Полюбить ковбоя

Люк Хастингс вел лошадь по большой дуге вокруг себя, пощелкивая длинным кнутом, чтобы задать Кемосабе ритм и настроить его на работу; хотя он контролировал ситуацию, а Кемосабе был послушной лошадью, у Мег сжалось сердце.

Однажды ранним вечером в этом корале погиб ее младший сын. Мег надеялась, что раз Денни приехал домой, он останется, у них с Эрин все наладится, и ради Тимми, ради них самих семья снова станет единой. Но Люк угрожал этому хрупкому миру, и поэтому не нравился ей.

Была и еще причина – эта неизменная жвачка, мысль о которой заставляла ее скрежетать зубами. Однако она не могла не восхищаться статной фигурой Люка, его упругими мускулами, прямыми темно-русыми волосами и теплыми карими глазами. Мег не переставала удивляться. Он уже больше недели оставался на ранчо и на глазах становился все более обходительным, особенно в отношении женщины, которая овдовела два года назад.

«Опомнись, – одернула себя Мег. – Как можно симпатизировать, хотя бы и чуть-чуть, такому человеку, как Люк? Он же просто клоун на родео в мешковатых брюках или нелепых рейтузах с белым гримом и страстью к путешествиям». Родео разрушило семейную жизнь Эрин, а Мег проливала слезы по Хенку; ее место здесь; пока еще можно сохранить ранчо, она, как и Эрин, никуда отсюда не уедет.

– Вы когда-нибудь видели, чтобы кто-либо сидел на лошади лучше этого мальчика? – крикнул Люк из облака пыли на круге, переложив за щеку свою жвачку, и Тимми рассмеялся.

– Ба, я прирожденный наездник и объездчик быков тоже!

– Ни разу не видела, чтобы у твоего отца это получалось лучше, чем у тебя! – призналась она.

Люк начал укорачивать веревку, сокращая круг и переводя Кемосабе на неторопливый шаг, чтобы охладить его. Мег решила уйти: ее дожидались ягоды, которые нужно было перебрать, засыпать в банки и закупорить. Ведь она пришла просто посмотреть на Тимми, а не любоваться каким-то заезжим незнакомцем.

– Миссис Синклер? – окликнул ее Люк.

– Да? – Она остановилась, но не оглянулась.

– Сегодня был чудесный яблочный торт.

– Спасибо, я очень рада, что он вам понравился.

– На днях тоже был великолепный пирог.

Он подошел к изгороди кораля, ведя за собой Кемосабе с Тимом на спине. Когда он замолчал, Мег все же обернулась и обнаружила, что Люк рассматривает ее. Он окинул ее взглядом своих темных глаз с головы до ног, потом еще раз, и только затем высказался:

– Мужчина привыкает к прекрасной кухне, к жен-скому обществу, к занавескам и всему такому прочему.

– Скажите это Денни, – ответила Мег и направилась к террасе, но на ступеньках крыльца остановилась. – Мистер Хастингс?

– Да, мадам?

– Эта ваша привычка жевать табак отвратительна, даже вредна. На вашем месте я постаралась бы избавиться от нее.

– Это резинка, – засмеялся Люк и вытащил из-за щеки комочек, чтобы показать Мег, и это действительно оказалась не коричневая масса, которую она ожидала увидеть, а розоватый комочек. – Всего-навсего резинка.

Смутившись, Мег вошла внутрь, и наружная дверь со стуком захлопнулась за ней. Определенно эти бархатные глаза совсем ее не притягивали. Не так ли?

Вообще-то она не верила в повторные браки, правда, это не относилось к Эрин и Денни. Но она сама была верной женой Хенку и стала почтенной вдовой. В мыслях Мег все еще считала себя замужней женщиной и всегда будет так считать. Великолепный пирог… яблочный торт. Ей нужно сказать Люку «спасибо» за напоминание. Теперь она бабушка, если повезет, станет бабушкой во второй и в третий раз. И в поисках утешения Мег пошла в гостиную к пианино. Это все, что осталось у нее в жизни, не нужно предаваться глупым мечтам, нужно радоваться тому, что есть. Так и будет, решила Мег и, сев за старенький спинет, заиграла.

В замкнутом пространстве фургончика, который во время переездов они делили с Люком и который сейчас был припаркован под кленом у заднего крыльца дома, было жарко и душно, в воздухе не наблюдалось ни малейшего движения. Денни закрыл дверь, выключил свет и растянулся на краю двухместной койки. Затем положил одну руку на лицо, прикрыв ею глаза.

