Потрясающая красота

– Что нам грозит? – задал он прямой вопрос. Панический страх отражался на его лице и метался в глазах, как крыса в клетке.

Он боялся ответа, но все же хотел его услышать. Он трусил. На этой неделе в Нью-Йорке по специальному запросу федерального прокурора соберется Большое жюри, чтобы предъявить Салли обвинение. И судя по тому, что сказал ему агент ФБР, очередь за ним.

– Надо смотреть правде в глаза, улики против тебя, Сет, весьма веские, – тихо сказал Генри. Подсластить пилюлю было нечем: – На твоих банковских счетах неопровержимые доказательства. – Как только Сет с ним связался, Генри запретил ему трогать деньги. Хотя Сет и так не стал бы – куда с ними деваться? Счета Салли в Нью-Йорке заморожены. Нельзя же снять шестьдесят миллионов долларов наличными и спрятать их в чемодане под кроватью. Так что все оставалось, как было, – Сейчас ФБР проводит расследование по запросу Комиссии по ценным бумагам, – продолжал Генри. – Когда они после разговора с тобой отчитаются о добытой информации, есть все основания предполагать, что состоится слушание дела перед Большим жюри. Если улики против тебя неопровержимые, твое присутствие может и не потребоваться. Если Большое жюри подаст ходатайство о предъявлении обвинения, его тебе вскоре предъявят, потом, вероятно, арестуют и передадут дело в суд. Дальше моя работа. Хотя тут мало что можно сделать. Вероятно, даже нет смысла доводить дело до суда. Если улики тверды, как скала, не исключено, тебе стоит пойти на сделку о признании вины. [15] Признав вину, нам, возможно, удастся заинтересовать их информацией, которую они смогут использовать против твоего нью-йоркского друга. Если это заинтересует Комиссию по ценным бумагам, тебе могут скостить срок. Но вводить тебя в заблуждение я не стану. При наличии неопровержимых улик тебе, Сет, скорее всего грозит тюрьма. Вытащить тебя из этого болота не просто сложно, а сверхсложно. За тобой тянется прямо-таки неоновый след. Речь ведь не о ерунде какой-то – речь о больших деньгах. Мошенничество ценой в шестьдесят миллионов долларов – это не шутка. Так что поблажек не жди. – Ему вдруг пришла в голову какая-то мысль. – А с налогами у тебя все в порядке?

Проблемы с налогами серьезно осложнили бы дело. Сара уже задавала Сету этот вопрос. Если на его совести еще и махинации с налогами, то сидеть ему и сидеть.

– Абсолютно, – обиженно ответил Сет. – От уплаты налогов я никогда не уклонялся.

Значит, только инвесторы – его и Салли. «Эх, воровская честь», – подумал Генри.

– Отрадно слышать…

Сет перебил его:

– Сколько мне светит, Генри? Сколько лет – в худшем случае?

– В худшем? – задумчиво переспросил адвокат, прикидывая в уме и припоминая все обстоятельства дела, по крайней мере все известные ему обстоятельства. – Трудно сказать. Закон и Комиссия по ценным бумагам к обману инвесторов относятся строго… Даже не знаю. Если ничего не изменится и наш вариант с признанием вины ничего не даст, лет двадцать пять, а то и все тридцать. Но до этого не дойдет, – заверил его Генри. – Кое-что можно уравновесить какими-нибудь другими факторами. Так что в худшем случае от пяти до десяти, А если повезет, от двух до пяти. Думаю, в данном случае лучше и быть не может. Надеюсь, нам удастся добиться этого.

– Срок отбывать в федеральной тюрьме? Как ты думаешь, они не согласятся заменить тюрьму на лишение свободы с электронным браслетом? Все же не тюрьма, с браслетом еще жить можно, – испуганно сказал Сет. – Ведь у меня жена, дети.

«А вот об этом стоило подумать раньше», – мелькнуло в голове у Генри, но вслух он этого не сказал.

