Я не сплю по ночам

– Фу-ты... Вот, значит, из-за чего ты бродишь как в воду опущенная... Обряд, обычай – какая разница? Скажем так: народная традиция.

– Как легко ты относишься к религии!

– А ты разве не изучала исторический материализм? В жизни надо всего добиваться самому, а не просить у высших сил... или у дяди в кабинете, – добавил Сергей.

– А я-то хотела предложить, чтобы мы с тобой повенчались, – вздохнула Наташа.

– Вот чудачка! Ты что, опять ревнуешь меня к очередной Лариске? Не бойся, Наталочка, я и так люблю тебя... Пока дышу, буду любить. И после смерти тоже, – неожиданно добавил Сергей, и сердце Наташи точно обдало холодом.

– Ладно, исторический материалист, – Наташа прижалась к Сергею. – Хотя бы Колю окрестить ты позволишь?

– Да разве я когда-нибудь был против? Хоть сегодня. Как ты напоминаешь мне мою маму, Наталочка! Она тоже позаботилась о том, чтобы окрестить меня и Олесю, и я точно знаю, что каждое воскресенье она ставит за нас свечки.

– Не понимаю, почему ты смеешься.

– Ну вот, опять расстроилась. Слушай, я же вижу, что тебе очень хочется позвать в крестные матери Алену.

– Да, она ведь и Анечку у меня крестила...

– Вот и позови. А если нельзя Женьку... попросим хоть Славку.

Славы не было в городе, он должен был вернуться только осенью. Наташа не кривила душой, говоря с Сергеем о том, что ей хочется поскорее окрестить ребенка, но с этим можно было подождать до приезда Славы, а вот предстоявшая операция была делом, не требующим отлагательств.

Начались затяжные дожди, и Анна Александровна с малышами вернулась в город. Анечка соскучилась по маме настолько, что даже начала проявлять некоторую ревность к брату. Сергей уже лежал в клинике, и девочка расстроилась, не найдя дома папу.

– Он опять уехал, да? – приставала она к Наташе.

– Нет, папа вернется, – отвечая дочке, Наташа отвечала и себе. – Вернется, и все будет по-прежнему.

В день операции Наташа поехала в клинику. И снова коридоры, на этот раз не приукрашенные даже казенным уютом – стерильно-белые, выхолощенные, мучительно чистые. И печать беды, проступающая из-под этого хирургического великолепия.

Наташа потребовала у старшего в бригаде хирургов, чтобы он разрешил ей держать Сергея за руку, пока ему будут давать наркоз.

– Зачем? – не понял врач. – У нас прекрасные анестезиологи.

– Пожалуйста, позвольте, – Наташа не могла подобрать слова, чтобы объяснить усталому человеку в зеленом операционном костюме, как это важно для них, но, видимо, он прочел что-то в ее глазах и уступил.

– Так и быть. Но потом подождите в коридоре, ладно?

Наташа стиснула горячую ладонь любимого, прижала к груди.

– Все будет нормально, Наталочка, – улыбнулся Сергей.

– Тшш, тебе нельзя разговаривать, милый.

Сергей послушно закрыл глаза, а Наташа, не отводя взгляда от бесконечно дорогого лица, все сжимала и сжимала Сережину руку, мысленно разговаривая с ним: «Вот так вот, мой родной. Пусть вся сила моей любви перетечет к тебе, поможет справиться с болезнью. Пусть операция пройдет удачно, пусть пройдет удачно, пусть...»

– Все, мы начинаем. Вам нельзя больше здесь оставаться, – прошептали Наташе на ухо.

Анестезиологи знали свое дело: Сергею показалось, что он лишь на секунду прикрыл глаза, ощущая на своей сильной, привычной к тяжелой работе руке пожатие нежных пальчиков Наташи, и вот он уже очнулся в маленькой палате, а любимая продолжает держать его за руку, словно и не отпускала ни на миг.

– Наталочка, – одними губами прошептал Сергей, поворачиваясь к жене.

– Осторожнее, Сереженька, капельница!

Операция длилась четыре часа, и почти столько же времени Сергей приходил в себя от наркоза. В общей сложности Наташа провела в клинике сутки.

– Вам пора домой, – сказал ей наконец заглянувший в палату хирург; Наташа подняла на него свои бархатные глаза, которые не портили даже пролегшие вокруг от недосыпания тени.

