Городской роман

Заглянув в коробку, он достал очередную блестящую ленту дождя и, покрутив ее в руках, решил связать несколько гирлянд в одну полоску. Суть затеи заключалась в том, что, закрепляя сверкающую цепочку за мелкие гвоздики и выступы люстр и карниза, он, словно паук, свивал под потолком комнаты шикарный мерцающий шатер, своей формой напоминающий паутину.

–  Знаешь, Аленка, я, конечно, все понимаю, но мне бы так хотелось, чтобы мы отмечали Рождество не в январе, а в конце декабря, – громко произнес он, стараясь перекрыть шум шипящей на огне сковородки.

–  А чем тебя не устраивает январь? – Лена приоткрыла крышку, проверяя состояние жаркого, и мгновенно опустила ее на прежнее место, потому что масло, словно почувствовав свободу, начало активно выпрыгивать из сковородки. Убавив огонь, она отложила прихватку и заглянула в комнату, над убранством которой хлопотал Иван.

– Понимаешь, в чем дело, Аленка, – перенося табуретку в другой угол комнаты, отозвался он, – у них там все это кто-то грамотно продумал. Вот посуди сама, отметили Рождество – Новый год не за горами. Огоньки там всякие, фонарики, носки с подарками, в общем, опять же – праздник вторым вагоном пошел. А у нас Новый год уже неделю как миновал, у народа угар и похмелье, головная боль и тоска по поводу скорого выхода на родную работу. Какой уж здесь праздник, расстройство одно, а не праздник.

– Тут уж ничего не поделаешь, – улыбнулась Аленка, восхищаясь наивной логикой мужа. – Если, к примеру, ты в начале апреля родился, нельзя же отмечать твой день рождения в конце марта?

– Нельзя, – соглашаясь, кивнул головой Иван, – здоровья не будет, примета плохая.

– Вот видишь, – обрадовалась Аленка, довольная тем, что так легко переубедила его.

– Ничего я не вижу, – замотал головой он, снова соскакивая с табуретки и устремляясь в противоположный угол комнаты. – В других же странах смогли перенести Рождество, и ничего плохого не случилось. А потом, днем раньше, днем позже – какая разница? Христу теперь, наверное, все равно, у него от этого здоровья не убудет и не прибавится.

– Ванька, перестань! – ни на шутку испугавшись, прикрикнула Алена. – Не надо шутить такими вещами, я тебя очень прошу. – И она посмотрела на Ивана.

– Хорошо, хорошо, – замахал руками тот, – если тебя это напрягает, давай сменим тему. Знаешь, сегодня, пока ты еще была на работе, звонила моя любимая теща.

– И что она тебе рассказала интересного? – мясо на сковородке стало издавать злобное шипение, Аленка исчезла в дверях кухни, но через несколько минут появилась снова. – Извини, а то все сгорит. Так что она говорила?

– Она сказала, что я оказался прав: эта рыжая бестия Заславская выперла нашего Вовчика с великим треском, и уже два дня он тусуется у бабушки Евы.

– Слава тебе, Господи! – широко улыбаясь, воскликнула Аленка. – Бабушка Ева с него стружку снимет, мозги вправит, и гонора у него явно поубавится, это я тебе точно могу сказать.

–  Я нисколько не сомневаюсь в способностях твоей бабушки, – засмеялся Иван. – Иногда мне кажется, возьми она себе в труд, так не только Володьке, она могла бы всей семье мозги вправить и даже не устать от этой процедуры.

Закрепив за бра, висящее над диваном, последний хвостик гирлянды, он поставил табурет к стене и с гордостью поглядел на свое творчество:

– Ну как?

– Как здорово, Ванечка, ты просто прелесть! – радостно прощебетала Алена. Потом, несколько раз коротко вдохнув, она бросилась на кухню спасать мясо, и Ванюшка услышал, как, громыхнув крышкой, она стала что-то быстро-быстро резать на доске.

– Слушай, Ален, в комнате я уже все сделал, мне осталось только повесить музыкальную гирлянду на карнизе в кухне, ты, когда освободишься, скажи.

– Ты можешь вешать уже сейчас, – отозвалась она.

– Чего я тебе буду мешаться? У нас такая «большая» кухня, что вдвоем мы там все углы соберем.

– Я все погасила.

