Когда птицы молчат (СИ)

Надеюсь, с вами все будет хорошо.

Я в этом уверена. Извините, что причинила столько неудобств.

Тебе не за что извиняться, — перебивает Сергей. — Поехали, тебе нужно в постель.

Что-то в его тоне заставляет вздрагивать нас обеих. Я готова провалиться сквозь землю из-за его бестактности и двусмысленности фразы, Настя же явно получила непрозрачный намек на то, что ее действия вызвали его неудовольствие. Она боится? Переживает, чтобы не потерять его расположение? Он действительно всех своих женщин держит в постоянном напряжении.

Машина едет плавно и, насколько я помню, непривычно медленно. Сергей всегда любил быструю езду.

Он знает дорогу к моему дому. На мгновение я представляю, что мы настоящая пара. Он сейчас уложит меня на кровать, завернет в одеяло и спросит, не хочу ли я чаю или воды. Устроится рядом, включит телевизор, и пока я буду дремать, станет перебирать мои волосы.

Такого я никогда не ждала от Влада. Когда болела, наоборот, хотела, чтобы меня оставили в покое, не выдерживала прикосновений. А сейчас мечтаю, чтобы эти сильные руки, уверенно ведущие машину, обняли меня. И в их колыбели я бы исцелилась.

Возле моего подъезда Сергей уверенно открывает мне дверцу и подает руку, помогая выйти.

Я сама дойду, — говорю я, не в силах поднять на него глаза.

Не надейся, что я брошу тебя здесь. Если потеряешь сознание в лифте, вряд ли это будет достойным завершением вечера.

Не нужно…

Но он уже ведет меня в подъезд. Нажимаю код на двери, пока ждем лифт, украдкой поглядываю вокруг. Не хочу, чтобы соседи нас видели. Любой человек, обладающий зрением, смог бы сказать, что между нами что-то есть. Я знаю это, потому что смотрю на него по-другому. Я впитываю каждую черточку его лица, каждую линию фигуры. Знаю, как жилка на шее пульсирует над воротом рубашки, как тень от щетины покрывает подбородок и волевую челюсть, как ресницы ложатся на его щеки.

В моих глазах голод, и я ничего не могу с собой поделать. И даже если я отвожу взгляд, напряжение между нами практически осязаемо.

У дверей квартиры я достаю ключи из сумочки с твердым намерением попрощаться.

Не предложишь мне чашку чая?

Я не в том состоянии, чтобы играть роль гостеприимной хозяйки.

Я нетребовательный гость.

Сергей…

Просто проведу тебя до диванчика, заварю чаю, посижу рядом, пока ты будешь звонить мужу, и уйду.

И хотя его лицо было бесстрастным, в глазах таилась какая-то щемящая тоска и невысказанная просьба. Будто ему было важно увидеть, как я живу.

Я сдалась. Повернула ключ в замке и пропустила его в прихожую. Моя квартира не была роскошной, как его апартаменты. И мне было немного не по себе от неимоверной разницы в нашем образе жизни.

Я попыталась увидеть свой дом его глазами. Узкий коридорчик, заканчивающийся ванной и туалетом. Справа зал, слева кухня, дальше по разным сторонам детская и спальня. Комнаты небольшие, на полу старые, но еще приличные ковры, закрывающие не очень новый линолеум. Обои спокойных цветов, и только на кухне ярко-оранжевая плитка под стать гарнитуру. Я сняла обувь, он последовал моему примеру.

Заварить тебе чай?

Если ты тоже будешь.

Я выпью зеленый.

Тогда я тоже.

Он идет за мной в небольшую кухоньку. Аккуратный стол, маленький уголок и стул занимают почти все свободное пространство. Он присаживается, пока я включаю чайник. На подоконнике мои любимые домашние цветы — фиалки. Черная варочная поверхность из закаленного стекла натерта до блеска. Духовка соответствует ей по стилю. На простой пестрой скатерти стоит блюдо с домашним яблочным пирогом, накрытым белым вафельным полотенцем, вышитым по уголкам — наследство от бабушки.

На холодильнике множество магнитиков и два Жениных рисунка. На одном она стоит между мамой и папой, яркое солнце посылает нам на головы лучи и пытается не затронуть огромный зеленый воздушный шар. На другом нарисована лошадка с голубой гривой и пышным хвостом, вся в яблоках и с дурацкой ухмылкой на своей смешной рожице.

