Страстное заклинание

— Дело в гораздо более глубоких вещах, — продолжал Клей. — Ты и сама знаешь, что ты прекрасная журналистка и хороший человек. Но ты хочешь осознать себя настоящей женщиной. Не думаю, что в этом помогут письма Дезире.

На лице Клея была написана такая убежденность и настойчивость, что Шелби немного испугалась. Сердце ее учащенно билось, взволнованное ожиданием.

— Ты… красивая. Да, да, это так. Может, это не традиционная красота, но это нечто гораздо более редкое. Твоя красота — продолжение твоей жизнерадостности, твоего чувства юмора, твоих душевных качеств. Только пойми меня правильно! Мне нравятся твои рыжие волосы, твоя стройная фигура, высокий рост, твои длинные ноги, но мимо тебя невозможно пройти именно потому, что на твоем хорошеньком личике отражается сила характера. Красота, которой ты так восхищаешься, явление временное. А та красота, которую вижу я всякий раз, когда общаюсь с тобой, неподвластна времени, с годами она станет только богаче красками и оттенками.

Если бы Шелби попросили написать слова для подобной речи, она не смогла бы придумать более трогательного заявления. Она молчала, пораженная красноречием Клея, его пылким тоном. — Я… я хочу верить тебе, — запинаясь произнесла Шелби. — Я хочу этого больше всего на свете.

Клей разжал объятия. Он не станет удерживать ее силой. Но теперь Шелби не могла уехать.

— Честно предупреждаю тебя, Шелби. Я не идеален. Никогда не был идеальным — ни в школе, ни сейчас. Ты никогда не идешь на компромисс, но ты ведь отвечаешь только за себя. А я нет, и, что гораздо важнее, я не хочу отвечать только за себя! Я хочу, чтобы в моей жизни были другие люди. Я хочу, чтобы в ней была ты.

Он взял Шелби за руки, но теперь его собственные руки были нежными и какими-то неловкими.

— Итак, я предупредил тебя. Ты знаешь о моих недостатках. Но я прошу тебя — и если ты вообще чему-то веришь, поверь и этому — я прошу тебя пустить меня в свою жизнь. Мы принадлежим друг другу.

Он произнес слово, которое привело Шелби в ужас.

— Люди не принадлежат друг другу, — воскликнула она, инстинктивно отстраняясь от Клея.

Клей шагнул вслед за ней, в глазах его застыло упрямое выражение.

— Но только это имеет смысл. Здания рушатся, бумага выцветает, но то, что происходит между мужчиной и женщиной, переживает века. И ты не сможешь убедить меня, что ничего ко мне не испытываешь.

Лицо его было теперь всего в нескольких дюймах от лица Шелби.

— И все же это так, — солгала она.

Клей обнял ее за талию, медленно, но неумолимо притягивая к себе. Он потерся щекой о щеку Шелби, потом долго целовал и нежно покусывал ее шею.

— Да, — прошептал он, лаская языком ее ухо. Дойдя до мочки, он легонько пососал ее.

— Тебе нужна моя земля, — едва слышно произнесла Шелби.

— Сейчас я скажу тебе, что мне нужно.

Губы Клея завладели ее губами, ясно давая понять, что ему нужна именно она. Поцелуй был страстным, почти грубым, словно Клей требовал от Шелби признаться, что он ей необходим. В ответ Шелби протолкнула язык ему в рот, поцелуй ее выражал не только желание, но также тайное признание в собственной уязвимости. Да, Клей был ей нужен, она его хотела. И, словно прикосновения языка и рук могли передать ее чувства, она продолжала впиваться в его губы, скользя по спине дрожащими от нетерпения руками.

Уловив перемену в поведении Шелби, Клей начал медленно водить руками по ее телу. Он коснулся каждого чувствительного места, словно боялся, что Шелби оторвется от него до того, как он успеет исследовать каждый дюйм. Жар его блуждающих рук проникал сквозь тонкую футболку и короткие шорты Шелби.

Пальцы Клея скользнули к поясу ее шортов. Достаточно всего нескольких секунд, чтобы скинуть одежду. Клей нежно ласкал ее грудь, доставляя тем самым немыслимое удовольствие, она почувствовала в самой глубине своего тела мучительный жар. Шелби хотела ощутить плоть Клея внутри себя, она хотела быть с ним, принадлежать ему.

