Последнее наше "Привет" (ЛП)

— Как думаешь, все останется прежним или станет хуже, когда она уедет? — спросила она.

Я пожал плечами.

— Я люблю Уиллоу больше жизни. Мы ни дня не провели врозь. Так что, думаю, все станет хуже. Да, несомненно, — ответил я хрипло.

— А твоя мама, — спросила она тихо, — ты сожалеешь о том, свидетелем чего ей приходится быть?

Этот вопрос задел меня.

— А как ты думаешь, Тамара? — спросил я резко, хмурясь. — Конечно, мне жаль. Я знаю, что не сам вызвал у себя эту опухоль, убивающую меня, но да. Мне жаль, что маме приходится видеть, как меня каждое утро тошнит. Жаль, что она видит, как я все время лежу, потому что мне не хватает сил встать, или как я принимаю мелатонин, чтобы поспать днем и не испытывать головных болей. Все это полный отстой, Тамара.

Все это было настолько дерьмово, что, по-моему, она не должна была и спрашивать.

Тамара резко вздохнула:

— Все станет еще хуже.

— Я догадываюсь, — громко сказал я. — Но к чему ты клонишь?

Она покрутила пальцами с секунду или две.

— Что ты думаешь насчет летальных препаратов? — не спеша спросила она.

— Мне мало что о них известно, — честно ответил я. — Но я бы хотел, чтобы ты рассказала, что ты сама думаешь об этом, если ты не против.

Она понимающе кивнула.

— Этот препарат называется секобарбитал. В Орегоне его законно применяют для неизлечимо больных. Генри, мой супруг, спланировал свою смерть с помощью этих лекарств. Он решил не тянуть, как только боль станет нестерпимой, — начала она, делая глубокий вдох.

— Муж написал письмо каждому, кого любил. Мы провели его последний день вместе. Он принял секобарбитал перед сном, и я проснулась рядом с его бездыханным телом. Я ожидала этого, поэтому мне было не так больно, как если бы смерть пришла неожиданно. Конечно, я горевала, ведь любила его. Но я знала, что он ушел, вспоминая лучшие моменты своей жизни, а не с мыслями о боли.

Я вытянул салфетку из коробки, лежащей на кофейном столике, и протянул ей. Она промокнула салфеткой уголки глаз.

— Я думаю о смерти все время, Тамара. Я понимаю, что станет намного хуже, когда Уиллоу уедет. Боль станет нестерпимой. Мне будет одиноко. Я лишь сделаю маму еще более несчастной, — сказал я, как бы извиняясь за все, а затем подумав, спросил, — Тамара, ты заговорила про летальные препараты, потому что привезла их?

Она выпрямилась и, поймав мой взгляд, кивнула.

— Да, у меня есть лекарство. Сначала я обсудила это с твоей мамой. Она сказала, что ты сам должен решить. Как решишь, Кеннеди, так и будет. Но ты должен сказать маме, прежде чем сделать что-либо, — сказала она.

Мне показалось, было бы неплохо иметь альтернативный выход. Мне не нужно было принимать решение прямо сейчас.

— Я подумаю об этом, — сказал я в конце концов.

Мы оба встали и направились наверх.

Глава 26

3 сентября 2006 года, 08:03

Уиллоу

Сегодня мы с Аннетт планировали навестить Трейс. По телефону она сказала, что у нее все хорошо. Она так и не вышла замуж, что меня удивило, ведь она была красивой женщиной и достойной личностью. Я сказала, что мне нужно кое-что сообщить ей. Она ответила, что свободна сегодня и что, возможно, тоже кое-что расскажет мне, нечто, что годами держала в себе. Мне стало интересно, что она имела ввиду, но Трейс не стала вдаваться в детали. Сейчас мы всей семьей вместе с Кейтлин завтракали, обсуждая разные темы.

Кейтлин рассказала мне, что пытается забыть свою школьную любовь, Брайана, потому что он стал встречаться с другой женщиной. Он не старался защитить ее, и я подумала, что он не может быть судьбой Кейтлин. Он оказался подлецом и не заслуживал ее любви. Я сказала ей, что она заслуживала лучшего обращения, и что ей не обязательно быть дружелюбной со всеми, если не хочется. Через неделю или две я скажу ей, что она еще встретит свою любовь однажды.

Я активно уплетала кашу, когда мама посмотрела на меня, тепло улыбаясь, и сказала, что мне нужно помочь ей собрать овощи. Мне пришлось ответить ей, что лучше сделать это завтра.

