Рыцарь в потускневших доспехах

Какое-то мгновение она даже не осознавала того, что сказала. А потом поняла: неважно, что он сделал для нее, — она все равно не в силах стать его женой. Если бы он любил ее! Может, в конце концов она потеряла бы Стефи, но она бы поборолась за нее. И, даже предполагая потерять Стефи, она печалилась, что не может выйти замуж за Кристофера. Он никогда не узнает, как ей было тоскливо.

Стоя одна, она смотрела в лицо Кристофера через толпу. Он выглядел угрожающе внушительно в черном смокинге. Он обладал силой, законными правами и деньгами, чтобы отплатить за свое унижение.

Даллас повернулась к нему спиной и вышла из дома, направляясь к лимузину, который должен был умчать их в медовый месяц. И тут услышала позади себя торопливые шаги Кристофера.

Она уже открывала дверцу белого автомобиля, когда он схватил ее за руку. Сжал ее запястье и притиснул ее к машине.

— Я не могу, Кристофер, — прошептала она. — Я старалась, но не могу. Она ожидала бури. Он хрипло вздохнул и отступил от нее.

— Ты всегда боялась меня, — тихо ответил он.

— Я оказалась права.

Она искала в его унылом лице хоть капельку нежности к ней, но не нашла. Лицо Кристофера словно окаменело. Голубые глаза стали безучастными, а губы сжались. Она не могла признаться, что боялась полюбить его. Но еще больше она боялась открыться ему, сказать, что все равно любит его.

— Ты можешь уезжать, — произнес он наконец, поднося ее руку к своим теплым губам и целуя ее пальцы.

— Что?

— Не хочу, чтобы ты меня боялась. Ее дети сгрудились на веранде, и она подозвала их.

Они не трогались с места, не желая подходить.

— Ладно, ребята, — сказал им Кристофер. — Сражение окончено. Возвращайтесь домой вместе с вашей тетей.

Когда дети медленно подошли, Кристофер наклонился и заглянул в глаза Стефи.

— Я не стану бороться с тобой за Стефи, — обратился он к Даллас. — Ты права: вы все должны быть вместе.

Огромные карие глаза Стефи блестели все ярче, она испытующе смотрела на своего отца. А потом обвила его ручонками и прижалась к нему. То же самое сделал и Патрик. Оба ребенка тихо засопели. Двойняшки воззрились на Даллас; на их милых одинаковых рожицах появилось трагическое выражение.

— Когда-нибудь вы все поймете, — проговорила Даллас.

— Ты, вероятно, выйдешь за какого-нибудь дурака вроде Гордона, — заметили близнецы.

— Девочки, хватит, — решительно оборвал их Кристофер. — Вам придется отправиться домой вместе с вашей тетей.

— Мы хотим остаться.

— Я буду на съемках в Испании.

— Увидим ли мы тебя когда-нибудь? — спросил Патрик.

Кристофер потрепал соломенные волосы Патрика — точь-в-точь такие же, как его собственные:

— Трудно сказать.

— Может быть, однажды?

— Правильно — однажды.

Если бы Кристофер взглянул на Даллас, то увидел бы одинокую блестящую слезу, скатившуюся по бледной щеке. Но он смотрел на детей.

Даллас смахнула слезу и села в лимузин. Откинулась на белую плюшевую подушку, радуясь жужжанию кондиционера, заглушившему слова прощания детей. За короткое время они успели узнать и полюбить его.

Наконец-то все они в машине. Кристофер наклонился к окну и сказал Патрику:

— Не катайся один в море на доске и больше не бросай свой скейт на ступеньки. — А потом повернулся к Даллас:

— Я пришлю ваши вещи.

— Это не горит.

Хотя Кристофер смотрел на Тихий океан, будто не в силах смотреть на Даллас, она не могла отвести от него взгляда. Его глаза были такие же ослепительно голубые, как океан. Боль сжала грудь Даллас: никогда ей не увидеть его снова!

— Мое предложение остается в силе, — сказал он странным безразличным голосом, которым говорил с ней с тех пор, как она приехала в Калифорнию. — Если изменишь свое решение — позвони Кэлу. Он будет поддерживать со мной связь.

Посмотри на меня! Все, что ты должен, — это сказать, что любишь меня!

Он выпрямился и зашагал обратно к дому.