Он слышал голоса Люка и Тимми из кораля, но у него не было никакого желания присоединяться к ним, потом он слышал, как мать вышла к ним, а затем снова вернулась в дом. А сейчас он слышал знакомую мелодию «Малыш Денни», доносившуюся из окон гостиной, как аромат распустившихся роз.

Но ты вернешься, когда летняя трава начнет желтеть…

Должно быть, он сходит с ума.

Несколько часов назад, еще до обеда, Эрин уехала с Кеном; они оба шутили и смеялись, что-то поясняя друг другу. Эрин взяла его брата под руку, ее зеленые глаза засияли, как некогда сияли только для Денни. Но прежде чем уехать, Эрин объявила, что взяла в магазин пожилую женщину и больше не нуждается в его помощи. Черт побери!

Денни полагал, что он и Эрин никогда не достигнут согласия. Она продолжала считать себя одинокой, а он настаивал на том, что они все еще женаты.

Зачем ему все это, он не смог бы ответить даже себе самому. Нет, ему не следовало возвращаться.

Со вздохом он повернулся на другой бок. После Энниса и Ливингстона бок снова разболелся; несомненно, это возраст давал себя знать. Господи, чего бы он только не отдал, чтобы снова быть восемнадцатилетним и таким же жарким вечером, как сегодня, целовать Эрин на самой верхушке чертова колеса, еще раз запереться в темной старой землянке, как недавно в подвале ее магазина, чтобы она сама пришла в его объятия…

Денни выругался.

Какого черта он лежит здесь и страдает из-за женщины, которая никогда не будет принадлежать ему? Нет, страдает из-за Эрин. С момента своего приезда Люк убеждал его уехать, а он посылал его далеко-далеко. Но вот почему Люк не уезжал, Денни не мог понять. Если они вскоре не приступят к работе, Денни лишится своих сбережений, а возможно, и фургона и провалит сезон. Завтра, решил он, завтра они непременно уедут.

Перевернувшись на другой бок, Денни приподнялся на локте и через маленькое окошко над кабиной посмотрел на пустую подъездную аллею. Будь он проклят, если сегодня вечером станет дожидаться возвращения Кена, сидя в его хибаре.

После того как он предложил Эрин помогать ей в магазине и вечером того же дня поссорился с Кеном, Денни ночевал у брата на диван-кровати, однако не подчинился приказанию Кена совсем перебраться к нему из дома. Но кушетка в рабочей комнате Мег была узкой и неудобной, из-за нее болела спина. Он прекрасно понимал, почему Эрин не хочет, чтобы он оставался на ночь в доме; как выразился Кен, однажды ночью Денни «мог попытаться снова забраться к ней в постель». По мнению Денни, Кен не имел никакого права указывать, в какой постели ему спать, потому что сам бегал за его женой. Но Денни и без него принял такое же решение, он и так слишком много ночей провел в комнате по соседству со спальней Эрин, представляя ее тело, и не хотел больше подвергать себя искушению.

Но к сегодняшнему вечеру это не относилось. Как бы то ни было, он дождется возвращения Эрин.

Спустя некоторое время свет фар скользнул по потолку над койкой, Денни молниеносно сел и почувствовал, как заколотилось у него сердце; мать давно перестала играть, и был слышен только стук двигателя автомобиля и стрекотание сверчков.

Как маленький ребенок, подсматривающий за своей приходящей няней и ее приятелем, Денни из окошка следил за Кеном и Эрин, которые остановились на ступеньках заднего крыльца. Он услышал мелодичный смех Эрин, а затем увидел, как Кен склонился к ней, чтобы поцеловать ее на ночь. Поцелуй слишком затянулся, но Денни не мог заставить себя отвернуться. Приятно ли Эрин или она старается оттолкнуть Кена? Они отошли в тень навеса, и он их больше не видел. Наступила тишина, несколько томительных минут тишины.

На арене родео Денни никогда не позволял ни человеку, ни животному перехватить инициативу, если он мог воспользоваться своим преимуществом. Он подумал было выскочить во двор и наброситься на Кена с кулаками, но это только рассердило бы Эрин, тогда он решил, что просто спокойно выйдет своей обычной походкой. Но не успел он спустить ноги с кровати, как дверь фургона открылась и вошла Эрин.