Край бокала

— Знаю, что правда, то правда. Но это был мой долг перед ней. Нельзя было, чтобы полиция узнала обо всем этом темном деле. Что было бы хорошего?

— Ничего, Энни, — согласилась я.

— И она, заметьте, вовсе меня не просила об этом. Ей и в голову не приходило, что полиция должна этим заниматься. Она продолжала, как велось в старину, думать, что такие вещи надо решать в семейном кругу. Конечно, мистер Прегер думает, что я это сделала из любви к миссис Шеридан, — ну, пожалуй, она мне правда очень нравилась. Но сделать это я могла единственно ради леди Мод.

— Понимаю, Энни. — Я знала, что по-другому она уже никогда не будет говорить.

— Наверно, вам было бы полезно узнать побольше про вашу бабушку. Конечно, вы думаете, что она была чудная, немного не в себе, мало интересовалась другими людьми и все такое. Но лучше вам узнать, что она сделала для меня и для моей матери. Мать моя когда-то была у нее служанкой. У нее был один молодой человек, который хотел ее бросить и уехать в Америку. Но когда леди Мод об этом узнала, она нашла этого молодого человека и устроила так, чтобы священник сыграл свадьбу, а она сама на ней была свидетельницей. А знаете, что в то время значило для протестантки и дочери английского графа быть свидетельницей на свадьбе у простой ирландки, в католической церкви? Но она это сделала, и бог знает что было бы, если бы об этом узнал ее отец. Но я родилась в законном браке, и могу прямо глядеть в глаза людям. Так что она умела заботиться о своих людях. А когда пришел мой черед, я ей помогла, хотя она сама считала, что не нуждается в помощи. Много она перенесла из-за своего отца, который был не в себе из-за своего братца, которого убили, когда сожгли замок Тирелей. Конечно, после этого она мало что могла дать своему единственному ребенку. Она была вся на нервах, издерганная. Ну да я никогда не забуду ту историю с моей матерью, которой леди Мод помогла. Потому я с ней и оставалась. А потом, когда вы появились, я уж надеялась...

— Не надо надеяться, Энни. В жизни не все случается, как нам того хотелось бы.

— Это верно, мисс Мора. Ну да теперь Господь упокоил ее душу. Я буду молиться за нее, и вы молитесь, мисс. Господь с вами.

С тем мы и расстались. Последние слова Энни, как некое напутствие, еще долго звучали в моих ушах, когда я, наконец, уехала из Мирмаунта.

О'Киффи сразу провел меня в кабинет к Прегеру, как будто заранее знал, что хозяин готов меня принять.

— Я пришла попрощаться, мистер Прегер, — начала я разговор. — Я возвращаюсь в Лондон.

— Вот как! Но это как-то слишком спешно! Не могли бы вы задержаться здесь немного?

— Я не могу оставаться в Мирмаунте.

— Мирмаунт — не единственное место, где можно жить. В замке Тирелей есть свободные комнаты. Поживите здесь немного, отдохните, пока я съезжу в Нью-Йорк.

— Я не могу остаться. — Его приглашение было для меня очень соблазнительным, так как я чувствовала себя очень усталой из-за суеты и напряжения последних дней. Но я боялась уступить искушению, привыкнуть к иждивенчеству и роскоши. — У меня так много дел в Лондоне.

— Может быть, вам хочется уехать, потому что вы разочарованы завещанием?

— О нет! Я не хотела ничего получить. И с какой стати? Всего неделю назад я ничего не знала о существовании Мирмаунта и его обитателей.

— Разве нужна целая неделя, чтобы вам чего-то захотелось? Простите, но это звучит наивно, Мора. Для этого бывает достаточно и одного мгновения.

— Может быть. Но мне-то здесь ничего не надо... А как вы узнали о завещании?

— Еще раз простите, но мне было необходимо узнать об этом еще до отъезда в Нью-Йорк, чтобы успеть начать дело. Я велел О'Киффи поговорить с Энни вчера вечером... Так что это мне известно. Я уже звонил своим адвокатам...

— Постойте! Зачем же вы вообще всем этим занимались?

— Вам же, конечно, следует оспаривать завещание. А промедление может оказаться роковым.

