Прекрасный секрет (ЛП)

Новые отношения. Новые правила.

– Скажи мне.

Я закрыл глаза и тщательно сформулировал мысль, прежде чем ее озвучить.

– Я чувствую, что едва могу переварить идею быть с тобой, и что это за собой повлечет, и все-такие мы здесь, в комнате с кроватью. Хотя нельзя сказать, что в моем опыте с женщинами вообще существует понятие «нормально», мне нравится думать, что «нормально» – это пригласить тебя несколько раз поужинать и поцеловать на пороге. По крайней мере, это то, что я восемнадцатилетний сделал бы много лет назад, – с тихим глуповатым смешком сказал я. – Однако этим вечером мы в гостиничном номере, и чуть раньше в тебе побывали мои пальцы, и все, чего я сейчас хочу – это присоединиться к тебе и облегчить боль, которую ощущал весь день. И меня несколько удивляет, настолько далеко позади мое тело и сердце оставили мой мозг.

Руби встала на колени и подползла к изножью кровати. Протянув руку, она запустила палец в шлевку брюк и притянула меня к себе.

– Почему люди ведут себя так, будто сердце и тело не являются частью мозга? – она расстегнула верхнюю пуговицу моей рубашки и перешла к следующей. А затем и еще к одной. Кончики ее пальцев щекотали мою грудную клетку. – Если ты хочешь меня, – начала она, – это твой мозг. Если тебе нравится быть со мной… Эй, подумать только, – она посмотрела на меня, сладко улыбаясь и зажав между зубами кончик языка, – тоже из-за твоего мозга.

– Ты же понимаешь, о чем я, да? – шепотом спросил я. Наши лица были всего в паре сантиметров друг от друга; чтобы поцеловать ее, мне нужно всего лишь немного опустить голову. – Меня беспокоит твоя молодость. И собственная нервозность. Как все это преодолеть?

– На самом деле, – сказала она, с напускной серьезностью сдвинув брови, ­– думаю, для тебя будет легче, если мы сделаем это по приезде домой. В твоем пространстве, среди привычных дел. Полагаю, самая большая трудность для тебя в том, что ты находишься вдали от всего этого и я – просто еще одна капля хаоса в этой неразберихе.

Ее слова меня успокоили и погасили растущую волну беспокойства.

– Уверена, что ты не шестидесятилетняя девчонка после первоклассной пластической операции? Ты кажешься необыкновенно мудрой.

– Абсолютно, – мило улыбаясь, заверила меня она. – Но я так же уверена, что ты не должен делать то, чего не хочешь, Найл. Разреши себе не хотеть.

Я посмотрел, как на ее шее бьется пульс, и подумал, как он будет ощущаться под моими губами.

– Я совершенно уверен… Имею в виду… – я разочарованно вздохнул от собственных спутанных мыслей. – Я хочу, – наконец сказал я.

Руби хихикнула и упала на кровать, потянув меня за собой. Мы мягко приземлились, слегка подпрыгнув на матрасе, и я перекатился к ней ближе, выскальзывая из рубашки. Будто мы заранее договорились – или делали так на протяжении десятилетий – она согнула колени и сплела ноги с моими, а я свернулся рядом с ней.

Лишившись дара речи, я посмотрел на нашу позу.

– Мы хорошо смотримся вместе, – пришла к выводу Руби. – И посмотри только. Я все-таки утащила тебя на кровать, – она разгладила морщинки у меня на лбу. – Чтобы ты понимал, я хочу провести с тобой время, обниматься и болтать, – заверила меня она, – нам не обязательно раздеваться перед ужином. И после тоже.

Я улыбнулся и придвинулся ближе, проводя рукой по ее животу к другому бедру.

– Расскажи о своей семье.

– Давай посмотрим… – ее рука принялась поглаживать меня по задней стороне шеи, ныряя в волосы. – У меня есть брат, он мой близнец…

– У тебя есть брат-близнец? – спросил я. Как я мог целовать ее, наблюдать, как она доводит себя до оргазма, дарить ей еще один своей рукой и проводить с ней последние пять дней вместе, не зная такие элементарные вещи?

– Ага, он учится в медицинской школе Калифорнийского Университета. Его зовут Крейн.

– Крейн? Не то имя, которое часто встретишь.

– Ну, все называют его по фамилии, Миллер, но да, – задумавшись, она провела пальцами по моим волосам. – Он хороший.

