Дорогой сводный брат (ЛП)

Не находя подходящих слов для прощания, я всю дорогу молчала. Собственно, как и он.

На стоянке у входа в терминал мы вышли из машины, и в оглушающем шуме взмывающих ввысь самолетов меня подхватил стремительный поток ветра. Пытаясь защититься, я стояла напротив Элека и, обхватив себя руками, не знала ни что сказать, ни что сделать. Я была не в силах даже посмотреть на него. Не самый подходящий момент, чтобы впадать в ступор, но именно так со мной и случилось. Я смотрела на небо, на асфальт под ногами, на погрузчиков багажа… куда угодно, только не на Элека. А все потому что знала, я сломаюсь, стоит взглянуть ему в глаза.

– Посмотри на меня, – его тон казался резким.

Я затрясла головой, отказываясь выполнить его просьбу, пока по щеке скатилась первая слеза. Всё так же отводя взгляд, я вытерла влагу с лица, не веря, что происходящее касается моей жизни. Когда всё-таки решилась посмотреть на парня, то была потрясена, увидев слезы и в его глазах.

– Всё в порядке, – произнесла я. – Иди. Прошу тебя. Напиши мне, если захочешь. Просто долгие прощания… я не могу… только не с тобой.

– Ладно, – ответил он просто.

Я наклонилась к нему и быстро поцеловала в щёку, после чего запрыгнула в машину и захлопнула дверь.

Неохотно подняв с земли сумку, Элек направился ко входу в здание аэропорта.

Увидев, как за ним закрылись автоматические двери, я уронила голову на руль; мои плечи тряслись, а столь тщательно скрываемые слёзы, наконец, свободно струились по щекам.

Я припарковалась на временной стоянке, так что в любой момент меня могли попросить отъехать. Но даже понимая это, я просто не могла сдвинуться с места.

И действительно, через несколько минут кто-то постучал в окно.

– Уже еду, еду, – не поднимая глаз, ответила я. Но как только начала заводить машину, стук повторился снова. Повернув голову вправо, я увидела Элека. Быстрыми движениями вытерев слёзы, я вышла из машины и подошла к нему.

– Ты что-то забыл?

Он кивнул и уронил сумку на землю.

Я испугалась, когда он неожиданно взял моё лицо в ладони и нежно коснулся моих губ поцелуем. Мне казалось, что я таю в его руках. Инстинктивно, я попыталась раздвинуть языком его губы, но он не позволил. И тяжело дыша, ещё крепче прижался к моим губам. Это был другой поцелуй: тот, который не ведёт к чему-то большему, холодный и болезненный – прощальный.

Я отпрянула назад.

– Убирайся. Ты пропустишь свой рейс.

Его руки по-прежнему касались моего лица.

– Я никогда не прощу себе того, что причинил тебе боль в первый раз, но видеть, как снова стал причиной твоих страданий… поверь мне, это последнее, что я хотел бы в своей жизни.

– Зачем ты вернулся?

– Я оглянулся и увидел, что ты плачешь. Нужно быть полным и абсолютно бездушным кретином, чтобы оставить тебя в таком состоянии.

– Ты вообще не должен был этого видеть. Нужно было просто идти дальше, потому что сейчас все еще хуже.

– Я не хотел, чтобы твои слезы стали моим последним воспоминанием.

– Если ты действительно её любишь, то не должен был целовать меня! – я не хотела, но всё же сорвалась на крик.

– Я люблю её, – он поднял глаза к небу, а затем перевёл полный боли взгляд на меня. – Хочешь знать правду? Я безумно люблю тебя тоже. Думаю, что даже не понимал насколько сильно, пока снова не увидел.

Он любит меня?

– Так ты любишь нас обеих? – я зло рассмеялась. – Это хреново, Элек.

– Ты постоянно твердила мне, что хочешь честности. Я лишь даю тебе то, о чём ты просила. Мне жаль, если правда выглядит так хреново.

– Как бы то ни было, у неё есть преимущество игры на домашнем поле. Очень скоро ты снова забудешь обо мне - это всё упростит.

Я вернулась к машине и открыла водительскую дверь.

– Грета… не уходи так.

– Это не я ухожу, Элек.

Сев в машин и включив зажигание, я уехала прочь.

