Любопытство - не порок, но оно наказуемо (СИ)

- Да, - как-то растерянно отозвался Гримм, но тут же добавил, - Меня все устраивает.

- Ты никогда не думал, что лишился чего-то ценного в этой жизни?

- Чего?

- Невинности.

И я имел в виду именно ту чистоту, с которой мы приходим в этот мир.

- Армандо никогда не желал мне зла...

- И из-за этого отправил в самый эпицентр войны между собой и Вернером? — скептически заметил я.

- Он не думал, что так все выйдет, - отчаянно сопротивлялся моей логике Гримм.

- Конечно, - поддакнул я, ухмыляясь. — Еще какими мифическими чертами ты украсишь его образ?

- Ты просто... просто... дурак! - не выдержал Гримм, рванув из комнаты. Джеймс, миролюбиво жующий яблоко, чуть было не подавился, когда «хрупкий» юноша ударил его в грудь, чтобы тот посторонился.

Когда мальчик ушел, я понял, что был слишком груб в высказываниях, и если мне не нравится Армандо, это не значит, что он плохой по всем параметрам. Просто, он мне не нравится, а другим... да, пожалуйста! Свобода выбора торжествует!

- Что это с мальком? - поинтересовался Люк, входя в комнату. «Малек», так, видимо, прозвали Гримма тут. А ему подходит.

- Юношеский максимализм? - предположил я, разведя руками.

- ПМС? - рассмеялся Джеймс, явно злой из-за удара мальчишки. Ему все еще было тяжело говорить.

Бросив парней дальше обмусоливать эту тему, я вышел наружу и, по коридору, дошел до кухни, где нашел сидящим в гордом одиночестве Гримма. Увидев, как он вздернул свой милый носик и отвернулся, я не мог сдержать улыбки. Поравнявшись с малышом, я мягко обнял его сзади, уткнувшись в светлые волосы.

Какое-то время мы молчали, слушая биение сердец друг друга.

- Почему ты так хорошо ко мне относишься? – неожиданно спросил мальчик, обернувшись и внимательно смотря на меня.

- А должно быть иначе?

- Те парни не особо меня любят… А они ведь даже не знают и толики из того, о чем ты в курсе.

- Я просто отношусь ко всему проще, - ласково улыбнулся я малышу, вновь взъерошив его мягкие волосы. Мне о такой шелковистости только мечтать. Мои волосы, чем длиннее, тем заметнее, что они вьются, а уж при прикосновении к ним приходят не такие нежные сравнения, как со светлыми прядями Гримма.

- Не забивай свою голову лишними мыслями, - легонько коснулся я указательным пальцем лба мальчика. – Пойдем лучше… У нас сегодня бой… Точнее у меня.

- Я беспокоюсь за тебя… - еле слышно пробормотал Гримм, нервно жуя нижнюю губу, так что кончики моих губ потянулись вверх.

Вечер наступил неумолимо быстро, а светский раут, на который мы попали, вместо подпольных боев, вымораживал не хуже любого мероприятия, где показывают собственных животных. Мне не хватало разве что ошейника на шее, чтобы в полной мере показать истинное положение вещей в обществе. Зато эту роль в полной мере выполняло поведение Вернера и его охраны.

И тут кто-то из местной элиты предложил посоревноваться талантами своих лучших «подопечных» вне конкурса. Как назло, попытка скрыться в туалете и избежать этой участи, не сыграла, и мне пришлось выйти на сцену в числе других бойцов.

Большое помещение, куча круглых столиков, за которыми сидит «высшее» общество со своими милыми и не очень дамами, предстало моему взору с этого помоста. Чтобы провести «конкурс» нам пришлось потеснить местную гвардию «песен и плясок», которые отлично играли фоновую музыку. Они, конечно, и слова не сказали, но я решил оставить их на примете, надеясь, что они знают эту мелодию…

Большинство выбрало какие-то несложные задания, кто-то, правда, пел, танцевал, но чаще показывали мастерство боя под тяжелую музыку. Когда публике надоели заунывные традиционные песни о значимости тюрьмы для каждого второго в этом кафе, настала моя очередь… Никакой подготовки, точного плана или прочего, так что у большинства выглядело все это несколько странно и не продуманно, разве что Энрико хорошо показал свое боевое искусство сделав сальто, пару ударов в воздух ногами и руками, чем ввел в восторг публику.

За пару минут до моего «выступления», я обратился к музыкантам с просьбой сыграть песню Morten Harket (A-Ha) – Darkspace. И на мое облегчение, они знали эту великолепную мелодию на грани спокойствия и экспрессии.

Выходить после Энрико, держа в руках ненастроенный на мой голос микрофон – равносильно самоубийству, но я все же, пытаясь успокоить собственное сердцебиение мысленной прокруткой всех слов в песни, вышел на сцену. Громогласная тишина воцарилась в зале, когда парни позади заиграли. И заиграли на удивление хорошо…

- В темной стране, когда закрываю я глаза, я вижу твое светлое лицо, - начал я, прекрасно осознавая, что пусть моя тональность не тянет на главного певца этой великолепной группы, все же страсть и желание внутри сделать все, как можно лучше, играла немаловажную роль. – Оно для меня, словно луна в ночи.

Двигаясь в такт медленно тянущейся мелодии, я вложил в каждое слово свою душу. В руках сжимая микрофон, почти целуя его из-за того, что никто не подготовил звуковое сопровождение для него, а мой голос казался мне безумно тихим, я тянул «ты со мной»…

Когда начался второй припев, все уже полностью втянулись в этот размеренный ритм, медленно возрастающей влюбленности внутри себя. Я разошелся, чувствуя отдачу от публики: подмигнул какой-то леди в первом ряду, и уже в полной мере начал танцевать, чуть виляя бедрами и покачивая плечами. Прошелся по сцене с одного края на другой, улыбаясь во все тридцать два, и не заметил, как музыка кончилась.

Тишина поражала… Я даже успел испугаться, как вдруг кто-то захлопал, и это движение повторили остальные.

- Еще! Пусть споет еще! Это хоть что-то интересное!

- Такое легко спеть. Пусть рок споет… - сказал чей-то голос.