– А ваши родители?

– Они женаты, – сказала она, встречаясь со мной взглядом. – Живут в Карлсбаде, к северу от Сан-Диего. Кажется, я уже говорила, что они психологи.

Я немного отстранился, изучая ее.

– Как так вышло, что твои родители психологи, а ты кажешься такой… нормальной?

Рассмеявшись, она шутливо толкнула меня в грудь.

– Это такой дурацкий стереотип. Ведь наоборот, если родители отличные психологи, то дети более уравновешенные, никак не психи.

– Неплохой вариант, – я почувствовал, как начал улыбаться. Она… Она невероятная. – Значит, ты росла в Карлсбаде, прежде чем поступила в UCSD?

– Угу, – промычала она, сосредоточившись на том, как вперед-назад водила пальцем по моей ключице. – Счастливое детство. Классные родители. Брат-близнец, который лишь изредка портил мне свидания… – казалось, она отвлеклась, и это подтвердилось, когда она потянулась поцеловать мою шею. – Я счастлива.

– Значит, никаких скелетов в шкафу? – пробормотал я.

Руби медленно отстранилась, и ее взгляд на мгновение затуманился.

– Никаких скелетов.

Поглаживая ее ребра, я изучал выражение ее лица, прежде чем очень тихо ответить:

– Это прозвучало не очень убедительно.

Я понятия не имел, почему так сказал, но теперь мне стало необходимо знать. Грудную клетку туго стянуло от этого ощущения близости, что означало большее, нежели флирт, поцелуи и касания. Это то, в чем я нуждался, и при этом боялся искать: близость в общении перед действием.

– Хорошо, – слегка улыбаясь, сказала она. – Но ты первый.

Удивленный, я моргнул. Никак не ожидал, что после моего вопроса мы снова вернемся ко мне.

– Что ж, полагаю, мое детство было счастливым. Оглядываясь назад, я понимаю, что мы были бедны, но дети редко замечают такие вещи, как нехватка денег, когда у них есть все, что нужно. Мой брак, как я, возможно, уже упоминал, был довольно… тихим. Особенно по сравнению с детством и шумными братьями и сестрами. Мы не часто спорили и не часто смеялись. И в конце осталось не так много, что нас удерживало вместе, – пока слушала, она пальцем очерчивала край моей челюсти. – Наверное, мой скелет – это моя сдержанность и то, что я провел большую часть моей юности и молодости с женщиной, которую, вероятно, в оставшуюся часть жизни так и не узнаю. Это ощущается впустую потраченным временем.

– Твоя сдержанность? – тихо повторила она.

Кивнув, я пробормотал:

– Я всегда интересовался людьми, что встречаются мне на пути.

– В каком смысле?

– Дружелюбными. Интересными, – ответил я. – Ответственными.

– Ты жуть какой ответственный, – на ее губах заиграла ухмылка. – Может, еще немного замкнутый.

Смеясь, я признался:

– В точку. Я всегда был тихим, немного неловким. Макс и Ребекка, они ближе всех мне по возрасту, всегда дурачились. А я замкнутый, но при этом способный на то, что им не под силу.

– Кажется, я хочу подробностей…

Качая головой, я наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, и ответил, прижавшись к ее коже:

– Твоя очередь.

Когда я отстранился, то увидел, что она уставилась на мой подбородок, медленно рисуя круги по моей шее.

– Руби?

Она подняла взгляд, и я наблюдал, как она сделала глубокий вдох.

– На первом курсе у меня был плохой бойфренд, – сказала она просто.

Слова были настолько расплывчаты, что я не был уверен, о чем именно она говорит. Он был жесток с ней? Изменял?

– Что ты имеешь в виду?..

– Наверное, считать его бойфрендом не совсем правильно, – склонив голову на подушку и обдумывая свои слова, сказала она. – Мы пару раз ходили на свидания, и ему хотелось секса, до того как я была готова. Но он добился своего.

Когда я осмыслил сказанное, мое сердце, казалось, намеревалось выскочить из глотки, от чего мой голос прозвучал сдавленно:

– Он сделал тебе больно?

Когда я посмотрел на ее изящный овал лица, хрупкие скулы, полные губы и большие глаза, которые открыто смотрели на меня, я ощутил собственное бешеное сердцебиение; меня накрыла такая волна гнева и желания мести, какой раньше я никогда не испытывал.