Отец был очень рад, что мы приехали. Он не выходил из дома, не ходил с друзьями играть в гольф или в бар, потому что мы, наконец, были дома. Я любила добрую улыбку отца, и мне ее не хватало. Он до сих пор называл меня ребенком, но я никогда не возражала.

Мы с Аннетт собирались уехать сразу после завтрака. К тому времени Трейс уже должна была проснуться. Насколько я помню, она плохо спала, но всегда рано вставала. Я представила, как мы стучим к ней в дверь, в то время как она будет попивать кофе и читать газету.

Все позавтракали и стали расходиться. Мы с Аннетт вышли на улицу и нашли свои велосипеды, которые привезли из дома в прошлом году. Я сказала ей, что мне нужно кое-что сообщить ей, прежде чем мы поедем, и она согласно кивнула, подняв на меня взгляд. Я взяла ее ручки в свои.

— Это будет непросто рассказать, — начала я.

— Это хорошая или плохая новость? — спросила она, прежде чем я продолжила.

— Хорошая, — улыбнулась я, и она улыбнулась мне в ответ. — Я совершила ошибку, не рассказав тебе об этом раньше.

— В чем дело, мамочка? — нетерпеливо спросила она.

Я вздохнула.

— У тебя две бабушки, дорогая. Трейс…

— Трейс тоже моя бабушка? — возбужденно спросила она, прервав меня. — Это и правда хорошая новость, мамочка!

— Так и знала, что ты это скажешь, — улыбнулась я. — Мне нужно рассказать об этом и Трейс, так что сохрани это в секрете ради мамочки, хорошо?

— Хорошо, — согласилась она.

— Честно-пречестно? — я выпустила ее ручки и протянула мизинец. Она протянула ладошку, и мы сцепили мизинцы.

— Честно-пречестно, — пообещала она.

Мы сели на велосипеды и поехали.

09:02

Мы приехали к Трейс, и при виде ее дома у меня перехватило дыхание. Этот дом был мне как родной. Хоть он и был большим, но для меня он был чем-то наподобие «везде хорошо, а дома лучше». Мы с Аннетт вздохнули и поднялись по ступенькам. Я постучала один раз, затем позвонила в звонок.

Трейс распахнула дверь, и Аннетт бросилась ей в объятия.

— Как же я рада видеть тебя, букашка! — женщина крепко обняла Аннетт.

Четыре года назад Трейс прозвала ее «букашкой». Аннетт всегда любила природу, и какое-то время собирала жучков, но вскоре устала от следов всякой живности на руках. Кейтлин все время говорила ей, что негигиенично приносить насекомых в дом, так что она бросила это хобби где-то через год.

Дочка опустила ручки и, улыбаясь, отстранилась. Трейс распахнула дверь шире и сказала нам:

— Что ж, не стойте на пороге, проходите!

Аннетт юрко пробежала мимо меня и вошла в дом. Я медленно прошла вперед, закрывая за собой дверь. Трейс уперла руки в бедра, широко улыбаясь мне, и я обняла ее, не колеблясь.

— Я так скучала по тебе, Трейс, — прошептала я.

— Я тоже скучала по тебе, Уиллоу, — шепнула она в ответ.

Мы направились в гостиную, и я услышала незнакомый женский голос.

— Кто там?

— Уиллоу и ее дочь Аннетт. Я говорила тебе, что они придут в гости, — ответила Трейс женщине, очевидно, раздраженная тем, что та заговорила.

Мы встали перед диваном, куда Аннетт, не задумываясь, плюхнулась.

— Кто это? —– тихо спросила я Трейс.

Она вздохнула.

— Мы дойдем до этого, обещаю.

Мои глаза распахнулись в удивлении.

— Это твоя?.. – я замолчала, понятия не имея, кем может быть эта женщина, и желая, чтобы Трейс немедленно мне все рассказала.

Трейс снова вздохнула, на этот раз громче.

— Детка, почему бы тебе не посмотреть здесь телевизор, пока мы с мамой поговорим на кухне? — спросила она Аннетт, которая уже не обращала на нас внимания.

— Хорошо, — кивнула дочка, взяв пульт и переключая каналы, пока мы с Трейс уходили на кухню и садились за круглый стол. Кухня не была огорожена стеной от гостиной, так что мы могли видеть, чем занималась Аннетт.