– Нет, я останусь, пока не буду уверена, что все обошлось.

– Мы сделали, что могли. Но и мы не боги. Положитесь на судьбу, ступайте домой. Вы будете нужны своему мужу отдохнувшей и полной сил. Не забывайте, ведь от того, как вы будете ухаживать за ним, зависит очень многое!

Этот усталый мужчина средних лет с покрытыми ранними морщинами лицом не давал напрасных обещаний, но весь его уверенный облик внушал надежду. Наташа, старавшаяся разглядеть в окружающей ее жестокой реальности даже самые мельчайшие благоприятные факты, выскользнула за врачом в коридор и по-девчоночьи потянула его за рукав.

– Скажите, не было ли осложнений в ходе операции? Мне нужно знать это, чтобы правильно скорректировать уход за мужем во время реабилитационного периода.

В голубых глазах хирурга промелькнуло удивление, однако он охотно ответил Наташе. Врач не любил посвящать взволнованных родственников своих подопечных в кровавые подробности своего ремесла – понять несчастные все равно ничего не понимали, а обилие пугающих подробностей зачастую доводило их до истерики, доставляя персоналу клиники дополнительные хлопоты. Но эта юная женщина, несмотря на то, что еле держалась на ногах от усталости, смотрела уверенно, говорила со спокойным достоинством... И, вопреки своим правилам, хирург принялся, точно коллеге, описывать ей ход операции.

Наташа внимательно кивала, иногда записывая особенно важные подробности в свою тетрадку. Кое-какие термины были ей непонятны, но, сердцем чувствуя их важность, она собиралась свериться дома с учебниками. Порой она задавала врачу наводящие вопросы...

– ...Вот и все, – закончил хирург. – Прошу прощения, но вы, очевидно, медик?

– Я юрист.

– И так разбираетесь в медицине?! Невероятно!

– Разве жена не должна знать о своем муже все? – невесело пошутила Наташа.

Хирург с восхищением оглядел ее.

– Возможно, мои слова прозвучат кощунственно, но вашему мужу повезло. Ради того, чтобы рядом оказалась такая потрясающая женщина, как вы, и жизни не жалко. Вы можете не беспокоиться за результаты операции – у вас хватит энергии, чтобы вытащить мужа из любой ситуации! Теперь я могу с уверенностью сказать: все будет отлично!

Наташа ответила на этот комплимент слабой улыбкой. Разумеется, ей было приятно выслушать его, но до блестящих результатов, на которые намекал хирург, было еще далеко. Чтобы их достичь, требовалось приложить все душевные и физические силы.

Когда врачи нашли, что Сергей достаточно окреп после операции, его выписали домой. Однако он был еще совершенно беспомощен, лежал пластом, и кормить его приходилось с ложки, как ребенка. Наташе пришлось взять на работе отпуск за свой счет. Иван Дмитриевич дал ей его под свою ответственность. Теперь жизнь напоминала Наташе забег на долгую дистанцию, проходящий по пересеченной местности: преодолеть его можно только стиснув зубы, отрешившись от всего постороннего. И это удалось Наташе блестяще.

Однажды ей позвонила Таня – узнать, как дела у больного. Неожиданно для себя Наташа сказала:

– Знаешь, у меня теперь совершенно не остается времени на бассейн. Абонемент пропадает. Может, походишь вместо меня?

Обрадованная подобной щедростью, Таня принялась благодарить Наташу, а та была удивлена: надо же, какие полузабытые вещи порой сами собой всплывают в памяти! Сверкающие в свете ламп мелкие волны на поверхности чистейшей воды, зеленоватое с синими полосами кафельное дно – все это казалось теперь рассказанной в детстве доброй сказкой, недостижимым раем. В мире Наташи теперь не было места простым удовольствиям, и, чтобы не опустились руки, требовалось ежедневно напоминать себе, что ничего еще не кончено, просто надо преодолеть трудный этап.

И Наташа не жалела себя, просиживала ночами у постели Сергея, пунктуально, по часам давала ему лекарства, научилась делать уколы не хуже заправской медсестры. Помимо этого, она готовила для мужа специальные протертые блюда. Блендера в доме не было, и не было лишних денег, чтобы приобрести в дорогом магазине престижную игрушку для жен «новых русских», поэтому Наташа все свободное время усердно растирала деревянной ложкой в металлическом сите проваренные продукты.