Приходите за счастьем вчера (СИ)

Поставив подбородок на скрещённые руки, Мирчев долго молчал. И смотрел в холодные карие глаза, неожиданно ловя себя на мысли – по крайней мере Майклсон не пытался казаться лучше или хуже, чем есть. И не торопил.

- Мне не нравится происходящее. Что с ней будет, если Ваш ребёнок выживет? – глухо спросил Мирчев. Самый болезненный вопрос. – Ведь Ева станет не нужна.

- Я возьму полную ответственность за обеих.

- Это предполагает…

- Да. Я не останусь отцом, откажусь от неё, но обещаю найти усыновителей пока она будет ещё в несознательном возрасте и до тех пор полностью оплачивать расходы на её содержание. И реабилитацию. Рассматривайте, как страховой взнос.

- Медицинский центр?

- Вы получите его при всех четырёх раскладах.

- Простите? – врач недоумевающе посмотрел на Элайджу.

- Возможны четыре варианта, – пояснил тот. – Самый благополучный – обе девочки остаются жить, два – одна из них умирает, и третий – умирают обе. Я рискую четвёртой частью исходов, но если вы согласны, то благотворительность будет в любом случае.

- Я согласен.

- Тогда заполните бумаги на Еву Софию Майклсон с пропуском на месте числа, и после того, как мой брат проверит их, ребёнок «родится», – встав с места, произнёс Элайджа. – Никола, поверьте, я не настолько подонок, чтобы отбирать желанного ребёнка у женщины или в последующем издеваться над ним. Вы можете с ней встретиться и обсудить ситуацию, если хотите, но не под своим именем. Я не хочу никаких проблем в дальнейшем или истерик новоявленной мамаши лет так через семь.

- Да. – Элайджа уже собирался покинуть помещение, когда Никола сказал: – А знаете, что именно мне не нравится – не Ваше предложение вовсе, а что Вы покупаете ребёнка как кулёк картошки на рынке.

- Я покупаю покой для Катерины и, поверьте, ценю его куда выше картошки. И жизнь этой девочки я тоже ценю, иначе бы не поступило этого предложения – всё можно сделать, но куда более дёшево и сердито, не вкладывая такие суммы в ваш центр, а к примеру, приобретя интерактивный фонтан во двор своего дома. До скорого.

- Ну и что? – Сидевшая рядом с сестрой Елена нахмурила брови.

- Ничего, – безэмоционально ответил Элайджа. – Нужно твоё согласие на операцию.

- Нет.

- Как хочешь. Пока терпит.

- Что значит «пока»?

- Значит, что ты рискуешь ребёнком, Елена, – со старческой непосредственностью в их диалог встряла миссис Юнгельд. – И Вы тоже, Майклсон.

- Пожалуйста, помолчите, – быстро посмотрев на Катерину, Элайджа бросил полный ледяной ярости взгляд на старушку: – Сколько можно повторять, что она всё слышит? Пойдём, Елена.

Выйдя в коридор, они прошли в зал отдыха и расселись по разным углам. Елена взялась за книжку, Элайджа погрузился в просмотр отчётности, изображая полностью поглощённых своими занятиями людей, хотя оба вряд ли могли сказать, что было в предыдущей строчке. Никакого контакта у них наладить не получалось. Казалось, общее горе должно сплачивать, но у Элайджи и Елены всё случилось прямо наоборот – никто не желал уступить, боясь доверить Кетрин другому, и когда оба выходили из палаты, то испытывали нездоровое облегчение от того, что этот другой не может воздействовать на заснувшую женщину или видеть её. Единственным, кто сглаживал конфликт была Амалия – она несказанно раздражала обоих и направляла их совокупную злость в свою сторону. Вот и сейчас старуха осталась дежурить у постели Кетрин и практически заснула, когда увидела, как по щеке лежащей в спячке девушки скатилась слезинка.

А через сутки случилось именно то, чего боялся Элайджа – Кетрин проснулась от схваток, вызванных нервным потрясением, и крошечная девочка появилась на свет. Разглядывая её в кувезе, Кет вдруг поняла, что полюбила ребёнка, стоило ему впервые пошевелиться, так же страстно, как злилась, пока он был в животе. И что если он не выживет, виновата в смерти будет только она одна. Пока оперировали спустя несколько дней – у девочки оказался порок сердца и, конечно, не раскрывались лёгкие – Элайджа всё понял по тому, как сильно стискивала бывшая жена его руку горячечными пальцами, и какими свирепыми были исходящие от неё, посещавшей церковь лишь по большим праздникам в Мистик-Фоллз и то, если Елена выпинывала из дома, едва слышные молитвы. Но на этот раз им повезло – малышка мало похожая на человека в глазах всех кроме Катерины и медперсонала очень медленно, но выкарабкивался из тяжёлого положения.

