Вкус яблочных зёрен (ЛП)

уже могла летать.

Недалеко от другого берега я повернула, поплыв обратно. Между тем туман почти

рассеялся. Это испарился лишь маленький слой, который находился очень близко от

поверхности воды. Когда я уже собиралась нащупать ногами дно, то увидела Макса. Он

положил велосипед рядом с моим, но не смотрел на меня. Быстро стянув рубашку и шорты,

мужчина так побежал в воду, что взметнулись брызги. Макс нырнул, сразу поплыв кролем.

Когда он уже был возле меня, то неожиданно остановился, повернулся ко мне и поднял руку.

— Привет, Ирис.

— Доброе утро.

Он приближался. Я не знала, что нужно говорить. Очевидно, Макс тоже. Мы стояли и

смотрели друг на друга. Опустившись в воду до подбородка, я смотрела на его плечи и

наблюдала, как по ним стекают капли воды. Мужчина смотрел куда-то в густоту передо

мной. Этого я не могла видеть, но чувствовала. Я быстро скрестила руки на груди и, наконец,

он посмотрел на меня.

Вытащив руку из воды, Макс медленно провёл указательным пальцем по линии моей

ключицы и снова её опустил. Он приблизился, и я сильнее сжала себя руками.

Наклонившись вперёд, мужчина поцеловал меня в губы. Это было тёплое и мягкое

ощущение, и было так хорошо. Я была вынуждена схватить его за плечи, и Макс притянул

меня к себе. Когда мои груди коснулись его верхней части тела, я почувствовала, как он

вздрогнул. "А что же я сама делала в результате?" Я не могла сказать с уверенностью, так как

не знала, как долго всё продолжалось. Тем не менее, скоро мы были на песчаном берегу. Я

ощущала прохладу воды на мужском теле, его член в мокрых плавках и губы на моей шее.

Когда я помогала ему стащить плавки, Макс неожиданно остановил мои руки:

— Я не занимаюсь сексом с клиентками под открытым небом.

— Ах, нет? Ты не заметил, что сейчас готов заняться сексом с клиенткой под открытым

небом?

— О, Боже. У меня нет секса с клиентками. Точка. Ни под открытым небом, ни где-то

ещё.

— Ты уверен?

— Нет. Да! Нет. Ирис, что ты делаешь со мной?

— Секс под открытым небом?

— Ирис, ты сводишь меня с ума своим запахом, походкой, губами и пустой болтовнёй.

— Моим что?

Я скатилась на песок. Вероятно, Макс был прав. Это было плохой идеей, ведь он —

младший брат Миры. Кроме того, мужчина был моим адвокатом и адвокатом моих тёть. Мы

ещё должны поговорить о том, что случится с домом, если я его не заберу. То, что мы делали

сейчас, всё бы осложнило. Отношения с сестрой Макса и Розмари тоже были сложными. Но

он не знал, как всё сложно. Я накрыла руками глаза, и под моим указательным пальцем

почувствовала шрам на переносице.

Затем я ощутила его пальцы на моих руках.

— Нет. Ирис, иди сюда. Что случилось? Эй.

Голос Макса был мягкий и тёплый, как и его губы.

— Ирис, ты не представляешь, как я хочу заняться с тобой сексом на озере. Я не

осмеливаюсь даже сказать, что охотно бы занялся с тобой сексом в курятнике, в твоей

кровати, в моей ванной и строительном маркете. Боже, помоги мне, даже на кладбище.

Я закрывала лицо руками и улыбалась.

— Ах, да?

— Да!

— В строительном маркете, хм?

— Да!

— С белой краской, которая течёт между моими грудями?

— Нет. Это была скорее "фантазия-в-курятнике". Пока я смотрел в строительном

маркете все эти шурупы, гайки, дрели, дюбеля и…

Я поднялась и увидела, как Макс пытался подавить смех. От огромного усилия он

начал дёргаться. Когда мужчина поймал мой взгляд, то громко расхохотался. Я ударила его

кулаком в грудь, он упал на спину, продолжив смеяться. При этом Макс схватил меня за

руки и потащил с собой так, что моя верхняя часть тела снова лежала на нём. Это было как

импульс тока. Теперь он больше не смеялся.