Моя кухня не идет ни в какое сравнение с его дорогой, в стиле хай-тек, кухней.

У тебя очень уютно, — его голос кажется мне глухим.

Я наливаю чай в кружки и оставляю его, чтобы переодеться. Мне нужно снять испачканное платье, но застирывать пятно сейчас нет сил.

Я возвращаюсь в обычной хлопковой футболке и серых тренировочных штанах.

Тебе нужно прилечь.

Хотелось бы.

Я не задержусь надолго.

Мы идем в зал. Не в спальню же мне вести его. В этой комнате тоже все очень просто. Самый обычный диван и два кресла, обитые бежевым текстилем, стенка и телевизор. На журнальном столике я забыла шкатулку со своими немногочисленными драгоценностями. Стены украшены нашими фотографиями.

Пара со свадьбы, все остальные — уже после. На двух я и Влад держим новорожденную Женю, лица уставшие, но счастливые. Нас сфотографировали при выписке. Потом многочисленные фотографии дочки в разном возрасте. Мы вместе на отдыхе.

Я ложусь на диван, а Сергей рассматривает снимки. Его руки сжаты, спина напряжена.

Он сейчас смотрит на мои самые лучшие дни. Тогда я была счастлива, солнце светило ярко, и жизнь ободряюще улыбалась.

За последний год что-то изменилось. Радость покинула меня. И по странной прихоти судьбы я нашла этого мужчину.

Твой чай остынет, — вдруг говорю я.

Он поворачивается и смотрит на меня так долго, что мне становится сложно выносить его взгляд. Изучает мое уставшее лицо, пробегает по губам, ищет что-то в глубине глаз, словно хочет раскрыть мои секреты.

Он расстроен и … зол? Его огорчили эти фотографии? Что же, меня тоже огорчает тот факт, что сейчас передо мной словно встретилось прошлое и настоящее. Мое потерянное счастье, память о котором осталась только на глянцевой бумаге, заключенной в рамочки, и мои несбыточные надежды, воплощенные в этом мужчине с бирюзовыми глазами, такими колючими сейчас, такими пылающими, обжигающими.

Мой чай уже остыл, Ира.

Он говорит эти слова медленно. Но в них он вложил совсем другой смысл. И я чувствую, что ему больно.

Позвони мужу, скажи, что с тобой все в порядке. Я захлопну двери.

Он разворачивается и уходит. А вместе с ним уходит и моя душа, оставляя измученное тело в пустой квартире, на холодном диване, среди фотографий со счастливыми лицами, которые мне хочется сорвать и спрятать, потому что все это было давно. Все это больше не обо мне. Потому что я живу только им, дышу им, каждый удар моего сердца адресован ему в надежде услышать ответный стук рядом.

Когда сухо щелкает замок, беру свой телефон.

Влад, это я, — голос, как у старухи. — Я дома, мне стало плохо, — слезы бегут по щекам рекой, но голос не дрожит. — Сергей отвез меня домой, все уже хорошо, так что не спеши и не переживай. Как закончишь, забери Женю.

Нажимаю на отбой и разлетаюсь на осколки. Сережа…Сереженька…

Двери грязного лифта открываются и я захожу внутрь, не чувствуя под собой твердой опоры. Прислоняюсь к обрисованной стенке и закрываю глаза.

Когда я увидел, как ей было плохо, что-то словно разорвалось внутри. Я жутко испугался. Она была бледной, и ее всю трясло. Первая мысль — это беременность. Что-то не так. Но когда она сказала, что это здесь не при чем, что она не ждет ребенка, меня неожиданно накрыло разочарование. Странное чувство, будто мне действительно хотелось, чтобы внутри нее жила частица меня. А когда ответила, что никогда бы не избавилась от моего ребенка, словно небеса упали на землю.

Она хотела этого? Сердце защемило, меня неудержимо тянуло обнять ее и прижать к груди, целовать красивое лицо, подуть на мокрые ресницы.

Я не знаю, что на меня нашло. Но когда я увидел ее кровь, понял, что готов послать к черту все и вся, лишь бы облегчить боль моей женщины…Моей …

Я был готов положить ее на заднее сидение машины и мчаться, сломя голову, в больницу. От этого меня удержало только появление работника комплекса.