Что мне делать без тебя?

В то время Глеб начал откровенно заглядываться на молоденьких девочек. Его возвращения домой стали более поздними, вечерние рассказы - менее откровенными. И Ася, все быстро заметив и поняв, не сделала ни малейшей попытки что-либо изменить. Она объяснила себе происходящее просто и достоверно: Глеб устал, ему надоел привычный ритм жизни, который со временем может надоесть кому угодно. Через месяц-два ее поэт, солнечный и поверхностный, устанет и от своего нового существования, и все вернется на круги своя. Но почему-то никак не возвращалось.

Увлечения Глеба менялись с неудержимой быстротой, но не ослабевали. Встретив юную и прекрасную Арину, тотчас прилипшую к преуспевающему поэту, Глеб почти возненавидел тихую, безответную Асю. Он проклинал ее, хотел, чтобы она исчезла, ушла, умерла... Это страшное, кощунственное его проклятие... Не его ли угадала чуткая Ася, ощутила - и поторопилась исполнить?

Неистовое пожелание Глеба было одномоментно. Оно быстро угасло в нагромождении дел, горечь растаяла почти без осадка в бескорыстной любви юной Арины, и Глеб снова потянулся к Асе, как тянется ребенок к материнской груди, чтобы почувствовать себя сытым, довольным, спокойным... Но тут юная Арина проявила непреклонную волю к победе: она хотела выйти за поэта замуж.

- Девочка моя, - пытался ее образумить Глеб, - ну зачем тебе замуж? Это довольно обременительное и скучное занятие. Семейная жизнь состоит не из одних любовных удовольствий и развлечений, поверь! Радостей в ней как раз маловато. Ты молода и просто пока еще многого не знаешь.

Арина в ответ молчала. Она упорно рвалась к поставленной цели. Но их брак никогда бы не состоялся, если бы не Ася, шагнувшая совершенно неожиданно и спокойно с двенадцатого этажа...

С ее уходом в жизни Глеба, оставшегося столь же оптимистичным, беспринципным и вольным, как ребенок, образовалась черная дыра, о которой он тотчас постарался забыть. Он навсегда выбросил из памяти тот голубой фонтан...

- И я целую руки твои, - прошептал вдруг поэт. - Целую твои руки...

- Что? - изумился Малахов. - Что с тобой? Это новые стихи?

- Нет, Валерий, - с непривычной для него грустью тихо ответил Витковский. - Это как раз очень старые... Еще со времен Аси... Послушай, давай поговорим о другом. Я советую тебе найти подходящую девочку. Посмотри на мою Юрате, она чудо. В Европе много восхитительных малышек вроде нее. Не знаю, почему, но Россия производит на свет более сложные для общения экземпляры. Им явно не хватает легкомыслия. Приходится потратить массу времени и сил, чтобы отыскать здесь одну звонкоголосую Мэри, которых в Европе пруд пруди. Впрочем, я могу и ошибаться...

На прощание Глеб нежно обнял Валерия.

- Дай тебе Бог, мой мальчик! Хотя он значительно чаще отнимает, чем дает. Но все-таки... Пусть тебя не оставит надежда... А этим свистушкам в оборках и кружевах ты никогда не доверяй, они того не стоят. И моя любимая дочь в том числе... Одна сплошная морока. Дай тебе Бог, Валерий...

И вот Бог дал ему вечерний аэропорт в теплом мерцании вытянувшихся цепочками огней. Как мало и как много - возможность бросить все и улететь навсегда!

Олеся, любимая... Спутанные волосы на узких костлявых плечах...

Будь ты проклята, холодная и сырая Москва, прятавшая до поры до времени в своей глубине смуглого мальчика с ночными глазами, явившегося в этот мир только побеждать и завоевывать, завоевывать и побеждать!.. Знал бы ты, Ашот Джангиров, что сделал твой сын! Твой любимый мальчик, такой жестокий, холодный, избравший женщину, старше его на двенадцать лет... Но лучше тебе никогда не знать об этом, потому что, кроме лишней боли и страдания, новое открытие ничего не принесет. И никому не поможет.

Валерий уже стоит возле взлетной полосы и хочет сейчас только одного: избавить всех от себя и избавиться от себя прежнего. Иначе невозможно. Он собирается уйти. И выбор он сделал наконец-то совершенно самостоятельно и осмысленно. Дай ему Бог на этом неизвестном пути!.. Дай ему Бог...

