Вспоминая о нас (ЛП)

— Сегодня вечером. В пятницу я вернусь.

Я хочу сказать ему о том, что я знаю. Я не глупая и это оскорбительно, что он думает, что я верю в его ложь. Не может быть такого, что он должен присутствовать на конференции в течение десяти часов, и только сейчас об этом узнает.

Но вместо того, чтобы сказать это, я отпускаю его.

— Тогда хорошо, — я крепко сжимаю губы. — Тебе еще что-то нужно?

Адам хмурится и делает шаг ближе ко мне.

— Ты в порядке?

«Мы в порядке?» — вопрос звучит так. Я не знаю, что ему сказать. Две недели доверия после нескольких месяцев путаницы смываются прямо передо мной в унитаз.

— Конечно. Мне нужно вернуться к работе, — он вздыхает и кивает, будто понимает. Я знаю, что он лжет. Он знает, что я знаю. И все же, никто из нас ничего не говорит.

— Увидимся в пятницу.

Я поворачиваюсь, но он держит мое запястье и тянет меня назад. Адам смотрит на мои губы, как будто хочет поцеловать меня, но я делаю шаг назад, не позволяя ему.

— Я на работе, Адам.

— Хорошо. Я люблю тебя.

Я только киваю.

Не похоже, что он любит меня, не сейчас. Это звучит будто одно из тех обязательных высказываний сорок лет женатой пары, которые говорят это каждый день, два раза в день. За этими словами нет абсолютно никаких эмоций и никаких убеждений.

Три пустых слова повисают между нами, и я оставляю их там исчезать в воздухе, когда поворачиваюсь спиной к Адаму и притворяюсь, что у меня есть работа в офисе.

И тут меня что-то останавливает.

Я не та девушка, которая мирится с людьми, которые лгут мне в лицо. Я слишком много боролась, чтобы добраться до места с Адамом, где я начинаю чувствовать к нему что-то реальное, оно может отличаться от того, что у нас было раньше, но оно есть.

Я чувствую это, когда он дергает меня за руки и когда он бросает эту сексуальную кривую улыбку в мою сторону.

Я следую за ним на улицу.

Он всего в нескольких футах впереди меня, когда я окликаю его, и он оборачивается.

Адам проводит рукой по своим волосам и делает пару шагов в мою сторону. Я нервничаю, не в состоянии решить, должна ли я скрестить руки на груди и защитить себя или положить их на свои бедра в обороне. В конце концов, они падают по обе стороны от меня.

— Почему ты мне врешь?

Он дергает подбородком, шокированный моей прямотой или моей способностью прочитать его.

— Что это? — спрашиваю я, ощущая поток нервной энергии по моему телу. Может быть, я не хочу слышать то, что он не хочет сказать мне.

Адам глубоко выдыхает и тянется ко мне. Я отстраняюсь и решительно скрещиваю руки на груди.

— У моего отца завтра слушанье о условно-досрочном освобождении. Я должен быть там.

Нервозность заполняет его лицо, хотя я не понимаю почему. Мое сердцебиение удваивается, поскольку я считаю, что это значимо для него. Я так мало знаю о его отце и маме. Но мое сердце разбивается за него.

Видеть, как его папа в тюрьме, зная, что он сделал.

Зная, что Адам должен был это видеть. Что он был вынужден наблюдать за смертью его мамы.

— Я не знаю, что сказать.

Он протягивает руку, притягивая меня к себе. На этот раз я позволяю ему. Я хочу успокоить его. Приобнять, притянуть к изгибу своей шеи и крепко держать, но не могу. Адам собирается в Айову, чтобы пройти через это. В одиночку. И он солгал.

Я уже не понимаю своей роли с ним. Кто я для него.

— Я только что узнал, — он вздыхает снова, и сжимает мою руку крепче. — Прости.

За ложь или за то, что скрывал? У меня нет смелость чтобы спросить.

Я беспокойно качаюсь вперед и назад на ногах, совершенно не замечая уличного движения, что проходит мимо или, что я оставила «Хуку» совершенно без присмотра. Я не знаю, ушли ли клиенты в то время, пока я была снаружи.

Я ищу что-то в глазах Адама. Что-то, что принесет мне утешение и уверенность, но в них просто пустота. Он прячется от меня.

— Ты бы сказал мне?

Адам отпускает мою руку, как будто она обжигает его. Его руки возвращаются к шее и сцепляются вместе.

