Мужчины, за которых я не вышла замуж

— В воду, красавица, — говорит Кевин. Я понимаю, что он обращается не ко мне. Он воркует с Анджелиной, поправляя ей маску, а потом помогает выбраться за борт. На шее у него дорогая камера для подводной видеосъемки, и это неудивительно. Если ты проводишь время, занимаясь подводным плаванием с Анджелиной Джоли, потом тебе захочется это доказать.

Мои дети стоят на другой стороне лодки, готовясь нырять, и Кевин задерживается на секунду, прежде чем присоединиться к Анджелине, чтобы побрызгать стеклышко маски антиконденсатом. Я хватаюсь за соломинку. Точнее, за его руку.

— Послушай, мне очень жаль, что я не смогла с тобой встретиться. Внезапно приехали дети. Я много раз пыталась тебе позвонить, но ты, наверное, самый востребованный парень на этом острове. Папка входящих неизменно переполнена.

Кевин даже не смотрит на меня.

— Ерунда. Нет проблем, — говорит он, но, судя по тону, проблемы есть. Я вспоминаю этот голос — именно так он отвечал мне в школе, когда я пыталась извиниться перед ним за сломанный палец. Я сломала ему палец, и он мне этого не простил. Теперь я отказалась идти с ним на свидание — и история повторяется.

Но сейчас-то мы взрослые!

— Я приехала на Виргин-Горда, потому что хотела увидеть тебя, — решаюсь я открыть карты. — А когда мы внезапно столкнулись, мне еще больше захотелось с тобой встретиться…

— Жаль, что этого не случилось, — отзывается он, начиная спускаться в воду. И добавляет: — Ладно, забудь. Я уже забыл.

— Трудно забыть тот поцелуй, — в лоб объявляю я.

Кевин ненадолго замирает и смотрит мне в глаза. И тут же скрывается под водой, чтобы плавать там с сексуальной, одетой в черное кинозвездой, у которой губы, как у форели.

Отлично. Я отказалась от всех шансов побыть с Кевином, но Эмили не ощущает никаких угрызений совести. Я, конечно, рада, что моя восемнадцатилетняя дочь мне доверяет, но радость тускнеет, когда из-за ее откровений я не сплю до трех часов и пытаюсь представить себе, чем там они занимаются с инструктором Ником.

— Он ведь замечательный, правда? — торжествующе спрашивает Эмили за ужином. Мы вернулись в домик, я — чтобы лечь спать, Эмили — чтобы надеть юбку покороче и отправиться на поиски приключений.

— Да, очень милый. Но, если ты встречаешься с Ником в клубе, возможно, Адам захочет к тебе присоединиться.

— Нет, я устал. Наверное, пойду спать, — отвечает братец Адам, явно не уловив моего намека. Или же, наоборот, уловив и решив принять сторону Эмили. Сын демонстративно разбирает кровать в гостиной и с зевком валится на подушки.

А теперь я снова смотрю на циферблат (прошло две минуты с тех пор, как я делала это в последний раз). Интересно, до которого часа могут быть открыты клубы на Виргин-Горда? Что, если Ник пригласил ее к себе, чтобы показать коллекцию морских ежей? Эмили на такое клюнет. Она всегда обожала морских гадов.

Наконец я засыпаю — и вижу Эмили лишь наутро.

— Развлеклась? — спрашиваю я, пытаясь казаться спокойной. Я брожу по ее комнате и нахожу пару шортиков и заколку для волос. Засовываю их в чемодан.

— Да-а… Ник, оказывается, приехал сюда на полгода, чтобы учить туристов подводному плаванию. Он бросил учебу в Университете Миннесоты и теперь говорит, что еще никогда не чувствовал себя лучше.

— И наверное, здорово загорел по сравнению с Миннесотой, — бормочу я.

— Он такой классный, — улыбается Эмили. — Просто супер. И острова классные.

Я умоляюще смотрю на нее.

— Эмили, ты — студентка колледжа. Неужели ты не знаешь других слов, кроме «классный»? Ты хочешь сказать, что тебя привлекает идея понежиться на жарком солнце в середине суровой северной зимы?

— Нет, мама. Я хочу сказать, что мне хорошо с Ником. — Эмили выпрыгивает из постели и обнимает меня. — Ты ведь такая умная. Неужели ты не можешь меня понять? Мальчики в колледже — это просто мальчики, а Ник — настоящий мужчина. Подумай, сколько нового я узнаю, если брошу Йель и пробуду здесь хотя бы один семестр.