Я смогла бы заняться с ним сексом под открытым небом. Вместо этого он почти грубо

оттолкнул меня, покачал головой и пошёл плавать. Макс плыл кролем и не оглядывался.

Тогда я встала, накинула на себя свою одежду и уехала.

Оставив велосипед перед входной дверью, я вошла в дом и надела чёрную траурную

одежду. По сравнению с золотистой одеждой, которая была на мне в строительном маркете,

я подумала, что стала умнее. Я схватила свою сумку и поехала к магазину "ЕДЕКА" ( прим.

пер. — самое большое объединение кооперативов в розничной торговле). Там я купила хлеб,

молоко, масло, миндаль, два сорта сыра, морковь сорта "каротель", помидоры, ещё большой

шоколад с орехами, овсяные хлопья и большой арбуз, так как мне было жарко.

Приехав домой, я сложила всё в холодильник, позвонила в Фрайбург и поговорила с

моим начальником.

Она ещё раз выразила мне соболезнование и понимание того, что дела наследства еще

не прояснились.

— Делайте всё как можно скорее, — говорила женщина, и вздыхала. — Чем раньше вы

разрешите дела, тем лучше. Мы с моим братом тоже не вместе, хотя наши родители давно

умерли. Всё же здесь много происходит. Приближаются каникулы, но вы не волнуйтесь,

люди есть. Например, госпожа Герхардт возвращается из отпуска. Значит, вы остаётесь

настолько, насколько должны. Звучит плохо, дорогая госпожа Бергер. Ах, да. На этой неделе

я не рассчитываю на вас, да? Да. Не проблема. Всё в порядке. До свидания, до свидания. Чао,

госпожа Бергер.

Мы повесили трубки. "Я плохо слушала?" Ясное дело. Ведь я была рассержена,

растеряна и обижена отказом Макса. "Но что я сделала по этому поводу?" Со стыдом

удалилась. Я с презрением установила, что продвинулась вперёд также немного, как

женщины предыдущего поколения. По причине самоопределения. И никакого чуда, ведь я

происходила от самой зажатой из трёх сестёр Люншен.

Криста парила в Боотсхавене в пустом небосводе над пустыми площадями, и ветер

развевал её каштановые волосы, которые она всегда носила коротко постриженными. От

стихотворения Шторма о сумеречном городе "На сером море" у неё были заплаканные глаза,

и она повторяла третью строфу трепетным голосом, который был мне неприятен. Ребёнком,

а позже подростком, особенными летними вечерами я подходила к жилой комнате, и так

случалось, что моя мать находилась там в полной темноте. Она сидела на корточках на краю

дивана, держа руки под бёдрами, и рывками раскачивалась назад и вперёд. Её взгляд был

прикован к полу. Это были короткие стремительные движения, а никакие-то мечтательные

укачивания. Казалось, что одни части её тела боролись против других. Ноги Кристы были

прижаты друг к другу, а острые мальчишеские коленки с силой втыкались в женскую грудь.

Зубами она кусала нижнюю губу, а бедро отдавливало ей руку.

Моя мать никогда не сидела иначе. Она либо работала в саду: дёргала сорняки, срезала

ветки, убирала ягоды, косила, копала, либо сажала. Или вешала бельё, переставляла полки и

ящики, гладила простыни, пододеяльники и полотенца в гладильной машине в подвале.

Криста пекла дрожжевые пироги или уваривала джем. Она могла совсем не быть здесь,

потому что до изнеможения бегала через пыльные спаржевые поля — так называемый "бег

по пересечённой местности". Если Криста садилась вечером на диван, то только для того,

чтобы посмотреть по телевизору новости или почитать газету, и вскоре засыпала. Затем

могла смущённо вскочить и ругаться из-за того, что уже было поздно, и мы с отцом должны

идти спать, и она тоже сейчас пойдёт, что собственно и делала.

Теми немногими вечерами, когда я находила её на диване — это могло быть в семь или

восемь часов, у неё был патефон, который необычно громко играл. Необычно громко.