— Я не думаю, что ты была готова.

Я отступаю, как будто меня ударили. Сердитая, что он решает, для чего я готова, а для чего нет. Пораженная, что он не доверяет мне достаточно, чтобы быть честным со мной.

— Готова к чему? К правде? Чтобы быть там с тобой? — я злюсь, когда начинается моя тирада, но я не в состоянии остановить ее. — Ты бы сказал мне обо всем этом?

— Да! — его руки хлопнули по бокам и сжались в кулаки. — Мы ничего не скрываем друг от друга. Не так. Конечно, я бы сказал тебе.

— Но не сейчас. Почему?

— Потому что неважно, что ты говоришь, я все еще вижу страх в тебе, когда я подхожу близко. Когда я прикасаюсь к тебе, и ты вздрагиваешь.

— Я не делаю этого.

— Делаешь, — как будто, чтобы доказать свою точку зрения, он тянется ко мне. Мое правое плечо тут же дергается обратно.

Я хочу сказать ему, что это потому, что я зла, рассержена и обижена, но даже я знаю, что это ложь. Это небольшой рывок, почти незаметный для меня. Но Адам видел его раньше. Достаточно, чтобы знать.

— Ты делаешь это, Эми, — повторяет он, и тянет меня к себе. Адам обхватывает меня за шею и притягивает к себе, мой лоб опирается о его грудь. На этот раз я иду охотно на это. Стыдно, что я могла думать, что все шло так хорошо, но это явно не так. Я когда-нибудь доверюсь ему полностью?

— Я не расстроен. Я понимаю, это. Просто... я не могу провести тебя через слушание с моим отцом. И я не хочу, чтобы увидев его, ты интересовалась, похож ли я на него.

— Я бы не стала.

— Ты бы это сделала, — жалость меняет его голос, когда его теплые губы прижимаются к моему виску и к моей челюсти. — Это тяжело переносить, когда мы одни. Я не думаю, что смогу справиться с ужасом на твоем лице с этим монстром в той же комнате.

— Ты не он.

Я знаю, что это так. Слезы падают по моим щекам, и я поворачиваю голову, чтобы не намочить его рубашку. Вина поглощает меня, что я заставила его почувствовать себя таким.

— Мне нужно идти, и мне нужно это сделать.

— Я хочу быть там для тебя.

— Ты можешь быть, — шепчет он в мою кожу и подталкивает меня к поцелую. Это тепло и жарко, и мои колени мгновенно превращаются в желе. — Когда я вернусь, хорошо?

Я киваю, хотя я не совсем понимаю.

— Я люблю тебя, — на этот раз больше убеждений, но эмоций все еще не хватает. Я пытаюсь сказать себе, что это из-за его отца. Что это не имеет никакого отношения ко мне. Но я не могу заставить себя поверить в это. — Мне жаль, что я солгал об этом.

Я смахиваю оставшиеся слезы и вытираю щеки.

— Я понимаю, — хотя это не так. Я смотрю на «Хуку», наконец вспоминая, где я. — Скоро увидимся?

— Три дня.

Я иду внутрь, оставляя его на тротуаре, потому что не уверена, что еще сказать. Что я могу сделать, чтобы успокоить его и заставить поверить, что увидев его отца, услышав показания о том, как он убил маму Адама, я не испугаюсь? Я бы солгала так же, как Адам сделал со мной.

Когда я прихожу домой, в квартире тихо, и я знаю, что он уже ушел.

Я решила, что у меня есть два варианта. Я могу быть «той девушкой» и бежать в продуктовый магазин на углу и купить литр вишневого мороженого и валяться в течение нескольких часов, поедая его.

Или я могу пить.

***

— Обновить! — я хлопаю рукой по барной стойке и взмахиваю Зандеру, чтобы тот налил еще один шот для меня. Он смотрит на Келси, прося одобрения, и она кивает. — Как работа? — интересуюсь у подруги.

Она медсестра на этаже онкологии. Должно быть это отстой. Я никогда не могла справиться с тем, чтобы быть вокруг умирающих людей. Они заставляют меня нервничать.

— Долго и утомительно, — говорит она мне, когда мы потягиваем пиво. — У меня есть два пациента, которые не слишком хорошо справляются, — Келси качает головой, стирая воспоминания о своем дне. Я не виню ее. Невозможно не принести такого рода работу в дом. Слава богу, я всего лишь бухгалтер в кафе-баре.