Постскриптум (СИ)

— Чего бы ты хотела? Сегодня я побуду твоим персональным Джином. Исполню каждое из желаний. Старательно и прилежно.

— Сможешь сделать так, чтобы время остановило свой ход? — Тихо смеюсь, видя, как он закатывает глаза, блестя в полумраке белоснежными зубами и широкой улыбкой.

— Из реального, Ангелина, из реального, все что пожелаешь, — сексуально перекатывает мое имя на языке. Которое, произнесенное с его акцентом, и правда звучит потрясающе.

— Будь со мной максимально собой сегодня. Хочу тебя настоящего абсолютно полностью. — И он понимает, о чем я. Играть может при желании каждый. Менять маски и роли. Пытаться впечатлить и покорить. Или, наоборот, оттолкнуть и напугать. За эти дни я видела его настолько разным, что порой терялась. Не понимая, где из всего этого калейдоскопа он. Под каким из полотен скрыто настоящее «я».

Присаживается, приближается близко-близко, оставляя всего считанные сантиметры между нашими лицами. Смотрит обезоруживающе глубокими медово-ирисковыми глазами. Целует осторожно. Плавно. Не спешит ворваться в мой рот, просто ласкает своими губами, так нежно, будто тонкими полупрозрачными крылышками по моему лицу порхает стрекоза. Запускает руки в волосы, наркотически мягко массирует кожу. Гладит. Проводит кончиком носа по скулам, по линии челюсти. И так долго раздевает, что я начинаю балансировать на грани чего-то невообразимого. И вставляет. Вставляет просто жесть как.

Нет. С ним было просто потрясающе в любой из ипостасей. И страсть, и жесткость в его исполнении невероятна. И тягучая медлительная пытка восхитительна. Но сейчас. Сейчас, черт возьми, он просто занимается со мной чем-то воистину космическим. Неземным. Потому что у меня ощущение, что от происходящего вибрирует не только тело, но и душа. Левитирует.

И словно невидимые импульсы просачиваются сквозь поры в вены, впитываются в кровь и разгоняют эту эйфорию по телу, перекачивая через сердце. И так бесконечное количество кругов.

Мы не занимаемся сексом — мы танцует. Или парим. Возможно, даже взлетаем. Или же плаваем… Потому что каждое движение одного заканчивается другим. Как один совершенный механизм, все на ощущениях. Полностью отдав контроль друг другу. Сливаться. Соединяться. Перетекать и плавиться в странные необъяснимые формы.

Я не слышу собственных стонов, мне кажется, что я стала немой или глухой. Я просто чувствую его горячее тело, пульс, который один на двоих, и легкое дыхание на коже. Ведомая лишь абсолютным тактильным контактом. Управляемая самой сутью.

И я смело могу сказать, что нечто подобное и правда впервые. Разное было и со многими. Но даже с Лешей мы ни разу так идеально не сливались. Возможно, не успели или не захотели. А может, просто вечно спешили куда-то, за чем-то… И мне чуточку, отголоском сознания, жаль, что я не опробовала это с ним. С тем, кого любила больше собственной жизни. Которому готова была отдать все до последней капли. Потому что, я уверена, было бы еще более восхитительно. Хотя куда уж более…

Каждый оргазм как новая отправная точка. И если первые разы я еще считаю, то позже просто оставляю это гиблое дело. Потому что один наслаивается на другой, а после его догоняет и продляет третий. И в каком-то бесконечном экстазе, лениво утопая в простынях, что скомкались под клубком наших тел, я и хочу застрять. Если не навечно, то надолго определенно. НО…

За окном неумолимо начинает светать. Усталость свинцом наливает тело, и глаза попросту уже не хотят открываться. Организм предает. Сил нет даже на то, чтобы надеть на себя что-нибудь. Я просто засыпаю в его руках. Но только на каких-то пару жалких часов, чтобы проснуться от проникновения в собственное тело и в который раз задохнуться от ощущений.

Пробуждение прекрасное. Шикарное, я бы сказала. Ведь что бодрит по утрам даже лучше, чем крепкий кофе? Верно. Качественный трах. И если вся ночь у нас была тягуче-сладкой, то утро стало страстным, быстрым и энергичным, задавая темп на весь день.

Ильюша плачет, когда мы выходим с чемоданами из отеля. Виснет на мне, заставляя тем самым Микеля загружать наши вещи в машину, и как итог отвозить нас в аэропорт и разбираться с билетами, самолетом и прочим. Ребенок так искренне расстроен, что даже у меня наворачиваются слезы. А ведь пытаюсь держаться изо всех сил.

