Тариф на любовь

Ася кивнула:

— Нархоз.

— Первый наш заказчик, — улыбнулся Иван. — Так вот, ты обратила внимание, что оформление контрольных работ изменилось? Нельзя менять последовательность заданий, ответы записываются не как в школе, с подробными объяснениями, а только числа или соответствующие измерения в определенном месте…

Ася кивала каждому слову Ивана, и он почувствовал азарт работы. Вдруг показался важным и значительным его вклад в общее дело. И все только потому, что кто-то заинтересовался его работой. Не зарплатой, не карьерой, не загранкомандировками и стажировками и даже не престижем — за компьютерами будущее, — а теперешним процессом, настоящими результатами его труда.

— Мы не занимаемся банками, — заскромничал Иван и сразу уточнил: — Только в программе вуза. Банкиры имеют собственный центр. Но у нас налажены отличные связи с предприятиями, заводами, редакциями, торговлей, а теперь и сельским хозяйством, — торжественно закончил Иван.

— Ура! — браво приветствовала его Ася. И зевнула. — Извини. Интересно, который час?

Ваня посмотрел на часы, перевел взгляд за окно, снова на часы и виновато улыбнулся.

— Ну? — подтолкнула его Ася.

— Уже поздно, — слукавил он и с неохотой добавил: — Наверное, мне пора.

— Еще вчера, — согласно кивнула Ася. По ее виду трудно было догадаться, шутит она или говорит серьезно. Но ее недавний интерес к беседе смягчал негостеприимную прямоту.

— Но уже сегодня, — внес поправку Иван.

— Прекрасно. Более точного времени я не узнаю. Секрет.

Иван покрутил браслет на запястье, еще раз взглянул на циферблат и провинившимся голосом ответил:

— Четверть третьего.

— Господи! — Ася прижала ладонь к груди, как будто сердце заболело. — Мне же на работу утром!

Примерно такой реакции и ожидал Ваня, но как не хотелось уходить! Он тоже устал, голова сонно отяжелела, веки царапали сухие глаза. Закрыть бы их, припасть ой к Настиному плечу, уткнуться лбом в ее шею, отнести в постель, прижаться к ней, теплой, мягкой, ласковой, и уснуть — потом, немного позже. А сначала… А потом прижаться и уснуть.

Ася все причитала по поводу позднего времени.

— …А сна — ни в одном глазу, — удивленно закончила она, зевнув. И рассмеялась.

— Мне пора.

Однако Ваня продолжал сидеть. Ася допила вино и встала.

В коридоре, около двери, она мягко положила ладонь на руку Ивану.

— Спасибо тебе, Ваня, — проникновенно сказала она. — Ты мне очень помог сегодня.

— И ты мне, Настасья.

— Издеваешься? — рассмеялась Ася. — Я тебя обругала, накричала, нагрубила…

— И дала выговориться, — продолжил он. — И внимательно слушала, и не жалела, и не пренебрегла, и успокоила. И еще что-то.

— И что? — Ася склонила голову набок. «Господи, — успела она подумать, — если я начала кокетничать, значит, точно надо закрывать лавочку».

Иван осторожно накрыл пальцы, казалось, забытой руки на своей руке и тихо, доверительно продекламировал:

Ася быстро вырвала руку и погрозила пальчиком:

— А дальше? — рассмеялся Иван, открывая для себя еще эрудированность и находчивость девушки.

— Дальше ищите сами.

— Хоть назови автора, Настенька.

— Баратынский. До свидания.

— И тебе до свидания.

И только захлопнув дверь своей квартиры, Иван сообразил, что Настя так и осталась для него неприкосновенной.

Глава 8

Через два дня наступила осень.

Первое сентября. Начало нового витка, очередного аврала у Аси и начало большого периода, почти новой жизни у шестилетней Кати.

