Майне либе Лизхен

–  Больно уж совпадение удачное. Да еще, козлы, деньги у него взяли. И выходит, на моем участке – грабеж. И мне дают десять дней, чтоб разобрался. Ты хочешь, Клюев, чтобы я разобрался?

–  Ты со своими делами сначала разберись, а потом на людей наезжай! Деньги взял, все, что мы и без тебя знали, расписал, а про то, что у Харитоновой квартира не на нее записана, – молчишь в тряпочку?

–  Как – не на нее? – точно так же, как пять минут назад Ленка, удивился Ларькин. – Она прописана. А на кого квартира?

–  На господина Колесова Андрея Альфредовича, – тусклым голосом сообщил Клюев. – Владельца адвокатской конторы «Колесов и партнеры». Вот этот самый Колесов как собственник квартиры мне сегодня позвонил и поимел меня во все…

–  Дима… – предостерегающе сказала Ленка.

–  Что – Дима?! Сорок лет уже Дима! – заорал Клюев так, что в кабинет, в нарушение всяческих правил, заглянула испуганная Нина Васильевна – не нужна ли помощь дорогому шефу. – Я, вежливо так мне говорит, ваш бизнес вполне уважаю, поэтому препятствия с расселением чинить не намерен. Но поскольку, говорит, я номинальный держатель… Козел он, а не номинальный держатель! Так вот… Говорит, моя клиентка – это он так ту швабру облезлую величает – согласна на двухкомнатную в этом же районе. То есть это мне в два раза переплатить!

–  А ты что? – заинтересованно уточнил Ларькин. – Согласился?

–  Хрен ему! Я ему предложил: давай, мол, договоримся – вашей… клиентке однокомнатную, раз уж все равно дом идет под снос, ей больше и не полагается, а вам триста тысяч.

–  Неплохо, – оценил Ларькин. – И что?

–  Он, сволочь, говорит – а пятьсот? – опять начал заводиться Клюев. – Я говорю – ладно, думаю, все равно меньше, чем двухкомнатная. А он посмеялся так и говорит: вы не представляете, как мне жаль, но вынужден отказаться от такой замечательной суммы, потому что интересы клиента превыше всего. Подбирайте, говорит, квартиру, звоните, если Галине Павловне понравится – я чинить препятствий не буду. Козел!

–  Это да, – вздохнув, согласилась Ленка. – Надо же. А я думала, адвокаты все берут, что им предлагают. Теперь, кажется, понятно, откуда Воронова узнала про генплан и все прочее. Колесову такую информацию получить – раз плюнуть.

–  Ты-то почему не сказал?! – опять напустился Клюев на участкового. – Одно дело – со старухой пьющей дело иметь, другое дело – с таким придурком.

–  Сам ты придурок, – весело ответил Ларькин. – У тебя кто на карман не берет, тот и придурок? А я не знал. Откуда мне знать-то? По нашей базе она собственница. Ты бы проверил. Может, он тебя на понт взял, Колесов этот? Хотя зачем ему…

–  Я звонил в регистрационную палату, сказали, что свидетельство о праве собственности – на Колесова, – процедил Клюев.

–  А мне откуда было знать? – ничуть не расстроился Ларькин. – Я в ваших делах ни черта не понимаю. У вас же везде людишки прикормленные. Только адвоката вот не смогли, – не удержался он. – Видать, тот получше вашего корм ест.

–  Да ты вообще что можешь?! – заорал Клюев, и Ленка уже привычно поморщилась. – Тебя просили собрать информацию о людях, кто в каких обстоятельствах живет, чтоб знать, на что рассчитывать. Подставил нас по самые уши! Ты что вот тут, на этом самом месте заливал, а? Что в доме живут два алкаша, старик, который завещание писать собирался, и столетняя бабка с внуком? Никаких проблем, да?! А что в итоге? У одной старухи адвокат крутой откуда-то взялся, у меня на такого и то денег не хватит. У другой – мысли всякие в башке. Старикан с девкой молодой живет и в ус не дует. А у бедного художника десять тысяч в кармане?!

Поняв, что сдуру сболтнул лишнее, Клюев прикусил язык, но было уже поздно.

