Считай звёзды (СИ)

Неспособность четко видеть действует на меня с успокоением, которое впитываю, словно губка, надеясь, что парень за моей спиной ощущает нечто подобное, что мой внутренний покой медленно перетекает к нему через прикосновение тел, разливаясь по его организму. Мне не хочется приносить ему неудобства излишним контактом, но Дилан сам принимает решение лежать подобным образом. Спиной касаюсь его груди, чувствую, как он щекой трется о мою макушку, ерзая головой на подушке. Рукой обнимает мое плечо, пальцами сжав одеяло возле моей шеи, таким образом, оказываюсь в приятном заточении. Не знаю, будет ли ему удобно спать, надеюсь, парню удастся уйти в себя. У меня не вышло надеть рубашку, да и вообще верхняя часть моего тела остается голой, в то время как О’Брайен клюет носом в футболке. Я не против, но…

Не могу перестать трогать пальцами бинт на запястье. Надеюсь, он поверит в придуманную ложь.

Его дыхание глубже. Большой палец прекращает затрагивать и гладить мое запястье. Засыпает. Мой сон приходит обрывками. Каждый раз вырываюсь, внезапно задаваясь вопросами, касающимися Дилана и Лиллиан — всей той ситуации, в которую они попадают. Хочется воспользоваться состоянием парня, чтобы получить немного больше информации:

— Сколько денег ты должен Роберту? — шепчу, немного поворачивая голову. Дилан тихо дышит. В данный момент его язык развязан, поэтому ответ приходит, хоть его и вынуждена долго ждать.

— Четыре миллиона, — О’Брайен шепчет мне в затылок, не предполагая, в какой шок повергает меня его ответ. Теперь точно не смогу уснуть. Это огромная сумма. Огромная.

— Они у Лиллиан? — с сомнением интересуюсь, но, слава Богу, он не слышит, полностью погружаясь в сон. Я не обдумываю вопрос, выдавая его, а ведь тот способен лишить О’Брайена необходимого отдыха. Не буду нагружать его. Не сейчас.

Время идет. Дилан спит. А я продолжаю пребывать в сознании, мучительно размышляя над тем, где можно будет достать эти деньги. Если бы они были у Лиллиан, то О’Брайен давно бы вернул их Роберту. Я не доверяю его матери, поэтому должен быть иной вариант, страхующий его в первую очередь.

Теперь точно не усну.

***

…В тот я проснулась раньше, за окном ещё темно, а вокруг ни единого звука. Абсолютная тишина, по вине которой меня вырвало из сна, что нелогично. Но именно всепоглощающее молчание стало причиной нервной судороги, заставившей меня пробудиться. Помню… Первое, что я ощутила — холодное прикосновение. Мама была холодной. Посчитала верным накрыть её. В ту ночь она сильно замерзла, поэтому отдала ей всё свое одеяло. Но что-то необъяснимое внушало мне тревогу. Помню, я испугалась.

Потому что впервые увидела, как моя мать спала с застывшими открытыми глазами.

Просыпаюсь. Резко. Вырывает настоящим ударом в голову, я уверена, словно кто-то дал ладонью мне по затылку, но, очевидно, что это происходит внутри моего подсознания, поскольку, проснувшись, ничего не слышу, ничего не ощущаю, даже шевеления парня за спиной. Но головная боль одолевает, заставив с самого утра чувствовать себя не лучшим образом. Морщась, пальцами касаясь виска. Напряженно смотрю перед собой, прислушиваясь к пению птиц за окном. Светло. Ярко. Голубое небо и солнце. Погода явно стоит доброжелательная, и мне не хочется подаваться плохому настроению, что возникает из ниоткуда. Моему внутреннему «я» не испортить этот день.

К тому же, из-за спины доносится вздох, а тяжелые руки парня приходят в движение. Видимо, даже мое незначительное шевеление способно разбудить его. Начинаю ерзать, переворачиваясь всем телом к парню, который трет ладонями лицо, глубоко вздохнув, и пальцами скользит по волосам, тормоша их. Смотрит в потолок, лежа на спине, кажется, до последнего не замечает моего бодрствования, пока о чем-то размышляет, с долей суровости уставившись вверх. Судя по всему, у него сильно болит голова. Да и бледен он как-то.