– Тогда давай меняться местами. Ты садись вот здесь, на табуретке, а я встану на подоконник, – предложил он. – Скажи, Ален, ты будешь не очень против, если мы пригласим на Новый год Светлану Николаевну? Чего ей одной дома сидеть, у нас же все равно никого не будет.

– А как же твой Колька? Он так рассчитывал закатить гулянку, он на свадьбе с Марьяны глаз не сводил. Ты же вроде как ему пообещал, что мы приедем?

– Я и не забираю своего обещания назад. С тещей мы встретим Новый год, а часам к двум подъедем к нашим. Я думаю, они не обидятся, тем более что гулять будут до самого утра, – отозвался он, перекидывая гирлянду через деревянную основу карниза.

– В Новый год нам машину не поймать, – слабо возразила Алена, в душе согласная с мужем и благодарная ему за его внимательность и понимание.

– Ален, двадцать первый век за окном, – удивился он, – да в Новый год столько бомбил будет – только руку вытягивай, они в очередь становиться будут. А если ты про то, что такое путешествие нам выльется в круглую сумму, так ведь Новый год не каждый день бывает, и потом, спокойствие матери дороже денег!

Аленка посмотрела на Ивана и в который раз подумала, что с мужем ей просто повезло. Он стоял на подоконнике, слегка пригнувшись, касаясь макушкой верхнего края окна. Перекидывая по кругу гирлянду, он улыбался и с любовью смотрел на жену. На безымянном пальце его правой руки поблескивал золотой ободок, а копна светлых волос, усыпанная мелкими частицами фольги от елочных украшений, сияла и переливалась редкими искорками.

– Джингл Бенс, Джингл Бенс, – фальшиво промурлыкал он, и радостно засмеялся. – Ну что, я звоню теще?

– Звони, – согласилась Аленка, – но перед этим ответь мне на один вопрос. Только честно.

– Давай свой вопрос, – кивнул Ваня.

– Скажи, Грачев, ты на ком из нас женился – на мне или на моей маме?

– Я думаю, что на вас обеих, – торжественно произнес Иван и, довольно мурлыкая рождественскую мелодию себе под нос, отправился к телефону.

* * *

– Светлана Николаевна, дорогая, я прошу вас о таком пустяке, что, по большому счету, об этом даже неприлично говорить.

Завуч на мгновение закатила глаза к потолку и недовольно скривила губы. Ну надо же быть такой бестолковой! В который раз она намекает этой толстокожей особе о неординарных обстоятельствах, вынуждающих всех без исключения учителей школы ставить этому мальчику хотя бы «три», а она уперлась, словно мул на ярмарке, и ни с места.

Завуч демонстративно наклонила набок голову, смерив Нестерову неприязненным взглядом и, стараясь сдержать рвущееся наружу недовольство, с нажимом произнесла:

– Если бы речь шла об обычном ребенке, я бы даже не стала заводить разговор, но поймите, что нельзя всех причесывать под одну гребенку. Вы же взрослый человек, – выказывая крайнее удивление, округлила глаза она, – почему я должна объяснять вам такие элементарные вещи?

– Что вы называете элементарными вещами? – поинтересовалась Светлана.

– Вы хотите, чтобы я высказалась в открытую? – изумилась Мальцева.

– Я была бы вам крайне признательна, если бы вы указали мне причину столь лояльного подхода конкретно к этому ребенку. Из девяти оценок, полученных им за триместр, у него семь двоек и две единицы, и меня удивляет ваша просьба «наскрести как-нибудь» троечку.

– Светлана Николаевна, дорогая, не стоит так кипятиться, честное слово, – миролюбиво проговорила Юлия Олеговна. – Скорее всего вам просто неизвестны причины, вынуждающие нас так сентиментальничать с этим ребенком. Я понимаю ваше негодование, мало того, я согласна с вами, что Кондратьев не просто нестарателен или глуп, он невоспитан, хамоват и неприятен как личность, а не только как ученик, но войдите и в наше положение. Мать этого мальчика работает в поликлинике, через которую проходят почти все учителя нашей школы. – Увидев, что Нестерова собралась возражать, Мальцева вскинула на нее свои темно-серые глаза и зачастила: – Не все, конечно, но многие, очень многие из нас пользуются ее услугами, и, что греха таить, услугами не всегда официальными. Скажите, милая, кто из нас не брал хотя бы раз в жизни липовый больничный или не выкупал путевку в какой-нибудь профилакторий за сущие копейки? Это жизнь, без этого не обойтись.