–  Та-ак, – зловеще протянул Ларькин. – Вы слышали, гражданка Жданова? Ваш шеф откуда-то знает, сколько денег у потерпевшего в кармане было. Уголовное дело, между прочим, возбуждено. И на моем участке, вот что самое неприятное.

–  Он что, все-таки в милицию стукнул? – тихо спросил Клюев.

–  Он не стукнул, как ты выразился, – любезно пояснил взбешенный Ларькин. – Стукнула соседка, Воронова. Написала заявление, хотя я ее и просил этого не делать. Я ведь сразу подумал, что это ты, тем более Пустовалов ей про твое кольцо все в деталях расписал, он ведь художник, мать его! У тебя ума не хватило печатку свою долбаную снять? Не можешь по-нормальному все провернуть – не берись, идиот! Тем более со свидетелями. Ты что, с этим Пустоваловым один не справился бы? Теперь тебе – срок. А мне – проблемы на участке, а у меня, между прочим, пенсия не за горами. И Пустовалов тебя на раз опознает, если что.

–  А Воронова-то тут при чем? – тихо спросила Лена, стараясь не смотреть на Дмитрия. – Не ее ведь избили.

–  О совершенном преступлении может сообщить любой человек, – процедил Ларькин. – Пустовалов смолчал бы, потому что те, кто его избил, пригрозили – напишешь заяву, вообще не выживешь. А эта старая ничего не боится. Так и говорит: я войну прошла и такое видела, что теперь ничего не страшно.

–  Не страшно ей, – с нехорошей интонацией проговорил Клюев. – Это как посмотреть. Просто еще не пугали как следует.

Дальше произошло неожиданное: участковый встал, схватил Клюева за лацканы пиджака и, притянув к себе, процедил ему прямо в лицо:

–  А вот это я тебе не советую. От себя лично не советую, понял?

И, поскольку Клюев молчал, отвернувшись в сторону, тряхнул его посильнее и уточнил:

–  Я спрашиваю, понял?! Если со старухой что случится – я тебя лично удавлю. И разбираться не буду. Старуху не трогай. И парня ее тоже. Если понял – кивни. То-то. – Швырнув Клюева обратно в кресло, как тряпку, Ларькин брезгливо, как показалось Ленке, встряхнул рукой и добавил, глядя на него в упор: – Про Пустовалова я пока помолчу. В память о старой дружбе. Но если ребята что нароют – тогда уж извини, дорогой. – И вышел из кабинета, не попрощавшись.

Было уже девять вечера, и в агентстве никого не осталось, только Клюев сидел за компьютером, бессмысленно следя за тем, как на темном экране резвится разноцветная спиралька: она то сжималась, то растягивалась, ездила из угла в угол, то превращалась в точку, то размазывалась на весь экран. За этим дурацким занятием его и застал телефонный звонок. Взглянув на определившийся номер, Клюев напрягся. Черт бы побрал эти сотовые! Даже если не брать трубку, то все равно не отвертишься, вот он – услужливо составленный проклятой трубкой списочек непринятых звонков, и значит, ты все равно на крючке.

–  Да, Александр Николаевич! – Клюев старался говорить бодро, но без излишнего подобострастия. – Рад слышать! С прошедшими праздниками вас! Как отдохнули?

–  Это хорошо, что рад, – усмехнулась трубка: Новиков, мрачный и недоброжелательный мужик, отчего-то всегда посмеивался, как будто забавляли его прыжки и ужимки окружающих его человеков. – А отдыхать потом будем. Ты же понимаешь, при наличии сотовой связи и на Канарах работа тебя найдет.

Клюев вдруг вспотел от догадки, что Новиков умеет угадывать мысли собеседника – ведь он сам только что ругал сотовую связь и поминал эти самые чертовы Канары, на которых, кстати, так и не побывал ни разу.

–  Чего молчишь? – весело поинтересовалась трубка. – Ну ладно, давай про отдых не будем, лучше о работе поговорим. Как там у нас дела с домом?

–  Двигаются, – бодро доложил Коюев. – Трое согласны, с одной еще работаем. БТИ уже на днях придет.

–  Молодец, – усмехнувшись, похвалила трубка, но Клюев этой насмешливой похвале не обрадовался. – По срокам как? Укладываешься?