Флорис. Любовь на берегах Миссисипи

Бал был в полном разгаре, когда Флорис и Адриан прибыли во дворец маршала де Бель-Иля. Камергер провозгласил их имена, и хозяин дома поспешил к ним навстречу. Казалось, он был на седьмом небе от счастья.

— Граф де Вильнев-Карамей… Маркиз де Портжуа… я очень рад… я безмерно рад принять вас, наших героев, в этом скромном жилище…

Флорис и Адриан подумали про себя, что господин де Бель-Иль чересчур прибедняется. Все знали, что он чудовищно богат, а если кто-нибудь в этом сомневался, то мог убедиться собственными глазами, ибо роскошь обстановки превосходила все, что доводилось видеть новоорлеанцам. В серебряных канделябрах сверкали пять тысяч свечей. Хрустальные люстры с подвесками освещали залы и террасы, яркостью соперничая с солнцем. Лакеи в напудренных париках и рабы, одетые на французский манер, разносили разноцветные прохладительные напитки. Господин де Бель-Иль обернулся и схватил за руку юную девушку с длинными черными ресницами и бархатными щечками. Она залилась нежным румянцем, присев в реверансе перед Флорисом и Адрианом.

— Господин граф, господин маркиз, позвольте представить вам мою дорогую Эмилию… Это моя единственная дочь (господин де Бель-Иль особо выделил слово «единственная»). Она жаждет танцевать ригодон [28] с победителями чикачей!

— Окажите мне честь, мадемуазель!

Флорис и Адриан одновременно поклонились красивой дурочке. Им было известно, что герцог подыскивает Эмилии жениха. Приданое было огромным, а девица очень мила. Вероятно, отцу не составит труда пристроить ее. Флорису нравилось, когда на него смотрели со смущенным обожанием, и он устремил на робкую барышню властный взор своих зеленых глаз.

— Мадемуазель, прошу вписать меня на первую гальярду [29].

Эмилия, еще больше покраснев, пролепетала:

— Я осень лада, судаль, потому сто сегодня вы мой гелой!

Флорис не нашелся, что ответить. Он еще никогда не слышал, чтобы девушка так шепелявила, и ему стали понятны хлопоты господина де Бель-Иля — даже с богатым приданым ему будет нелегко выдать замуж свою дочь.

— Ну, ну, Эмилия, не болтайте так много и оставьте нас на минутку… мне надо переговорить с этими господами!

Герцог повлек Флориса и Адриана в середину большой залы.

Флорис машинально обернулся и увидел, что девушка грациозно обмахивается веером. Неисправимый соблазнитель, слегка усмехнувшись, незаметно подал ей знак, ясно показывавший: подождите меня, я сейчас к вам вернусь!

Эмилия захлопала ресницами и приоткрыла рот. «Если забыть о злосчастном сюсюканье, — подумал Флорис, — то она чертовски хорошенькая». И он поспешил за братом, предвкушая приятный вечер. В этот момент господин де Бель-Иль проворковал с восторженным придыханием:

— Дорогие друзья… сейчас я представлю вас ее императорскому высочеству, княгине Авроре Романовой… великой княгине Дубинской и Петербургской… родной племяннице ее императорского величества…

Флорис и Адриан ошеломленно переглянулись. Казалось, люстра с тремя сотнями свечей свалилась им на голову. При российском дворе был только один князь Дубинский и один князь Петербургский — эти титулы царица даровала в день своего коронования Флорису и Адриану де Вильнев-Карамей!

Еще не увидев великую княгиню, молодые дворяне поняли, что это самозванка. Но кто же она?

Не замечая смятения своих гостей и чрезвычайно гордясь честью, оказанной его дому, герцог де Бель-Иль повел Флориса и Адриана к плотной группе в центре зала. Офицеры в новых, с иголочки, мундирах и дорогих перевязях, придворные в расшитых золотом камзолах, дамы в великолепных бархатных платьях окружили роскошно одетую княгиню.

Она стояла спиной к Флорису и Адриану. Обоим бросилась в глаза изящная линия длинной шеи, белоснежный парик с тонкими пластинками китового уса и серебристый корсаж. Раздался взрыв смеха. Княгиня явно имела успех у своих новых обожателей.

Перед хозяином дома расступились, и господин де Бель-Иль с поклоном произнес:

— Ваше императорское высочество, позвольте мне представить вам героев дня!

— Мы позволяем, господин герцог, мы позволяем!