Но грусть, что я улавливаю в золотисто-карих глазах португальца, доламывает меня окончательно. И я чувствую влагу под его пальцами на моем лице. Чувствую собственные слезы на его губах в поцелуе. И тройные объятия, когда Илья цепляется в нас обоих, — это сильнее меня. Душа рвется на огромные кривые уродливые куски. То, что проснулось во мне к этому мужчине, не любовь, даже не влюбленность. Но что-то связало за столь короткий срок. Связало и довольно крепко. А отпускать мне всегда было тяжело… Я не умею это делать красиво и правильно.

Прощание затягивается. И как в тумане обмен номерами телефонов, адресами и короткими, возможно, последними нашими поцелуями. Красивый золотой браслет, что он застегивает на моем запястье, с каплями солнечного янтаря, который так похож на цвет его глаз. Какие-то слова, которые я не слышу и не воспринимаю. И все сокрушительно и болезненно. Печально и выматывающе настолько, что в самолете мы с Ильей еще до взлета вырубаемся и спим с перерывами на перекус до самой посадки.

Голова звенит как колокол. В ней убийственно пусто. Мысли будто выкачали небеса, в которых мы пробыли эти долгие часы. Настроение под стать погоде — паршивое. И ощущения, что меня будто шавку вот-вот выбросят из теплого дома на мороз.

Переодеваемся в теплую одежду. Спускаемся по трапу, забираем багаж, и это все так долго и нудно, что неимоверно раздражает. Ребенок сонный и недовольный. Ворчит, ноет, постоянно дергает. Ждет отца. Вертится юлой, и я, уставшая, еле поспеваю за всем следить. А папаня его даже не звонил нам сегодня. Почему-то это вызывает неприятное равнодушие, граничащее с болью. Безумно странное ощущение. Я даже не знаю, как верно его назвать.

Дитеныш выбегает предвкушающе на улицу, галопом на стоянку автомобилей, а там… Там Кирилл вместо Леши, с лучезарной улыбкой и расставленными в стороны руками. И как логичная реакция на это — расстройство на любимом личике. Сдерживаемые горькие слезки и разочарование.

— Шоколадный племянник, а ну иди дядьку обнимать. — Его веселье не разделяет никто. Сынуля нехотя обнимается с Киром и залезает сам к нему в машину. Молча откинувшись на сидении. — Не понял, что с лицом? — Отбирает у меня чемоданы и загружает в машину, так и не дождавшись ответа. — Лина, земля вызывает. Тебе хреново после перелета? Или ты просто не рада меня видеть, а? — Клоун. Закатываю глаза и все же обнимаю его. Потому что не отстанет. И желание оказаться в родных стенах поскорее навязчиво маячит.

— Голова трещит, видимо, начинается акклиматизация сраная. Привет, — целую в щеку. Пока была на отдыхе, курить не хотелось, зато вернувшись на собачий холод… Приперло вдруг. — Дай сигарету, легкие аж зудят, как только с самолета вышла.

— Ты там не курила, что ли? — удивленно. Ну да, ну да. Умею я иногда «удивлять». Во всех смыслах. Что уж тут… Бывает.

— Не-а. — В горле першит с непривычки и хочется от души кашлянуть, но я терплю, а уже после отвечаю.

— Леша попросил вас забрать. Работа и все такое. Но как по мне, тупо отмазался. Ибо при желании мог с легкостью скостить себе рабочий день или на крайний случай отпроситься. — Потирает руки и делает прискорбный вид. Хоть бы скрыл свою довольную гримасу получше за этой наигранной маской сожаления. Идиот.

— Насрать, — фыркаю и выбрасываю остатки недокуренной сигареты. — Поехали домой. Чертовски хочу в душ и спать.

— А рассказать мне, как ты там оторвалась, и показать фотоотчет?

— Чертовски хочу в душ, рассказать все тебе, выпить чаю и спать. Так лучше? — чуток нервно выходит. В голове всплывает картинка с Микелем. И как-то немного сжимается все внутри. Вдобавок к уже имеющемуся раздраю. Прекрасно. Просто, блять, великолепно. А снег на улице кажется чем-то инородным и неправильным после песчаного пляжа и теплых ласкающих кожу волн. Такой желанный там ветерок здесь заставляет кутаться и морщиться. А мрачность и серые тона вводят в депрессию и уныние.