— Но мне ведь ничего не надо! Я не хочу этого.

— Дело не в ваших желаниях. Для меня несомненно, что после вашего приезда леди Мод хотела изменить завещание, но просто не успела это сделать.

— Это только догадки. Она оставила законное завещание в пользу Коннора...

— У него нет никаких прав! Разве она не сказала ясно, что могла только сама даровать ему права, но теперь лишает его их?

— Но она также отвергла и меня, мистер Прегер. Помните, она сказала, что я ей ничего не дала, а она мне ничего не должна?

— Значит, вы в равном положении. — Он глубоко вздохнул. — Леди Мод скончалась внезапно и, если бы она смогла тогда подняться наверх, очевидно, изменила бы завещание.

— Но Коннор в любом случае будет бороться за свои права.

— С чем он будет бороться? У него нет денег, на имущество можно наложить арест, так что он и не сможет их добыть.

— Но ведь и у меня нет денег.

— Пустое. Я могу нанять лучших адвокатов в Ирландии, и пусть они сами думают, как вести это дело.

— Допустим, они добьются успеха. Но как быть с работой Коннора, с его надеждами? Такое решение суда нанесет удар в самое сердце стекольного дела Шериданов, а завод и так в тяжелом положении. Он не сможет существовать.

— Это Коннор не сможет существовать! — Голос Прегера загремел. — Он станет банкротом, и мы заставим его продать завод! Мы устраним его! — Теперь Прегер не скрывал своей ненависти к Коннору. Теперь от трезвой объективности, с которой он говорил об этом человеке прежде, и следа не осталось. Видимо, после того, как я узнала все, что здесь произошло между ними, он не считал уже нужным скрывать свои чувства.

— Но я хочу быть понятой. Мне не нужно этого наследства, — повторила я.

Он покачал головой:

— Вы так говорите потому, что вы еще молоды. Молодые считают, что нет ничего важнее свободы. Но позвольте вам заметить: свобода — это иллюзия. Существует лишь свобода выбирать себе тюрьму.

— Но ведь должна существовать и свобода понять такую необходимость?

— О, вы, кажется, становитесь мудрее рядом со мной, стариком? Но позвольте вам напомнить: упустив эту возможность теперь, вы ее уже не воротите. Что пользы через десять лет убедиться, что было бы не так уж плохо владеть стеклодельным заводом Шериданов, быть Шериданом и быть Тирелем.

— Но не думаете же вы, что я буду управлять этим заводом и жить в Мирмаунте?

— Вам не обязательно самой управлять заводом. За хорошие деньги можно купить хороших управляющих.

— Но откуда я возьму деньги?

— Существуют ссуды и кредиты под должные гарантии. Я сам могу заняться этим.

— Но разве Коннор и Лотти имели такую возможность? Когда Лотти не стало, прекратилась и помощь заводу.

— У меня не было никаких причин помогать Коннору, когда не стало Лотти, — ответил он глухо. — Лотти занималась заводом по собственной инициативе, и это прекратилось с ее уходом из жизни.

— Но разве со мной будет иначе?

— Да, иначе...

Конечно, он хотел вернуть Лотти. Он желал этого с того момента, как увидел блондинку, задремавшую на берегу реки... Но та идеализированная Лотти, которую он увидел во мне, не имела ко мне отношения.

— Благодарю вас, мистер Прегер, — сказала я, вставая. — Спасибо вам большое за то, что вы сейчас предложили мне помощь. Но я не собираюсь бороться с Коннором. Я не думаю, что мое место здесь — на стекольном заводе, в Мирмаунте или в замке. И, пользуясь вашим выражением, если я сейчас ошибусь в своем решении, потом будет уже поздно это исправлять.

Он подал мне руку, вялую и бессильную, как будто ему было трудно даже протянуть ее мне. Я сказала:

— Я оставила свой лондонский адрес фрейлейн Шмидт. Конечно, вы часто бываете в Лондоне... Если у вас найдется там свободное время, я рада буду принять вас у себя.

Он кивнул, но ничего не сказал — видимо, был не в силах ответить.

Наш прощальный разговор с Коннором Шериданом состоялся в музее стеклоделия, у витрины, где стояли две каллоденские чаши. Он закурил и предложил сигарету мне.