Накануне девочка радостно продемонстрировала себя в школьной форме взрослым друзьям, а Асе показала еще и Ванин подарок — яркий пенал с карандашами, фломастерами и ручками. И снова подивилась Ася его заботливому вниманию к ребенку, и ее кольнуло в сердце воспоминание, как он переживал, когда узнал о беременности жены после аборта. Подумала Ася и о своем невнимании к Катюше. Порывшись в сумке, достала недавно купленную капиллярную ручку с рисунком в стиле древнеегипетских фресок и под восторженное детское «о-ох!» положила в новенький пенал рядом с другими принадлежностями.

Утром первого сентября, выходя из дома, она мысленно пожелала удачи новоиспеченной школьнице и ее другу — соседу с первого этажа. А через час в мыслях Ася держала только процентовки, тарифы и цифры, цифры, цифры…

Месяц начался.

Ася возвращалась домой на «автопилоте», ноги несли — и то радость. Повалившись на тахту, она приходила в себя и часам к десяти становилась просто нормальным уставшим человеком. Шла на кухню и начинала готовить, как говорил Остап Бендер, то ли поздний ужин, то ли ранний завтрак. Или же представляла себя английской аристократкой (в какой-то книге она вычитала, что англичане ужинают в одиннадцать часов), утомленной светскими развлечениями. Хороши развлечения: сплошной каламбур цифр, за которыми заработок конкретных людей, если ошибешься — голову оторвут. Английским графиням такое в кошмарном сне не приснится.

После ужина Ася позволяла себе полчаса поэзии — читала или тихо бубнила стихи на память. Новые книги в первой половине месяца Ася не начинала. Однажды, еще в институте, ей попался замечательный детектив польской писательницы. Она не могла оторваться от него всю ночь и — провалила зачет по математике, своему любимому предмету. С тех пор зареклась не открывать новую книгу в загруженные дни.

И после короткого отдыха — спать. К исходу второй недели даже сон не снимал усталость. Закончив отчет, один экземпляр которого скрывался в папке, а второй от давался секретарю для изучения начальником и отправки в трест, Ася откидывалась на спинку стула за рабочим столом, упиралась затылком в стенку, закрывала глаза и отрекалась от всего мира. Бездумное Божье создание. Только ступни скрещенных ног, обутые в элегантные туфли-лодочки, мерно покачивались вправо-влево, отсчитывая уходящие в прошлое минуты, уходящую жизнь.

— Привет, собственникам!

— Привет, моя вера. Заходи, — вяло отозвалась Ася и, оставив подругу в коридоре, поплелась в комнату.

— Что за тон?! — громогласно возмутилась Вера из прихожей. — Я честно выждала твой отчет и так же честно жду радости твоей от моей особы.

— Спасибо, «твоей-моей». — Ася невольно улыбнулась цветистому обороту подруги.

С Верой ее связывала особая дружба. Обе из райцентров, они представляли противоположность стремлений и порывов. Асе импонировали интеллигентность, тихий правильный выговор, красивые литературные обороты речи, сдержанность манер. Вера, подбоченившись, выпятив роскошную грудь, величаво именовала себя «селянкой в опере». Словно напоказ выставляла она сомнительно-деревенское происхождение. Работая наборщицей в типографии, отлично зная русский и украинский языки, она непременно смешивала их воедино при разговоре, не чуралась крепких выражений и яростно жестикулировала при этом. Для нее не существовали мужчины и женщины — только мужики и бабы, девки и пацаны. После длительного общения с подругой Ася долго еще следила за своей речью, старательно избавляясь от перенятых рабоче-крестьянских словечек, не украшающих лексикон административного работника-интеллигента.

Натура подруг отражалась и в одежде. Спокойным, выдержанным или строгим темным тонам, которые любила Ася, Вера предпочитала яркую ткань, изобилующую разными цветами, на которые только способна фантазия отечественной текстильной промышленности. Ася терпимо относилась к гардеробу подруги, но, идя рядом с ней по улицам, чувствовала себя неловко, в то время как Вера цвела ярче, чем букеты на ее платье, довольная производимым эффектом.