Она почувствовала себя покинутой.

Лимузин увозил их прочь. Все, кроме Даллас, обернулись, чтобы помахать на прощанье рукой.

Клубы пыли поднялись за лимузином.

Патрик проговорил мрачным глухим голосом:

— Я его больше не увижу.

Все повернулись и погрузились в унылое молчание. Даллас почувствовала, что дети осуждают ее.

Когда лимузин миновал охрану и выехал за ворота, Стефи потянула Даллас за рукав:

— Почему ты не захотела выйти замуж за папу?

— Я.., я…

Глаза Стефи потемнели. В них стояла такая мольба, что Даллас не могла ей ответить. Вместо этого она выглянула в окно.

Живописные мысы врезались в великолепный голубой океан. Чудесный теплый искрящийся день должен был стать днем ее свадьбы. Сегодня должна была бы наступить ее брачная ночь.

Она боролась за то, чтобы избежать этой судьбы, и выиграла.

Но почему же тогда победа совсем не обрадовала ее? И почему у нее так сильно болит сердце, что хочется умереть?

Глава 14

Жизнь у приморского ресторана продолжалась, но не так, как прежде. Даллас и дети, казалось, вернулись назад, в то ужасное время, последовавшее за смертью Кэрри и Ника. Только теперешний период был темнее и безысходное. Новое горе наслоилось на старое.

Стефи плакала по ночам, и Даллас приходилось постоянно за ней следить, поскольку она ходила во сне. Ночные кошмары Даллас участились. Она вскакивала в темноте, страстно желая найти покой в объятиях Кристофера, а потом вспоминала его ложь. Близнецы снова связались со своей ужасной компанией, и с ними все труднее становилось справиться. Оскар почувствовал напряженную атмосферу и стал чаще запивать, поэтому Даллас работала больше, а отдача стала меньше. Роберт говорил, что страховка на детей уже кончается.

Кристофер оставил свою яхту у причала. Подразумевалось, что Оскар присмотрит за ней. Но, напиваясь, он забывал проверить уровень воды в трюме, так что Даллас приходилось заниматься и яхтой. Каждый раз, когда она входила в каюту Кристофера, чтобы откачать насосом воду, она думала о счастливых и печальных часах, проведенных с ним здесь. Любопытно, что с течением времени все труднее становилось вспоминать плохое, труднее — ненавидеть его и легче — любить.

Сначала ей было слишком стыдно грезить об их страстной ночи. Но постепенно гнев рассеивался, уступая место более нежным и истинным чувствам. Она видела мысленным взором великолепие его стройного обнаженного тела. Вспоминала горячую силу его рта, прожигающего ее кожу. Но больше всего вспоминала его нежность и доброту. Если он так плох, то почему выручал ее с детьми и рестораном? Почему помог понять саму себя?

Она лежала в кровати без сна и мучила себя мыслями о нем, воскрешая в памяти его мозолистые руки, доводящие ее до экстаза. Представляла его жаркие губы, целующие ее тело. Она доводила себя до безумия, вспоминая его.

Он так и не звонил и не писал.

И с каждым днем она все больше мучительно хотела, чтобы он оказался рядом, хотела слышать его голос и чувствовать его внутри себя.

Забыл ли он ее?

Дни тянулись удушливо знойные. Опаляющие.

Ренни обнаружила в журнале фотографию красивой партнерши Кристофера. Даллас отняла у нее журнал и разорвала его на мелкие кусочки. Но не могла забыть чарующие зеленые глаза девушки и ее соблазнительные пухлые губы.

Однажды вечером за ужином, когда в разговоре возникла пауза, Патрик сказал:

— Интересно, он тоже скучает без нас? Никому не пришлось спрашивать, кого он имеет в виду.

— Конечно, — мудро проговорила Стефи, прокалывая вилкой горошину и поднося ее к кончику носа с целью изучения оной скошенными глазами.

— Он не писал и не звонил, — сказал Патрик в унисон молчаливому беспокойству Даллас. — Уже месяц.

— Я знаю, что это долго, — огрызнулась Даллас. — Разумеется, он забыл нас.

Двойняшки ринулись защищать его:

— Может, он просто обиделся.

— Его фамилия Стоун [5], не так ли? — проговорила Даллас. — С такой фамилией не обижаются.