В зеркало заднего вида я взглянула лишь раз и увидела, что Элек стоял на том же месте. Возможно, моя реакция показалась несправедливой, но если он хотел быть искренним в своих чувствах, я ответила ему той же монетой.

По дороге домой я думала, насколько жестокой порой бывает жизнь.

Когда кто-то уходит из твоей жизни, то не должен возвращаться, чтобы исчезнуть снова.

Уже подъехав к дому, на пассажирском сидении я заметила конверт. В нём лежала тысяча долларов, которые я дала Элеку наличными, а значит, прошлой ночью мы тратили его собственные деньги. Внутри была записка.

Я просто не хотел, чтобы ты спустила их на азартные игры. Никогда не смогу отплатить тебе за всё то, что ты сделала для меня, так что несправедливо было бы принять эти деньги.

***

Спустя два месяца после возвращения Элека в Калифорнию я наконец-то влилась в привычный ритм жизни Нью-Йорка.

Проведя со мной первый месяц после смерти Ренди, мама поняла, что не может быть счастлива, живя вдали от Бостона. И благодаря поддержке Грега и Клары, которые присматривали за ней, а также моим визитам домой каждые выходные, мама приспосабливалась к своей новой жизни. Насколько это было возможно.

Ни Элек, ни я не выходили на связь. Совсем. Учитывая то, как мы расстались, казалось немного обидным не получить от него даже сообщения. Но писать первой я не собиралась и догадывалась, что больше ничего о нём не услышу.

Однако мысли об этом парне по-прежнему терзали меня каждый день. Я задавалась вопросом, сделал ли он предложение Челси и думает ли обо мне. Гадала, что было бы, не сбеги я в свой номер в ту ночь в казино. И таким образом, несмотря на возвращение к привычной жизни, мыслями я всё время была где-то далеко.

Жизнь на Манхеттене шла своим чередом и была довольно предсказуема. Дни напролёт я проводила в офисе, возвращаясь домой около восьми вечера. И если не выбиралась с коллегами по работе пропустить по стаканчику, то проводила будние вечера за чтением, засыпая в обнимку со своим Киндл¹².

Каждую пятницу, мы с моей соседкой Салли ужинали в баре «У Чарли» на цокольном этаже моего дома. Большинство девушек в моём возрасте по пятницам проводили время со своими парнями или же в компании сверстниц. Я предпочитала общество семидесятилетнего трансвестита.

Салли был миниатюрным азиатом, который одевался как женщина, честно говоря, я действительно считала его женщиной, пока однажды леггинсы из спандекса не показали некое непропорционально большое доказательство его принадлежности к мужскому полу. Иногда я думала о Салли, как о нём, в другое время как о ней. Но по-сути это не имело никакого значения, потому что к тому времени, как «все» выяснилось, я уже влюбилась в неё как в человека, и то, к какому полу она принадлежала не играло для меня роли. Салли никогда не была замужем, у неё не было детей и она чересчур усердно опекала меня. Каждый раз, когда в бар входил парень, я поворачивалась к ней и шутя спрашивала:

– Что скажешь насчёт этого?

Ответ всегда был одним и тем же:

– Недостаточно хорош для моей Греты… но я бы его… сделала.

И мы вдвоём смеялись от души.

Я не решалась рассказывать Салли об Элеке, потому как всерьёз опасалась, что она выследит его и надерёт задницу. И вот в одну из пятниц, после изрядного количества выпитых «Маргарит», я наконец-то выдала ей всю историю от начала до конца.

– Теперь мне всё понятно, – ответила Салли.

– Что понятно?

– Почему каждый вечер пятницы ты проводишь здесь со мной вместо того, чтобы ходить на свидания с каким-нибудь мужчиной. И почему ты так и не смогла никому открыть своё сердце; оно принадлежит другому.

– Принадлежало. Сейчас оно просто разбито. Как мне излечить его?

– Иногда, это не в наших силах.

Салли о чём-то задумалась, и я предположила, что ее слова основаны на собственном опыте.

– Хитрость заключается в том, чтобы заставить себя открыть его, несмотря на хреновое состояние. Даже разбитое сердце всё ещё бьётся. И вокруг есть множество мужчин, которые, уверена, были бы счастливы попытаться вылечить твоё, если ты им позволишь. Но одно я могу сказать тебе точно, – добавила Салли.