У каждого свое проклятие

Ирина погладила мать по плечу и спросила:

– Это все твои тайны?

– Все... – ответила Галина Павловна и опять всхлипнула.

Ирина подождала, пока мать успокоится, и спросила еще:

– Ты можешь в этом поклясться?! Мы все очень боимся за детей Марины с Алексеем.

Галина Павловна выпрямила спину и сказала, глядя в пол:

– С Лешиными детьми все должно быть в порядке... да и с вами тоже...

– С кем?

– С тобой и с Борей.

– Почему ты так в этом уверена? – удивилась Ирина.

– Н-не знаю... Мне так кажется... Вы с Борисом уже получили сполна...

– Ты что-то недоговариваешь, мама! Что значит получили сполна?!

– Нет ничего страшнее смерти собственных детей. Родители должны умирать первыми... А ваши девочки...

Ирина закрыла лицо руками и прошептала сквозь пальцы:

– Лучше скажи все, мама...

Галина Павловна поднялась с табуретки и, стараясь не глядеть на дочь, сказала:

– Довольно, Ира... Не мучай меня... И так уж... который год от слез не просыхаю...

– Не одна ты!!

– Да... Не одна... Но мне больше нечего сказать тебе, доченька...

– Ну наконец-то очнулся, – со вздохом сказала Ирина, садясь на стул напротив Бориса, который, морщась, потирал виски.

– Ты здесь откуда? – спросил он, пытаясь оторвать голову от смятой подушки в серой, давно не стиранной наволочке.

– Боря! Хватит с нас Павла! – проигнорировала его вопрос Ирина. – Завязывай с этим!

– Я спрашиваю, откуда ты здесь взялась? – повторил он свой вопрос и с трудом привалился к стене.

– Хотелось бы сказать «от верблюда», но настроение не то. Ты что, забыл, что у меня запасные ключи есть от твоей квартиры?

– Могла бы, между прочим, и позвонить... Не к себе домой идешь... – недовольно пробурчал Борис.

– А я звонила, только без толку!

– Ну и ушла бы!

– Ушла бы, если бы тебя на работе не обыскались!

– Да? – удивился Борис и опять сморщился. – А какой сегодня день?

– Понедельник, Боря! – сказала Ирина. – И с утра ты должен быть на работе, как все нормальные люди!

– Понедельник?! Да ну?! – испугался он и очень быстро спустил голые ноги с дивана, несмотря на дикую головную боль, которая продолжала разламывать ему череп. – Где... это... мои джинсы?

– Не нужны тебе сейчас джинсы. Я договорилась с твоим начальством. Отгул тебе подписали.

– А что ты им сказала?

– Какая тебе разница, что я сказала, – устало отозвалась Ирина и тут же добавила: – Не бойся, не выдала, что ты пьяный, как говорится, в хлам...

– Ир, а у тебя нет какой-нибудь таблетки... Голова ни к черту... Кажется, лопнет...

– Держи! – Она взяла со стола стакан с прозрачной жидкостью и протянула брату.

– Я таблетку прошу...

– Там растворена таблетка. Специально в аптеку бегала! А то ты... как животное прямо... Смотреть противно было!

– А что это? – Борис взял стакан и покачал его в руках так, что прозрачная жидкость закрутилась винтом и образовала в центре стакана воронку.

– Какой-то из вариантов антипохмелина. Пей давай! Спрашивает еще!

Борис опять сморщился и одним глотком опустошил стакан.

– Дрянь... – констатировал он.

– А не надо пить! – ответила ему на это Ирина. – Повторяю: нам хватит Павла!

– Нам вообще хватит, тебе не кажется?! Пережить собственных детей – что может быть страшнее, Ирка?!

– Пережить четверых своих детей, – ответила она, нервно барабаня пальцами по подлокотнику кресла.

– Ну... это уже из области фантастики! Не война же...

– Это, Боря, не фантастика. Я говорю о нашей с тобой матери.

Борис даже не нашелся что сказать, настолько заявление Ирины показалось ему неправдоподобным. Сестра, не дав ему опомниться, пересказала свой разговор с матерью.

– Егорушка... значит... – задумчиво проговорил Борис. – Почему же у него не отцовское отчество?

– Что значит – не отцовское? – удивилась Ирина. – О чем ты?

– Судя по всему, Ириша, мать тебе все-таки не все свои тайны раскрыла. – И он рассказал сестре то, что уже рассказывал Нонне о странном свидетельстве о рождении Епифанова Егора.