Сет в свои тридцать семь уже безнадежно загубил собственную жизнь, так же как и жизнь своих близких. И все из-за жадности и беспринципности. Теперь ему не отвертеться, и Генри не хотел обнадеживать его. Люди из ФБР, которые станут заниматься его делом, шутить не любят. Таких эгоистичных и алчных, как Сет, к тому же убежденных в своей безнаказанности, они на дух не переносят. Законы о хеджевых фондах и такие институты, как ФБР, созданы для того, чтобы защищать инвесторов от подобных мошенников. В законодательстве о хеджевых фондах, конечно, можно найти лазейки, но чтобы преступление подобного масштаба сошло с рук… Как бы то ни было, Генри должен отстаивать интересы Сета, но при всем старании дело безнадежно.

– Вряд ли домашний арест с электронным браслетом реален, – откровенно ответил Генри. Лгать Сету он не собирался. Зря пугать не хотел, но и всей правды не скрывал, – Возможно, удастся выхлопотать тебе досрочное освобождение. Но не в начале срока. Нужно смотреть правде в глаза, Сет, какое-то время тебе придется сидеть. Будем надеяться, не очень долго. Учитывая то, какие суммы через вас с Салли прошли, по головке тебя не погладят, если мы их ничем не заинтересуем. Хотя и тогда особого снисхождения не жди.

Именно это, в общих чертах, Сет и говорил Саре наутро после землетрясения. В ту самую минуту, как начались подземные толчки и телефоны отключились, он понял, что песенка его спета. Понимала это и Сара. Генри просто обрисовал ситуацию более вразумительно. Они снова прошлись по деталям. Сет ничего не утаил от адвоката, иначе было нельзя. Он нуждался в его помощи, и Генри обещал присутствовать при его дознании представителями ФБР на следующий день. Как раз в это время в Нью-Йорке начнется заседание Большого жюри по делу Салли. Генри уехал около шести часов. Выжатый как лимон Сет вышел из кабинета.

Он нашел Сару в кухне. Она кормила детей. Пармани занималась стиркой на первом этаже. Сара с тревогой подняла на мужа глаза.

– Ну что он сказал? – Она, как и Сет, надеялась на чудо. Только чудо могло спасти Сета. Тяжело опустившись на стул, Сет с несчастным видом посмотрел сначала на детей, потом на Сару. Молли пыталась что-то сказать, но отцу было не до нее – он не мог отвлечься от тягостных мыслей.

– Так я и думал. – Он решил начать с худшего. – Мне грозит до тридцати лет тюрьмы. Если повезет, то в обмен на информацию о Салли могут дать от двух до пяти. Но мне бы этого не хотелось. – Он вздохнул и сказал то, что открыло Саре еще одну сторону его натуры: – Однако не исключено, что придется это сделать. Я ведь головой рискую.

– Он тоже.

Сара никогда не любила Салли – этот скользкий тип относился к ней свысока. Никаких сомнений у нее на его счет не было. Однако теперь выходило, что Сет ничуть не лучше, а может, даже хуже Салли.

– А если он первый тебя сдаст?

Об этом Сет как-то не подумал. Действительно, у Салли есть такая возможность. Не исключено, что именно сейчас он сливает всю информацию ФБР и Комиссии по ценным бумагам. А он может. Но Сет сам хотел это сделать. После консультации с Генри он уже принял решение. Трубить весь срок, все тридцать лет, он не собирался и готов был на все, лишь бы спасти свою задницу, даже на предательство. Сара прочитала это у него на лице и почувствовала отвращение – не потому, что Сет был готов сдать Салли, хотя тот, по ее мнению, этого заслуживал. Для Сета не существовало ничего святого. Ему не было жаль ни инвесторов, ни подельника, ни своей жены с детьми. Теперь Сара видела его насквозь и с ужасом ощутила весь кошмар своего положения.

– А ты как думаешь? – с тревогой спросил Сет, когда Пармани забрала детей мыться. До этого они разговаривали через голову Молли. Олли был еще совсем несмышленым.

– Не знаю.

По словам Генри, присутствие Сары на слушаниях дела и в суде имело большое значение. Это способствовало бы созданию впечатления его респектабельности.

– Ты будешь мне нужна во время судебного разбирательства, – честно признался Сет, – но еще больше потом. Я могу надолго исчезнуть. – Глаза Сары наполнились слезами. Она встала и отнесла детские тарелки в мойку. До этого она крепилась – не хотела, чтобы дети или даже Сет видели ее слезы. Сет подошел к ней. – Не бросай меня сейчас, Сара. Я тебя люблю. Ты моя жена. И не можешь бросить меня в беде. – В его голосе слышалась мольба.