Он так хорошо понимал ее. Шелби никогда никому не принадлежала — ни подругам в школе, ни Дезире. И вот теперь мужчина ее мечты предлагает ей тепло и любовь. А она долго, так долго жила среди холода.

Так может ли она рискнуть? Рассудок говорил «нет». Шелби привыкла к одиночеству и независимости. Она боялась быть отвергнутой. Она ведь и так одна. Так может ли Шелби рискнуть и впустить в свое сердце Клея Траска? Тихий голос, радостно пробивавшийся изнутри, говорил «да».

Она должна поверить, что Клей действительно к ней неравнодушен. Тело ее дрожало от радости принятого решения и от удовольствия, которое доставляли прикосновения Клея. Руки его ласкали теперь ее ягодицы, он прижимал ее бедра к проступавшей сквозь джинсы восставшей плоти. Шелби ритмично отвечала на толчки его тела, разжигавшие внутри огонь.

Но даже когда в голове у нее уже замаячил образ кровати с бронзовым изголовьем, Шелби не могла забыть о том, о чем ее предупредили. Он не идеален. Нужды других людей часто становятся на первое место, оттесняя на задний план его собственные. Осталось ответить только на один вопрос: чьи нужды для него важнее — Шелби или его семьи. Она так и не знала, что произошло в беседке.

Но все это постепенно вытеснялось из ее сознания страстью, разбуженной прикосновениями Клея. Хижина, Луисвилл, вся планета перестали существовать для Шелби. До сознания ее не сразу дошли звук распахнувшейся двери и громкий баритон, который закричал:

— Клей! И как это тебе пришло в голову уехать из дома, когда…

Джон Траск осекся, увидев Шелби и Клея. Они перестали целоваться, но тела их оставались сплетены так тесно, что не могло быть никаких сомнений в том, что здесь происходит.

Богатый словарный запас Джона Траска неожиданно изменил ему.

— О! Извините, — все, что он смог из себя выдавить. Он достал из кармана костюма для игры в гольф носовой платок и вытер побагровевший лоб.

— Что случилось, папа? — спокойно спросил Клей.

Шелби отстранилась от Клея.

Джон потер бородку.

— Я хотел поговорить с тобой, и твой дедушка сказал, что ты можешь быть здесь.

— Я действительно здесь. Добро пожаловать. Ты помнишь Шелби?

— Здравствуйте, мисс Шелби, — сказал Джон. — Уф. Да тут жарко! Сынок, разве у тебя нет кондиционера?

— Он в спальне, — сказал Клей. — Можешь пройти туда.

Джон фыркнул.

— Нет, спасибо. Здесь все выглядит странно знакомым. — Он подошел к сыну и, наклонив голову, прошептал: — Ты должен вернуться домой. Папа очень плох. А ты ведь знаешь, я не умею с ним обращаться.

Клей кивнул. Повернувшись к Шелби, он сказал:

— Мы должны вернуться. Ты ведь знаешь, что в беседке с моим дедушкой случился приступ.

Джон удивленно поднял голову. Клей обнял отца за плечи.

— Она знает, пап. Она видела все через окно беседки.

Но объяснений Клея было явно недостаточно, чтобы с лица Джона исчезло тревожное выражение. Однако он овладел собой ровно настолько, чтобы сказать:

— Мой отец в предынфарктном состоянии.

— Мне очень жаль, — сказала Шелби.

Клей искоса бросил на нее виноватый взгляд, но так или иначе сияние чудного летнего дня казалось теперь не таким ярким.

Прежде чем сесть в свой «кадиллак», Джон сказал:

— Вы ведь придете на пикник фирмы «Трамарт» на той неделе, не так ли? Мы были бы рады вас видеть.

Клей ничего не говорил ей о пикнике. Он выглядел немного недовольным.

— Ты приглашена, Шелби, — сказал Клей. — Мы зовем не только сотрудников, но и друзей. Я не говорил тебе об этом, поскольку ты отказывалась выходить из дома.

Объяснение было вполне убедительным, но, с другой стороны, за прошедшие несколько недель Клей использовал любой повод вытянуть ее из дома. Так почему же он ни словом не обмолвился о пикнике?

Дело принимало любопытный оборот.

— Думаю, я смогу прийти, — сказала Шелби.

Джон улыбнулся.

— Мы собираемся хорошо поесть, — сказал он. — Привезем туда мангал, половину говяжьей туши, зажарим ее на вертеле со специальным соусом Мэри-Элис. Ну и еще всякие там ребрышки, гамбургеры, сосиски.