— Представляю себе, — ехидно бурчу я.

— Я научусь жизни, мама! — назидательно отвечает мне дочь, уловив мой тон и мгновенно перейдя к обороне. Точнее — к наступлению. — Я действительно хочу остаться здесь! Ты всегда упускала свои шансы, но, может быть, мне не следует идти по твоим стопам! Чего ты добилась? Адвокат и верная жена…

Ошеломленная, я пристально смотрю на дочь. Неужели в ее глазах моя жизнь действительно столь безнадежна? Неужели она сводится к такому прискорбному результату?

— Послушай, мы говорим о тебе, а не обо мне! — Я пытаюсь быть рассудительной и подавляю в себе обиду. — Я уверена, что Ник славный. Классный. Все, что угодно. Но возможно, легкого влечения и одного вечера в клубе недостаточно, чтобы прожить здесь целых полгода?

— Кто бы говорил! — замечает Эмили с хитрой усмешкой. — Я слышала, что страсть помогает пройти через все.

— Ты забудешь о нем сразу же, как только вернешься в колледж, — уверяю я.

— Некоторых невозможно забыть! — Эмили многозначительно смотрит на меня.

Я прокашливаюсь. Не могу с ней спорить. Уверена, она не знает о моем секретном списке и о том, что я разыскиваю своих прежних воздыхателей, но она уже сделала для себя тот же самый вывод.

В дверях появляется Адам.

— Мама, когда мы выезжаем?

— Прямо сейчас, — отвечаю я. Эмили с этого острова надо отправить немедленно.

Я суечусь, перетаскивая вещи во взятый напрокат автомобиль. Сама я улетаю только завтра, но теперь мечтаю покинуть остров вместе с детьми. Мне больше нечего тут делать и, конечно, не с кем больше разговаривать. С меня довольно классных парней. Я засовываю в машину свой чемодан, надеясь, что мне удастся обменять билеты.

Аэропорт — это всего лишь открытое всем ветрам поле, окаймленное гравиевой дорожкой, которая, по-моему, изначально задумывалась как беговая. Полосатый колпак треплется на ветру. Я молюсь, чтобы здешние пилоты использовали более современные технологии предсказания погоды, но если у них и есть такие приборы, то это незаметно.

Я прошу посадить меня вместе с детьми, но служащий только смеется в ответ. Найти лишнее сиденье в четырехместном самолетике — это труднее, чем согреться кокосовым молоком.

— Нам очень жаль, что ты вынуждена остаться здесь одна, — говорит Адам, обнимая меня, перед тем как забраться в самолет, который лишь немногим больше тех, что мой сын собирал в десятилетнем возрасте из деталей конструктора.

— Не говори глупостей. Еще одна ночь — и я прилечу. Вы оба такие молодцы, что приехали. Это просто чудо, — отвечаю я, крепко прижимая их к себе.

— Если ты заскучаешь, можешь позвонить Нику, — советует Эмили. — Он такой…

— Я знаю. Он классный, — поспешно говорю я и обнимаю дочку еще раз.

Дети прощаются и лезут по трапу в самолет. Я продолжаю энергично махать еще долго после того, как они перестают на меня смотреть, — совсем как раньше, когда каждое утро они садились в школьный автобус. Я жду, пока самолет не скрывается из виду, и продолжаю упорно смотреть вверх. Мне больше нечего делать, разве что вернуться в мой опустевший домик.

Внезапно почувствовав себя очень одинокой, я меланхолично бреду к машине. Видок у меня, надо сказать… Я едва волочу ноги, голова опущена, ничто вокруг меня не интересует. До парковки остается всего несколько шагов, как вдруг я слышу шум. Кто-то подходит сзади и хватает меня за руку. Я испуганно вскрикиваю, оборачиваюсь — и вскрикиваю снова.

Кевин! В своих излюбленных шортах, футболке и мягкой фетровой шляпе.

— Если ты сядешь на этот самолет, то наверняка пожалеешь об этом. Может быть, не сегодня и не завтра, но скоро — и на всю оставшуюся жизнь, — говорит он, цитируя «Касабланку».

— Неужели? — запинаясь, лепечу я. Что он тут делает? Неужели это тот же самый человек, который вчера не обращал на меня никакого внимания? — Здесь одна неточность. Помнится, Хамфри в этом фильме сказал: «Если ты не сядешь на этот самолет, то наверняка пожалеешь об этом». Он пытался убедить Ингрид Бергман уехать.