Проводившая сутки напролёт рядом с дочерью Кетрин не интересовалась ни Элайджей, ни сестрой, ни вообще прилетевшими к ней родными, только иногда Майклсон видел её задумчивые взгляды направленные на себя, но в них не было нежности или тепла, скорее настороженность и опаска. А так как с тех пор, как ей позволили держать ребёнка на руках, Кетрин почти не выпускала дочери из них, то её нервозность передавалась малышке, и Элайджа старался уже не подходить к ним лишний раз вовсе, чтобы не тревожить. Говорить было и физически невозможно – беседовала Катерина только по необходимости с врачами, а всё остальное время посвящала разговорам с дочерью. Прошло почти два месяца, прежде, чем он с Катериной смог выяснить всё откровенно.

Утром Элайджа пришёл к Мирчеву – через неделю была назначена выписка женщины, – но узнав, что Катерина свободна, прежде зашёл к ней и нашёл жену, медленно жующей кусок курицы на завтрак с книгой в руках.

- Здравствуй. Ну и как всё здесь? Готовишься к Англии?

- Да. Хотя мне особенно нечего собирать.

- Что читаешь?

- По теме. Массаж.

На большее их обычно не хватало, но сегодня то ли Кетрин не выспалась, то ли наоборот чувствовала прилив сил, поэтому сама решилась на откровенность, когда он подошёл посмотреть.

- Тебе не обязательно приходить каждый день, я не обижусь. Всё о’кей.

- Она моя дочь.

- Тебе она не нравится, Элайджа, – натянуто улыбнулась Кет.

- С чего ты так решила?

- Ну, я же вижу, как воспринимают таких маленьких все вокруг, и что ты стараешься меня избегать.

В чём-то она была права – вид дочери его поначалу шокировал, даже вызвал лёгкую форму отвращения, и особого прилива родительских чувств он тоже не испытал за всё это время ни разу, держали здесь только жалость к измученной Катерине и страх, что с ней может опять что-то случиться, но избегать… Нет. Ему хотелось видеть бывшую жену активной и деятельной почти постоянно, и довесок в виде младенца тут роли не играл, хотя и казался теперь чем-то не самым необходимым: где-то в глубине сознания Элайдже не давала покоя мысль – не будь ребёнка вовсе, не было бы и этого всего ужаса, они бы жили в Йоркшире, а Катерина...

- Я тебя не избегаю, это ты меня боишься.

- Я не…

- Боишься, Катерина. – Натянутые струны лопнули, и Майклсон невольно выплеснул досаду: – Чего именно не знаю. Я не съем нашу дочь вместе с тобой.

- Ты серьёзно так видишь? – она растерянно приоткрыла рот, таращась на него карими глазами. – Но я…

- Что ты?

- Я вовсе тебя не боюсь. Просто я подумала, что тебе неприятно видеть нашу дочь. Многие мужчины не очень воспринимают.

- Я не многие мужчины, – процедил Элайджа, подходя к кроватке. – Наша дочь вполне симпатичная и не хуже других детей. Что тут может быть неприятного?

И вдруг Элайджа понял – и вправду, их малышка очень даже симпатичная. Почему-то для него время остановилось на том моменте, когда дочка была красным старчески-сморщенным существом с просвечивающимися сосудами, и всё это время он совершенно не замечал изменений в своём ребёнке. Теперь же девочка выглядела вполне по-человечески, была очень маленькая, но губки, нос, ротик, щёчки… И главное – она не была его кнутом над головой в руке Катерины, а была его ребёнком. Даже больше – она была их ребёнком. Он скосил взгляд на бывшую жену, – его и Катерины, и сам этот факт, что у них всё-таки получился ребёнок…

- Она очень милая. – с неожиданным чувством трепета и нежности сказал Майклсон.

- Ты правда так думаешь? – Кет слезла с кровати и подошла. Сначала заглянула в люльку, потом в лицо мужчине и сама себе ответила: – Правда.