, хотя я рта не раскрывала. Как и Кори. Они подхватывали меня под локти, и мы носились вдоль улиц, будто бы сумасшедшие, смеясь и толкая друг друга, а потом нам непременно попадало от каких-то заплесневевших соседей, но мы посылали всех к черту.

   Да. Я помню. Память - скверная штука. Ничего из головы не пропадает, как и слова о том, что Бертрам уезжает. Лишь несколько слов на белоснежной бумажке, скомканной у порога моей двери. "Прости, моему отцу дают новую работу в Нью-Йорке. Я никогда не забуду тебя, Ренни". Все. Так просто, как отрезать, вырвать или сжечь. Я понеслась к его дому, а тот уже пустовал. Мне было так паршиво, что я из дома неделю не выходила. Я и Кори не могла видеть, ведь он мне напоминал "о нас". О нашей троице. Скажите, ну, кто будет смотреть Гарри Поттера, если вдруг исчезнет Гермиона? А кому понравится книга: "Хорошо быть тихоней", если пропадет Чарли? Все потеряет смысл. Так и случилось. Я пережила собственный конец света и валялась на кровати, воображая руины исчезнувшего будущего. Но потом боль утихла. Обида исчезла. Ведь люди забывают других людей, это, наверно, самое страшное.

   Матовый кабриолет Бертрама рассекает воздух, будто птица. Мы летим вдоль шоссе и оставляем позади шары из пыли. Я улыбаюсь, а Кори неожиданно приподнимает вверх руки, навстречу южному ветру.

   - Я птица! - Кричит он, а я хватаюсь за его плечо и свожу брови.

   - Хочешь сильнее заболеть?

   - Я уже болею, мамочка.

   - Станет хуже.

   - Знаешь, когда станет хуже? Когда я пойму, что упустил момент.

   Я задумчиво наклоняю голову, а он приподнимается, раскидывает в стороны руки и улыбается, словно летит по горячему воздуху и не боится свалиться. Неожиданно я вижу в нем Уильяма. На лице у него такая же сумасшедшая ухмылка, а в глазах - непоколебимая уверенность в том, что безумие - рационально и имеет причины.

   Бенни включает музыку, а я внезапно загораюсь, как спичка. Черт подери, Кори ведь прав. Почему нет? Если не сейчас - то когда? Если не я - то кто? Хватит уже бояться себя и своих желаний. Хватит думать. Пора действовать и ошибаться, потому что потом будет поздно, и в итоге я окажусь пустой и ровной, не испытавшей в своей жизни ничего такого, из-за чего кровь стынет в жилах.

   Я перекатываюсь на заднее сидение, карабкаюсь по другу и неуверенно становлюсь рядом, расставив в стороны руки. Ветер толкает меня назад, я едва не падаю, но Кори тут же хватает меня за ладонь и тянет на себя.

   - Я рад, что ты поехала со мной, Реган, - признается он и улыбается, - без тебя было бы совсем не так, слышишь? Я рад, что ты рядом.

   - Я тоже, Кори. - Изо всех сил сжимаю руку друга и кладу подбородок на его плечо. Как же жаль, что некоторых чувств не передать словами. - Спасибо.

   - Что?

   Ветер откидывает назад наши волосы, звуки растворяются в воздухе, но я жмусь к другу ближе и повторяю:

   - Спасибо!

   - За что, садик ты мой?

   - За все, гаденыш. Просто за все.

   - Ты еще и сентиментальной стала? - Он хохочет, а я пихаю его в бок. - Глядишь, так и плакать научишься, Реган!

   - Ни за что. И не подумаю!

   Парень усмехается, выпрямляется и помогает мне встать на сидении. Меня в разные стороны качает, но вскоре я нахожу равновесие, расставляю руки, и мы с Кори кричим так громко, что горло сводит, а щеки щиплет. Бертрам смеется, поднимает руку, и я хватаюсь за нее, как опору. Так мы и несемся вперед. И я готова так нестись вечно.

   Нью-Йорк я слышу еще задолго до того, как мы въезжаем в город. Сердце екает, оно предупреждает меня, что вот-вот взорвется на тысячи частей, и я верю, ведь чувствую, как учащается пульс, как мурашки проносятся по коже. Трепет, дикий и восторженный, горит и пылает в груди. Во все глаза я наблюдаю за растущими вдалеке небоскребами, и ничто в моей жизни так меня не волновало и не притягивало, как сверкающее пятно, окруженное темным ореолом из вечера и облаков.

   - Добро пожаловать, - шепчет Бертрам и сбавляет скорость.

   Мы оказываемся в другом мире: в мире, где усталость исчезает, едва перед глазами вырастают гигантские дома со сверкающими экранами; в мире, где люди бегут по улицам и сливаются с общим потоком, не утихающим ни днем, ни ночью; в мире, где сплетены не только близкие, но и чужие, и их жизни взаимосвязаны, как корневая система. В мире, где город и люди дышат друг другом и задыхаются, не в силах перенести столько шума, хаоса и мистической привлекательности, свойственной лишь огромным городам.

   Я никогда прежде не видела ничего подобного, и ребра сжимаются, сдавив в силках неподготовленное сердце. Я растеряна, я ошеломлена. Я не могу вымолвить ни слова, ведь я даже не представляла, что города способны хватать за плечи и встряхивать, да так, что в глазах темнеет, а в ушах звенит. Нью-Йорк - мечта. Иллюзия и идеал. Я читала о нем, но я не думала, что когда-то буду ехать по этим улицам, разглядывать стеклянные витрины и в недоумении хмурить брови. Так ведь не бывает. Не бывает так красиво и пугающе.

   - Центральный парк, - сообщает Бертрам, и я перекатываюсь на другую сторону. Мы в нескольких метрах от огромного куска земли, засаженного деревьями, ветки которых не просто тянутся к небу, но украшены сверкающими фонариками. - Сходим туда, Ренни, ты полюбишь это место. Я точно знаю.

   Поток желтых машин рябит перед глазами. Я приподнимаю подбородок и вижу, как на гигантских экранах крутят рекламу, как вспыхивают разноцветные буквы. Нью-Йорк - особый город. Агрессивный и характерный. Мало его любить. Нужно, чтобы и он любил тебя. И я сразу чувствую эту связь. Ощущаю горячий поток, пронесшийся по венам.

   Я уверена: здесь мое место. Среди творческого хаоса, неразберихи и вечного побега от реальности. Вот, где я хочу находиться, хочу закрывать глаза и теряться в собственных фантазиях. Хочу спотыкаться о бешеный поток незнакомцев, свихнуться по разговорам и ненужной болтовне, которая - волей-неволей - остается в памяти. Хочу отчаянно рваться вперед и понимать, что на финише меня что-то ждет; что усилия не напрасны.