Львица

— А почему он не поехал с вами? Отпустил вас так далеко совсем одну?

— Он сейчас в научной экспедиции в Антарктиде, а это не то место, откуда можно на время отлучиться.

— В Антарктиде? Это еще дальше, чем Африка.

— Он там пробудет всю зиму, то есть еще три месяца.

Дэниэл, казалось, был шокирован таким положением дел.

— Я не представляю, чтобы муж и жена так долго находились порознь друг от друга.

— Мы к этому привыкли, — сказала Эмма. — Для нас это уже не проблема. В некотором смысле это даже хорошо. Мы не принимаем друг друга как данность.

Тут она осеклась. Эти знакомые слова легко слетали с ее языка. Она почти скороговоркой произносила их всякий раз, когда люди удивлялись их образу жизни. Но сейчас, беседуя с Дэниэлом, она вдруг поймала себя на мысли, что слова эти более пустые, чем обычно. В то время как Дэниэл вел себя с ней открыто и искренно.

Она начала снова.

— Саймон мне не муж. Я сказала так, чтобы не вызывать дальнейших вопросов. Мы просто живем вместе. Уже пять лет. Саймон никогда не женится на мне, потому что хочет оставаться свободным. Я не думаю, что он очень привязан ко мне. Он, конечно же, говорит, что любит меня, но… — тут ее голос дрогнул, — иногда мне кажется, что я его совсем не знаю.

Эмма опустила голову. Ей стало стыдно, но она не могла толком понять почему: то ли из-за своей неспособности вселить в Саймона более сильную любовь, то ли из-за Саймона, который был не в состоянии стать ей по-настоящему близким человеком. Она сорвала травинку и начала нервно рвать ее на мелкие части.

После короткого молчания Дэниэл сказал:

— Эмма, разреши мне перейти на «ты». Я знаю тебя совсем недолго, но я уже сейчас согласен с Мамой Киту. Ты ей сразу понравилась, а животные обычно никогда не ошибаются в своих привязанностях.

Эмма подняла голову, раскрыв от удивления рот. Дэниэл смотрел на нее и улыбался.

— А еще ты очень красивая, — продолжил Дэниэл и, мотнув головой, добавил: — У меня в голове не укладывается тот образ жизни, который ты описала: жить с кем-то и не видеться месяцами. Я просто не понимаю, какой мужчина согласится расстаться с тобой даже на один день.

Эмма улыбнулась ему в ответ. Его слова, будто мягкая шаль, окутывали ее плечи, даря ощущение заботы и безопасности.

Некоторое время они сидели молча, довольные тем, что образовавшуюся пустоту заполнила трель какой-то певчей птицы. Затем Дэниэл сказал:

— Пора в дорогу. Нам еще далеко ехать.

Он начал собирать остатки еды. Эмма помогла ему сложить все в корзину, а сверху снова положила вещи Энджел. Дэниэл встал — его высокая фигура возвышалась рядом с ней. Эмма тоже хотела подняться, но тут увидела его протянутую руку. Он крепко схватил ее за кисти и легко поднял, так что она оказалась рядом с ним. Стоя лицом друг к другу, они на некоторое время замерли, чувствуя теплое прикосновение ладоней. Наконец они разомкнули руки и медленно пошли обратно к машине.

Глава 11

Первым знаком того, что они приближаются к питомнику, была самодельная табличка, прибитая к стволу дерева. На ней был нарисован лев, а под ним жирными черными буквами была выведена надпись: «KAMPI YA SIMBA». Дэниэл притормозил, чтобы разглядеть табличку, и они увидели, что фигура льва была изрешечена дырками от пуль. Они молча переглянулись и поехали дальше.

Вскоре впереди показалась длинная вереница из высоких крепких столбов, вбитых в землю. Когда они подъехали поближе, Эмма увидела, что между столбами натянута проволочная сетка. Высокий забор сверху заканчивался протянутой вдоль него колючей проволокой. За забором в тени деревьев стояли несколько хижин с соломенными крышами.

— Как ты думаешь, это забор для того, чтобы львы не убежали или, наоборот, для того, чтобы не зашли? — спросила Эмма, тревожно оглядываясь по сторонам.

— Вполне возможно, что по обеим причинам.

Дорога заканчивалась у высоких ворот, сбитых из грубых досок и покрытых сверху проволочной сеткой. Ворота были широко открыты. Дэниэл подъехал еще ближе и остановился. С одной стороны от входа на земле валялись выбеленные солнцем кости, огромные черепа и позвоночные хребты, которые, судя по размерам, могли принадлежать слону или носорогу. Тут же валялась гора старых изношенных покрышек.