– Да-а-а... – протянула Ирина. – Похоже, что все еще только больше запуталось.

– Ладно, вот очухаюсь и, пожалуй, сам приступлю к матери с расспросами.

– Не пил бы ты, Боря... – уже жалобно попросила его Ирина. – Аленушку не вернешь...

– Вот именно не вернешь!! Грешно, конечно, такое говорить, но, когда она была жива, я был при деле – жил ради нее...

– Конечно, грешно... Она же не жила, а мучилась...

– А я облегчал ее страдания, как мог, а теперь... Честное слово, удавиться иногда хочется...

– Верю, Боря, но... – печально отозвалась Ирина, – нам ли, Епифановым, искушать судьбу?! Того и гляди, как бы тебя кто-нибудь другой... не удавил или не прирезал, как Лешу...

Борис перегнулся через подлокотник дивана и из щели между ним и шкафом вытащил бутылку водки, в которой на самом дне еще плескалась прозрачная жидкость. Ирина резким и сильным движением вырвала ее из руки брата, вылетела в кухню и вылила остатки ее содержимого в раковину. Отвратительно запахло сивухой. Ирина вернулась в комнату, опять села напротив Бориса и сказала:

– Вернулся бы ты к Нонне. Она тебя любит.

– Пытался, – невесело усмехнулся Борис. – Не получается у нас... Она на меня в обиде, а мне все время кажется, что трагедия с Аленкой произошла только из-за нас с ней.

– Нет, Боря, все-таки тут дело в чем-то другом, и, кроме матери, нам никто об этом не расскажет. Надо все-таки выяснить, кто такой этот Егор Епифанов. Может быть, это даст нам хоть какую-нибудь зацепку.

– А не пойти ли мне к ней прямо сейчас... – предложил Борис и потрогал свои виски. – Знаешь, мне значительно лучше стало после твоей таблетки...

– Не ходи сегодня. От тебя несет, как...

– Потерпит, – перебил ее он. – На работу все равно не пошел... Да и узнать все хочется побыстрее. Прямо сил нет терпеть!

– Ну... ты хоть побрейся, зубы почисти.

– Побреюсь... А ты, Ир, сделай чего-нибудь перекусить, а! И кофе свари покрепче.

Ирина кивнула, а Борис поплелся в ванную.

Когда Борис уже собирался шагнуть в раскрывшиеся двери лифта, в подъезд материнского дома вошла Марина. Епифанов, который не видел ее со дня похорон Алексея, ужаснулся тому, как плохо она выглядит. Потускневшие глаза утонули в коричнево-сизых кругах, нос и подбородок заострились, а на лоб опустилась совершенно седая прядь.

– Ты к матери, Мариш? – спросил ее Борис.

– Да... – кивнула она.

– По делу или так...

– Расспросить ее хочу, Боря...

– Ты, наверно, имеешь в виду то, о чем мне рассказала Ира?

– Да... – согласилась она. – Только ваша мать может дать объяснения тому, что со всеми нами происходит.

– Пожалуй... Я к ней иду за тем же самым...

– Хорошо... Вдвоем оно как-то полегче будет...

Галина Павловна заметно побледнела, когда в коридор ее квартиры вошли совершенно спавшая с лица Марина и Борис, с некрасиво набрякшей под красными глазами кожей и глубокими скорбными складками, протянувшимися от носа к губам.

– Что происходит, мама?! – сразу в коридоре набросился на нее сын.

– О чем ты, Боря? – отпрянула Галина Павловна, но оба, и Борис и Марина, поняли, что она прекрасно поняла, зачем они пришли.

– Ты все знаешь, мама! – не сдержавшись, крикнул Борис. – Надо остановить череду несчастий! Нам не на кого рассчитывать, кроме как на тебя!

– Расскажите все, Галина Павловна! – присоединилась к Борису Марина.

– Я все уже рассказала Ирочке, – трясущимися губами с трудом выговорила пожилая женщина и обеими руками стянула на груди байковый халат. – Спросите у нее. Не надо меня больше этим мучить.

Борис сбросил прямо на тумбочку у зеркала свою куртку, Маринину повесил в шкаф и, будто хозяин, пригласил мать в комнату. Она прошла бочком, как в гости, и села на самый краешек дивана, стянув у горла ворот своего халата.