Княгиня повернулась с любезной улыбкой. На застывших лицах Флориса и Адриана не дрогнул ни один мускул. Это была Батистина. Она смотрела на молодых дворян приветливо, но сохраняя должную дистанцию, как и подобало особе царских кровей. Господин де Бель-Иль счел нужным добавить:

— Граф Адриан де Вильнев-Карамей и маркиз Флорис де Портжуа выступили в поход против чикачей добровольцами и выказали отменную доблесть, ваше высочество…

— Прекрасно, господа, прекрасно!

Княгиня протянула молодым людям свою «августейшую» руку. Они безмолвно поклонились. Флорис выпрямился первым и устремил пылающий взор в огромные голубые глаза «княгини». Та спокойно выдержала его взгляд.

— Итак, господа, вы принимали участие в этой победоносной кампании? Я обожаю рассказы о сражениях! — С этими словами княгиня повернулась к своим обожателям.

Согласно правилам этикета это означало, что представление завершилось. Флорис сжал кулаки и двинулся вперед, чтобы помешать княгине ускользнуть.

— О, вашему высочеству (на этом слове Флорис сделал ударение), конечно, известно, что гораздо легче взять в бою форт, нежели образумить упрямую женщину!

Княгиня соблаговолила улыбнуться в ответ на эту реплику. Придворные хихикали и шушукались. Попюлюс де Проте и Гаэтан д’Артагет, также состоявшие в свите знатной особы, поспешили на помощь своему другу.

— Черт возьми, Портжуа, мы все немного загрубели на войне… Ее высочеству еще надо свыкнуться с простотой здешних нравов… не сердитесь на маркиза, ваше высочество, он, как и мы, совсем недавно вернулся после схватки с дикарями!

Княгиня томно обмахивалась веером.

— Я нисколько не сержусь на маркиза… У нас в Петербурге не такой строгий этикет, как в Версале… Знаете, господа, однажды моя любимая тетушка-царица…

Последние слова потонули в гуле голосов. Княгиня в сопровождении своих обожателей направилась к террасе.

Флорис и Адриан словно приросли к полу. Они были настолько потрясены чудовищной наглостью Батистины, что едва слышали восторженные возгласы гостей.

— Какая красавица!

— Что за величавость, черт возьми!

— Изящество, мой милый!

— Вы видели ее украшения, Жозефа?

— Сокровища короны, дорогуша!

— Сразу видно особу царских кровей!

— А воспитала ее французская гувернантка!

— Вот почему она так хорошо говорит!

— Весь город лежит у ее ног!

— Зачем ей понадобилась колония, Маргарита?

— Ревность императрицы!

— Король принимал ее в Версале?

— Конечно, моя дорогая, со всеми почестями!

— Она приехала на Миссисипи со своим «двором» — фрейлинами и слугами!

Флорис, погруженный в свои мысли, внезапно вздрогнул — кто-то тянул его за рукав.

— Гальялда, судаль, я плисла!

Молодой дворянин опустил глаза — перед ним стояла малышка Эмилия. Взвизгнули скрипки, и по залу полетели танцующие пары. Флорис повел Эмилию, но тут Адриан кивнул ему, незаметно показав на даму, которая буквально прилипла к стойке одного из роскошных буфетов. Мрачное лицо Флориса осветилось саркастической улыбкой.

— Я… прошу простить меня, мадемуазель, я вернусь к вам на павану!

Это было редкостным хамством. Флорис стремительно удалился, оставив несчастную Эмилию посреди залы. Он подошел к брату, и оба они осторожно подкрались к особе, привлекшей их внимание. Дама не заметила их, поскольку была поглощена своим занятием — перед ней стояло огромное блюдо с крабами и рисом, а стоящий рядом раб постоянно подливал ей в бокал мускат.

Несмотря на роскошный парик и розовое атласное платье, выгодно подчеркивавшее пышные формы, Флорис и Адриан без труда узнали толстуху, с которой беседовали на хлопковом поле.

— Добрый вечер, мадам Деде! — прошептал Флорис ей на ухо.

Упитанная особа едва не выронила тарелку. Она переводила глаза с одного на другого, не в силах произнести ни слова, и только разевала рот, словно выброшенная на берег рыба. Если бы это было возможно, она провалилась бы под землю или хотя бы уползла на четвереньках под буфетную стойку. Однако Флорис не дал ей времени опомниться. Он схватил ее за руку, а Адриан вежливо принял у нее тарелку и стакан.