Пыль, поднятая «лендровером», постепенно осела. Из-за ограждения на них с интересом смотрела парочка длинноклювых аистов. Послышался скрип охлаждающейся выхлопной трубы «лендровера».

Прошло несколько минут, но никто так и не вышел им навстречу.

— Может быть, его нет дома, — растерянно произнес Дэниэл. — Но, с другой стороны, ворота были бы закрыты. И, кроме того, возле дома стоит машина.

Дэниэл кивнул в сторону сваленных в кучу больших газовых баллонов. Возле них был припаркован «лендровер», такой же старый, как и у Дэниэла, но больше по размеру, с открытой задней частью кузова и крепкой крышей.

— Я посмотрю, — сказал Дэниэл, повернувшись к Эмме, и вышел из машины.

Сделав несколько шагов по огражденной территории, он громко крикнул:

— Ходи! Есть здесь кто-нибудь?

Не получив ответа, Дэниэл остановился у входа в дом, не решаясь идти дальше. Он слегка развел руками, и Эмма узнала эту настороженную позу: точно так же Дэниэл выглядел, когда шел по следам в пустыне. Казалось, он полностью обратился в зрение и слух. Но вокруг все было тихо.

Затем из-за дома появилась чья-то фигура. Это был седовласый человек в одних шортах цвета хаки. В руках он держал ружье с поднятым стволом.

Дэниэл поднял руки и показал свои пустые ладони. Старик осмотрел его с головы до ног и перевел взгляд на «лендровер», стараясь за пыльным лобовым стеклом увидеть того, кто сидел в машине. Эмма, в свою очередь, разглядывала загоревший обнаженный торс, немолодое лицо и длинные седые волосы, доходившие почти до плеч. Она открыла дверь и выпрыгнула из машины.

Когда Эмма подошла и встала рядом с Дэниэлом, старик опустил ружье. Мышцы его лица расслабились, и он виновато улыбнулся.

— Прошу прощения за такой прием, — произнес он с изысканным британским акцентом, что не соответствовало его потрепанным шортам и огрубевшей на солнце коже, но зато сочеталось с усами и аккуратно подстриженной бородой. — У нас проблемы с браконьерами. Мой помощник сейчас в отъезде, и мне приходится принимать крайние меры предосторожности. — Старик вскинул седые косматые брови и перевел взгляд с Дэниэла на Эмму и обратно. — Что вам нужно?

— Мы хотим поговорить с вами, — ответила Эмма, проведя языком по своим пересохшим губам.

— К сожалению, я не могу пустить вас на территорию. Здесь центр реабилитации львов, а не парк развлечений для туристов.

— Мы не туристы, — ответила Эмма. — Мы ищем пропавшую девочку, и у нас есть основания предполагать, что она сейчас с одним из ваших львов.

Старик нахмурился.

— Что ж, в таком случае давайте пройдем в дом, — предложил он и протянул Дэниэлу руку. — Джордж Лоуренс.

Вежливо улыбаясь, Дэниэл ответил на его рукопожатие:

— Дэниэл Олдеани, ветеринар. Я работаю на станции исследования лихорадки Оламбо. А это Эмма Линдберг, ученый из Австралии. Она приехала с визитом на нашу станцию.

Когда Джордж взял ее за руку, Эмме показалось, что в его кистях совсем нет мышц — одни только кости под сухой болтающейся кожей. Но, несмотря на это, его рукопожатие было крепким. Джордж подхватил свое ружье и зашагал по направлению к дому. Его желтые резиновые сланцы хлопали по голым пяткам.

Хозяин питомника остановился перед одной из хижин. Это было самое большое строение на территории центра. К хижине была пристроена веранда с соломенной крышей, держащаяся на столбах, сделанных из стволов деревьев. Подойдя поближе, Эмма увидела, что передняя стена в доме отсутствовала, так что внутреннее пространство сливалось с внешним в единое целое. Проходя под карнизом веранды, Джордж слегка нагнулся.

Эмма прошла вслед за ним к длинному обеденному столу с резными ножками и столешницей, покрытой пятнами и следами от ножа. Скользнув взглядом по обстановке, она увидела несколько складных стульев, выстроенные в ряд молочные бидоны и старый холодильник с круглыми боками. Внимание Эммы привлек старинный буфет. На его полированной крышке из красного дерева стоял хрустальный графин для виски и серебряное ведерко для льда, украшенное витиеватым узором. Рядом с буфетом стояло красное кожаное кресло, спинка которого была испачкана птичьим пометом. На голом песчаном полу лежал персидский ковер.