Глеб позвонил Олесе.

- Почему ты не показываешь носа, моя девочка? Вчера у меня был Валерий. Сегодня он улетает.

- Я знаю, папа, - без всякого выражения отозвалась дочь.

- Ты не хочешь меня видеть? Я бы с удовольствием заехал и полюбовался на тебя и Полину.

- Приезжай сейчас, папа, - безразлично пригласила Олеся.

- Не слышу энтузиазма в твоем голосе. Что-нибудь случилось? Я чем-нибудь обидел тебя? Или ты слишком часто видишься с Мэри?

- Да нет, что ты... Все в порядке, тебе показалось... - дочь запнулась.

- Показалось? - переспросил Глеб. - Допустим... А может, ты не одна?

Олеся помолчала. Скрывать дольше не имело никакого смысла.

- Да, ты угадал... Но ты все равно приезжай. Кстати, на днях заезжала Арина с моей сестренкой. Я расскажу тебе о них, кажется, ты не слишком балуешь их вниманием.

- Виноват, - сухо сказал поэт. - Что поделаешь, я почему-то больше люблю тебя и твою мартышку. Что привезти выпить?

Олеся снова странно помолчала.

- Я не пью больше, папа...

Любопытно! Кто же мог запретить Олесе пить, когда даже он не сумел этого сделать своей отцовской властью? Неужели тот смуглый мальчишка? Да нет, вряд ли, куда ему, он еще почти ребенок. Скорее, кто-нибудь другой...

- Что делается!.. - протянул Глеб. - Ты меняешься прямо на глазах, точнее, как раз без моих глаз. Ну ладно, я заеду в супермаркет и скоро буду. Пусть мартышка встречает меня.

Олеся положила трубку и тяжело задумалась. Как отец и Карен воспримут друг друга? О чем будут говорить? Витковский, странным образом привязанный к Валерию, плохо отнесется к появлению заместителя... Ей не стоило сейчас принимать отца, хотя какое это имеет значение? Рано или поздно Глеб все равно должен обо всем узнать и увидеть Карена. Он тихо подошел и склонился над ней. Темные, завораживающие глаза без зрачков...

- Леся, что-то произошло?

- Через полчаса приедет отец, - сказала она как можно равнодушнее. - Ты не против?

Мальчик пожал плечами.

- Как я могу быть против? Я давно хочу с ним познакомиться. Но мне кажется, что у нас совершенно нечем его угощать: прости, но ты не слишком хорошая хозяйка.

- А-а, это ерунда! - рассеянно отозвалась Олеся, думая совсем о другом. - Папа всегда все привозит с собой, он тоже очень хорошо знает, что я бездарная жена и мать...

От страха перед встречей у нее начали дрожать руки. Карен спокойно достал книгу.

- Я пока позанимаюсь. Полина сегодня прекрасно отвечала в школе по математике. Вчера мы готовились с ней вместе. Она тебе рассказала?

Дочь ничего не рассказывала Олесе. Значит, и этот мальчик сумел завоевать любовь Поли, как прежде смог сделать Валерий...

- Ну, она просто еще не успела, - прочитав чужие мысли, тотчас объяснил Карен. - Кстати, Леся, я хотел бы и тебя познакомить со своими родителями.

Олеся вскочила. Только его родителей сильно не хватало!

- Ни в коем случае! Это невозможно!

- Но почему? - озадаченно спросил Карен. - Ведь все равно нам придется...

- Придется - не придется! Не рассуждай о том, чего ты не знаешь и не понимаешь! Ты вообще слишком много на себя берешь! В конце концов, пока я еще сама распоряжаюсь своей волей и желаниями! Ты ведешь себя ужасно, невыносимо!

Крик Олеси перешел в какой-то пронзительный визг. Карен был ошеломлен и шокирован ее неожиданной грубостью.

- Тогда мне лучше всего уйти, - сухо сказал он и решительно встал.

Это мгновенно урезонило и охладило Олесю лучше всякого нудного выяснения отношений. Карен заметил и прекрасно запомнил на будущее моментальное действие своих слов.

Она снова села и сжалась в комок. В маленькой худой фигурке было столько неподдельного горя и отчаяния, столько раскаяния и мольбы о прощении...

- Леся, - сказал Карен. - Ты просила не кричать на тебя... Я обещал. Но, похоже, мы с тобой поменялись ролями.