Двигаюсь, ложась ближе, и Дилан поворачивает голову, опустив руки:

— Привет, — такое впечатление, будто его ровность в хриплом голосе — это признак обыденного и ровного настроения. Но мной его тон воспринимается с наслаждением. Улыбаюсь, осознав, что этот человек совсем не меняется. Так забавно, что он здоровается со мной по утрам, словно мы расставались на какое-то время.

О’Брайен щурится, немного поворачиваясь ко мне, озадаченно поинтересовавшись:

— Чего такая довольная?

Не могу прекратить растягивать губы. Просто… Требуется быть здесь, на моем месте, чтобы абсолютно верно прочувствовать все эмоции, охватывающие меня в данный момент. Не знаю, просто, он тут. Он… Мне так нравится смотреть на него.

Не даю ответ, приподнявшись на локти, и наклоняюсь к его лицу, желая оставить поцелуй на губах, но парень внезапно молвит, хмуря брови:

— Черт, да ты голая, — отшучивается, нарочно делая на данном акцент, чтобы заставить меня невинно смутиться, запищать и гореть от жара, а я не даю ему ожидаемой реакции, которую он так любит лицезреть, чем, наверное, ставлю в тупик. Улыбаюсь, целуя его в губы, и приседаю, наблюдая на его лице временный паралич. Его попытки смутить меня вряд ли актуальны.

— Придумай что-нибудь получше, О’Брайен, — начинаю руками убирать локоны волос с груди за плечи, за чем с довольной, той самой наглой ухмылкой следит Дилан. Я вновь умудряюсь забыть, какой он наглый и извращенный парень. Временами.

— Что это? — Дилан приседает, приподнимая туловище и опираясь руками на кровать. Смотрит на мое запястье, то, что перебинтовано, а я даже не заикаюсь, выдавая заготовленную ложь:

— Ссадина, — потираю больной участок кожи. — Прикладываю крем, — и с таким же непринуждением поворачиваюсь к нему спиной, отрыв под одеялом свою клетчатую рубашку. Дилан какое-то время молчит, не двигается, пока я осторожно выворачиваю вещь, чтобы потом надеть, но мои личные планы идут к чертям, когда чувствую, как О’Брайен пальцами касается моего позвоночника, скользнув ими выше. Медленно.

Прекращаю дергать рукав рубашки, еле повернув голову. С замеревшим дыханием отслеживаю то, чем занимается парень, который собирает ладонью спутанные локоны волос, укладывая их мне на грудь. Не сразу понимаю, зачем он занимается этим, и ответ не таит никакой интриги, поскольку секунду спустя я ощущаю, как Дилан касается губами моей шеи, параллельно вдохнув аромат кожи. Не сдерживаю эмоциональный поток, рвущийся из меня в виде улыбки и мурашек. Тело пробирает дрожь. Тихим вздохом выражаю удовольствие. В животе тут же возобновляется знакомое покалывание, вызывающее у меня восторг, ведь ощущения возвращаются моментально от такого простого действия со стороны Дилана. О’Брайен улыбается, могу понять это по тому, как растягиваются его губы, которые продолжает прижимать к коже шеи, одаряя ее дыханием. Невольно начинаю играть пальцами с кулоном, оставляя парню свободу в действиях, и прикрываю веки, наклоняя голову набок, как только Дилан решается оставить поцелуй на изгибе, коснувшись губами ключицы на плече.

Какой раз убеждаюсь, вроде бы в простой истине: есть вещи, способные принести куда больше наслаждения, нежели секс. И почему многие считают занятие «любовью» — сильнейшим проявлением этой самой «любви»? Не понимаю. Откуда столь распространенные стереотипы о важности секса? Откуда взялось мнение, что это — важная составляющая отношений? Почему весь людской мир повернут на данной теме? Эротические фильмы, порнофильмы, уроки соблазнения и ублажения для женщин, желающих заполучить мужчину. Всё это — это такое пустое, не имеющее смысла. Как можно думать о том, в какой позе и где заниматься сексом? Куда вставлять, какой вид секса выбрать? Господи, как это может волновать, когда одно лишь прикосновение вызывает закипание крови? А способ? Жестко, расслабленно, медленно, быстро? Главное — желания партнеров. Общество, выращенное на фильмах порноиндустрии, забывает о таких простых и логичных вещах. Насмотрятся, а потом теряются в смысле данного процесса, его значимости.

Интим, он… Он откровенен, но не обязан являться частью соития, может быть лишен страсти, быть спокойным. Как сейчас.